Алексей Андреев - Среднерусские истории
– Эй! Кто-нибудь! Здесь есть? Эй!
Никто не отзывался. Где-то плескалась, играла рыба – и все.
Женька понял, что остался на озере один. Все разошлись. И Макс уехал. Или просто не отзывается?
– Макс, ответь!.. Эй, люди!
Женька почувствовал, что замерзает. То ли на самом деле похолодало, то ли… Он закрутился на месте в панике, не понимая, что делать, куда плыть? Забарахтался… Сказал себе: «Хватит, хватит! Стоп!» И поплыл наугад…
Одежду свою он все-таки нашел. Может, через час, может, через полтора. Сначала нащупал ногами песчаное дно. Понял, что приплыл к противоположному берегу, где был небольшой пляж, на который раньше всегда бегал. Позвал, надеясь, что кто-то здесь еще есть, остался. Вышел на берег, попрыгал, согреваясь. Передохнул. И поплыл обратно, стараясь грести размеренно и держаться чуть правее. И почти попал… Во всяком случае, на кусты наткнулся сразу и искал проход уже недолго…
Когда выжал трусы и оделся, поеживаясь от вечерней, а может, уже и ночной прохлады, выломал длинный прут, прошел по памяти приблизительно в то место, где выходил из машины, принюхался и вроде бы даже почувствовал запах натекшего масла, зачем-то еще раз позвал Макса, хотя все уже было ясно, потоптался, наткнулся ногой на пустую бутылку, отвернулся от своей палки, валявшейся у воды, сориентировался и двинулся вдоль озера к пляжу, откуда помнил дорогу до дач…
По случаю пятницы и хорошей погоды жизнь на дачах кипела. Где-то жарили шашлыки, где-то скандалили, где-то звенели посудой, где-то уже визгливо пели, словно прощаясь навсегда со своей пропащей жизнью, взрослые пьяные голоса схлестывались с возбужденными детскими, на них накладывался заполошный лай собак, то затихающий, то опять вспыхивающий в разных концах поселка, многие дома громыхали каким-то боевиком из телевизора, запахи еды перебивались дымом сигарет, пока их вдруг не глушила мощная вонь навоза, завезенного на какой-нибудь участок.
Женька шел вдоль заборов, по-разному откликающихся на постукивание прута, иногда натыкался на прижатые к ним машины, которые или молчали, или настороженно квакали, а некоторые сразу начинали истошно вопить, и тогда рядом появлялся сердитый хозяин и тоже вопил, только матом. Женька шарахался к другому забору, напротив, извинялся и двигался дальше. Он помнил, что если подняться от пляжа и идти по дороге дальше, никуда не сворачивая, то можно добраться до перекрестка с асфальтом, по нему свернуть направо, потом налево, вновь направо – и выйти к трассе, идущей мимо поселка в городок. А там автобусная остановка, люди, проезжающие машины. О том, что уже поздно и автобусы скорее всего не ходят, он старался не думать. Все равно другого пути отсюда не было. Просто шел и шел, отстукивая участки, пока с одного на помощь очередной разоравшейся машине не выскочила собака. С истошным лаем она стала хватать Женьку за ноги, он заметался, спасаясь от злых острых зубов, куда-то повернул, побежал, выставив перед собой прут, упал, собака наконец отвязалась, цапнув напоследок за ляжку, он поднялся… и понял, что не знает, куда двигаться дальше. Пошел наугад, повернул раз, второй – и заблудился окончательно…
Жизнь в поселке постепенно затихала, успокаивалась, пряталась в дома и отходила ко сну. Лишь вдалеке еще мотались туда-сюда с пулеметным треском мотоциклы, одиноко выла собака, да Женька все бродил сомнамбулой по хитросплетениям дачных улиц, где одна переходила в другую порой так причудливо, что и зрячему-то было не разобраться, а уж слепому тем более. Пару раз, слыша за заборами близкие голоса, он спрашивал про дорогу к остановке, но ответы, сопровождаемые невидимыми для него жестами, запутывали еще больше. А попросить о помощи он стеснялся. Да и не верил, что кто-то ему захочет помочь. Хотя сейчас и просить было некого – вокруг все, похоже, уже спали. Только собственное его неуверенное шарканье разносилось по улице, пугая ополоумевших цикад.
Ему казалось, что он уже никогда отсюда не выберется. Так и будет ходить в этих дачных лабиринтах, пока не свалится где-нибудь и не умрет. Это было глупо, но ничего поделать с такими мыслями он не мог. Так страшно было и одиноко, что хотелось плакать. И он уже начал всхлипывать себе под нос, пока не уперся в очередной забор. Опять надо было поворачивать, а куда – направо или налево? И зачем, если там вскоре будет то же самое? И сил уже нет, и бьет озноб, и хочется лечь и забыться…
Женька прислонился к редкому штакетнику, сполз на землю и тихо заскулил…
Он не слышал, как в доме открылась и закрылась дверь, как щелкнула зажигалка. Зато почувствовал запах. Поднялся и неуверенно позвал:
– Здравствуйте. Извините. Вы меня слышите?
Что-то звякнуло, послышались грузные шаги.
– Кто там?
– Я здесь, на дороге.
