Эмиль Брагинский - Тихие омуты
– Гнилое яблоко от гнилой яблони недалеко падает! – И мачеха вышла из машины, саданув дверцей.
Когда Антон Михайлович вышел из пляжной кабины и предстал перед Джекки облаченным в смокинг, та откровенно восхитилась:
– Откуда у вас здесь смокинг?
– По ошибке запихнул в чемодан вместо костюма.
– Вы просто щеголь.
– Я рад, что ты наконец это заметила, – нежно произнес доктор.
– Куда мы собрались? – поинтересовалась Джекки.
– Грабить богатеев!
Влюбленные шли мимо террасы дома отдыха, куда Каштанов приезжал на телеге. Сейчас здесь стояло несколько автобусов. Мужчина объявлял в мегафон:
– Желающие совершить экскурсию на празднование пятисотлетия города Крушина, садитесь в автобусы. Отправление через двадцать минут.
Нарядная толпа собиралась у автобусов.
Антон Михайлович на ходу говорил по сотовому аппарату:
– Кардиограмма?.. Вернулась в исходную?.. Пусть спит...
Джекки спросила:
– Что значит «в исходную»?
– Это значит, что кардиограмма стала такой же, как до операции, это важно.
В эти минуты рядом с парочкой возникла Полина Сергеевна:
– Добрый день, Каштан! Я приехала за тобой! – Джекки она подчеркнуто не замечала.
Каштанов замялся, затравленно переводя взгляд с одной женщины на другую.
– Я не могу уехать! Я дал подписку о невыезде!
Эти слова услышала подошедшая Варвара Петровна:
– Уехать домой я вам разрешаю!
– Вот видишь, дорогой, все складывается удачно. Я лучше тебя знаю, что тебе надо.
– Да... но я... я как бы не хочу...
– А... – издевалась жена. – У тебя ведь не легкий курортный романчик, а глубокое чувство.
– Глубокое чувство так скоропалительно не возникает! – Владик тоже не замедлил появиться.
– Поля, – доктору было тошно, – умоляю, не надо выяснять отношения, уезжай!
– Вы-то почему молчите? – поддела жена соперницу.
Джекки ничего не ответила.
Вмешался Никита, который стоял в стороне, но все видел и, соответственно, все слышал. Он понял, что отец нуждается в подмоге:
– Приглашаю поужинать всех! Я угощаю!
Но на приглашение никто не отозвался. Каштанов глазами поздоровался с сыном.
– Антон Михайлович, – мягко проговорила добродетельная Варвара Петровна, – эта интрижка все равно скоро кончится.
– Почему? – притворно возразила Полина Сергеевна. – Новой жене понравится варить ему по утрам овсяную кашу, покупать обезжиренный творог, следить, чтобы он не забыл принять лекарство против склероза, а спустя несколько лет, пардон, выносить за ним горшки...
Антон Михайлович и Джекки молчали.
Варвара Петровна приняла эстафету:
– Антон Михайлович, она моложе вас на много лет и, уверяю вас, есть исторический опыт, скоро-скоро она начнет вам изменять.
– Джекки, прошу тебя, – жалобно проканючил Владик, – изменяй со мной!
– Леди, я любуюсь вами обеими, – сказал Никита, – какие вы добросердечные, душевные!
А Полина Сергеевна добивала конкурентку:
– Если же вы рассчитываете на наследство, то промахнулись. Квартира принадлежит мне, дача его сыну – вот этой балаболке. И валютного счета у него нет. Он – голь перекатная!
Джекки и Антон Михайлович по-прежнему не произносили ни слова.
– Вношу уточнение, – серьезно проговорил Никита. – Дача принадлежала, принадлежит и будет принадлежать отцу!
– Кстати, – продолжала Полюшко-Поле, – он, ты еще этого, Каштан, не знаешь, – он уже и не директор Хирургического центра. Министр подписал приказ. Думаю, история с двумя миллионами ускорила решение о его снятии с должности. Так что он теперь... просто докторишка.
Джекки и «докторишка» будто онемели.
– Так ты едешь со мной или нет? – поставила вопрос ребром Полина Сергеевна, в упор глядя на мужа.