Шаги приблизились и замерли по другую сторону забора. Женька догадался, что его сейчас освещают фонариком и изучают.
– Ну, чего? – наконец спросил мужской голос. – Только тише давай, ребенок спит.
– Я ребят наших потерял.
– Каких ребят?
– С которыми сюда приехал.
– Здесь, что ли, потерял?
– Нет, на озере. Мы купались, я вылез, а их нет. Макс и Вась… Максим и Василий. Не знаете?
– Не знаю.
– Максим из армии недавно вернулся, а Василий скоро пойдет. У него здесь дача. У отца его.
– На нашей улице?
– Не знаю. Может, и на вашей. Я там ни разу не был. Мы на машине приехали. Из города. Прямо к озеру. На «шестерке».
– Здесь «шестерок» этих, как… – Мужик поплевал на окурок и щелчком запустил его на дорогу.
– Да, да…
– Не знаю я таких.
Со двора отчетливо пахнýло машиной.
– Я слепой, – жалобно сказал Женька, вдруг подумав, что вот здесь есть автомобиль, а вдруг?..
– Я понял.
– Мне в город надо. Там мама...
– Чего, не предупредил ее?
– Записку оставил, но она все равно… – Голос его дрогнул. – Холодно, никак не просохну.
– Да, свежо… Чего ж ты от озера ушел? Они, может, тебя там и ищут?
– Нет… не знаю… они уехали.
– Хорошие у тебя друзья.
– Я с Максом только дружил.
– И он уехал? Хороший друг.
Женька виновато промолчал.
На участке скрипнула дверь, и женский голос негромко спросил:
– Сергей, ты где? Сколько можно курить?
– Сейчас, сейчас, – отозвался мужик.
– А до города сколько? – все еще на что-то надеясь, не без робкого намека спросил Женька. – Если пешком?
– Как идти… Вообще километров восемнадцать.
– Да, далеко. Я не дойду.
Теперь промолчал мужик.
– А вы… – совсем уже было решился попросить Женька, но мужик его тут же прервал:
– К остановке тебе надо идти. Попутку ловить. А может, и друзья тебя там найдут. Мотоциклы слышишь?
– Да, слышу.
– Они как раз между магазином и остановкой гоняют. Сейчас объясню…
Он открыл калитку, вышел, развернул Женьку в нужную сторону и помог пройти несколько метров, по пути все подробно объясняя…
– Понял? – спросил, остановившись.
Женька кивнул, хотя большую часть объяснений пропустил, сосредоточившись на том, чтобы не дрожать и не всхлипывать.
– Здесь не заблудишься. Главное – до асфальта дойти, а там все просто… Ну бывай.
Шаги его стали удаляться, скрипнула калитка…
– Спасибо, – сказал Женька.
– Не за что.
Дверь закрылась, лязгнул крючок. Женька судорожно вздохнул, понял, что прут так и остался лежать где-то у забора, вытянул вперед руку и медленно пошел на треск мотоциклов...
В какой-то момент он принялся считать шаги – это отвлекало. Потом споткнулся и сбился. Еще раз обо что-то споткнулся – и поднял палку. С палкой пошел чуть быстрее. В одном месте до него донесся сильный парфюмерный запах, который он сразу узнал. Остановился, несколько раз позвал Макса, ответа не дождался, хотя ему и показалось, что за домом кто-то сдавленно хихикнул, и двинулся дальше.
Когда палка наконец застучала по асфальту – Женька ушам своим не поверил. Но вот и под ногой вместо шуршащей травы и колдобин появилось твердое и ровное. И прямо перед носом, обдав вонючим жаром, пролетели мотоциклы. Оставалось вспомнить, куда мужик велел повернуть… И тут где-то вдали справа возник нарастающий гул, быстро приблизился и тут же, удаляясь, пошел на спад. Дорога была там…
Пока он шел к дороге, гул возникал еще несколько раз – несмотря на ночь, машины там ездили. Только вот проскакивали они мимо поселка так стремительно, словно боялись его и хотели как можно быстрей миновать.
Дважды Женьку сзади настигали выезжавшие из поселка машины, он поворачивался, поднимал руку, но те только прибавляли ходу. Зато вторая помогла понять, что он уже близок к дороге: проехав мимо, она неподалеку скрипнула тормозами, затем взвизгнула покрышками и с ревом пошла набирать скорость.
Женька стал внимательнее постукивать впереди себя и слева и вскоре понял, что добрался до того места, где одна дорога вливалась в другую. А значит, и до остановки. Хотел перейти на другую сторону, где, помнилось, когда-то были навес и лавка, но тут вдруг возникли мотоциклисты. Наскочив сзади, они принялись, как злобные шершни, кружить вокруг Женьки, то почти наезжая на него, то чуть отдаляясь, чтобы тут же вернуться и снова наехать. И все это практически молча – одни моторы трещали оглушительно, и все. Никаких голосов. О присутствии людей можно было догадаться лишь по запаху перегара, иногда смутно угадываемому в бензиновом чаде. Но этого было так мало, что казалось, будто мотоциклы кружат сами по себе, никто ими не управляет, кроме их собственной механической воли. И, как они равнодушно наезжают, касаясь то боком, то колесом, так же могут равнодушно и переехать. А затем еще и еще, пока окончательно не размажут по асфальту…