Вместо ответа Каштанов взял Джекки за руку и повел прочь.
– Никита, доставь меня, пожалуйста, на станцию! – попросила Полина Сергеевна.
– Дорогая мачеха! После того что вы тут устроили, идите пешком! – холодно отказал пасынок. – Тут рукой подать – всего двенадцать километров! – И Никита тоже удалился.
Полину Сергеевну выручила Муромова:
– Меня срочно отзывают в Москву. Я вас заберу с собой.
– Спасибо. Кстати, скажите – Каштанову что-нибудь грозит по вашей линии?
– Кажется, ничего. А вот та особа – угроза серьезная! Хищница! – И Варвара Петровна поглядела вслед удаляющейся парочке.
Две дамы направились к милицейскому автомобилю. Владик остался один и принял решение, популярное в нашем народе:
– Пойду напьюсь!
В бильярдной собралась вся веселая компания – охранник и гарем Ёжикова. Супермен демонстрировал им свое меткое искусство.
В дверях возникли Каштанов и Джекки.
– Господин Ёжиков, у меня мечта сыграть с вами, с таким маэстро...
Ёжиков вперился взглядом в джентльмена:
– Михалыч, ты ли это?
Доктор был строг:
– Господин Ёжиков, как вы видите, я с дамой, извольте соблюдать этикет!
Ёжиков спрятал улыбку:
– Извините, Михалыч!
– Вы хотели сказать – Антон Михайлович! – поправил Каштанов.
– Да, да, конечно, Антон Михайлович! – Ёжиков бросил взгляд на Джекки. – Должен заметить, дорогой Антон Михайлович, что для лодочника у вас изысканный вкус. Еще я должен заметить, что не играю даром!
– Я тоже! – с холодной любезностью ответствовал франт в смокинге.
Великая баталия гремела в бильярдной. Антон Михайлович произносил команды, мало понятные рядовым читателям и непросвещенным зрителям, но, очевидно, понятные пронумерованным костяным шарам, ибо те выполняли команды беспрекословно.
– Четырнадцатого от двух бортов в середину!
– Туза дуплетом в угол!..
– Оборачиваю к себе в среднюю!..
Одни шары с клопштоссом, то есть с треском, влетали в угловые лузы, другие – нежно и неторопливо падали в средние. Шары катились по зеленому сукну, огибая препятствия и опровергая законы геометрии.
Джекки смотрела на Антона Михайловича восторженными, зачарованными глазами.
В разгар битвы в бильярдной объявился Никита и направился к Джекки.
– Молодец старик! – от души высказался сын, оценив игру родителя.
– Он не старик! – тотчас парировала Джекки.
– Браво, Джекки! Но я, между прочим, играю посильнее отца, у меня глаз меткий, удар крепкий! А всем своим бильярдным штучкам и фокусам он меня обучил.
– Вы хвастун! – сказала Джекки.
– Есть немножко, – признал Никита.
Каштанов, обходя вокруг стола, ласково потрепал сына по загривку.
– Вам не надоело смотреть, как папочка раздевает этого купца? В студенческие годы будущий академик бильярдом деньги заколачивал и, говорят, неплохо существовал. Пойдемте в бар, дернем! – пригласил Никита.
Джекки мягко отклонила предложение:
– Отвяжитесь, Никита, пожалуйста!
– Жаль. Вы могли бы стать для меня очередной вечной любовью! – с иронией воскликнул Никита.
Тем временем игра закончилась. Сияющая Джекки зааплодировала и подбежала к победителю с поздравлениями.
Ёжиков продемонстрировал умение проигрывать. Он дал знак охраннику, тот поднес кейс. Ёжиков открыл его и вынул зеленоватые банкноты, которых в чемоданчике еще было немало. Затем положил две на сукно:
– Здесь сто пятьдесят долларов, которые я продул.
– Это ровно столько, сколько нам надо на полет! – шепнул победитель своей даме и церемонно поцеловал ей руку.
– Доктор, какой вы несовременный, – нежно сказала Джекки.
– Я исправлюсь! – пообещал Каштанов.
– Ни в коем случае! Не исправляйтесь, пожалуйста.
– Но, – продолжал Ёжиков, – за такую фантастическую игру вам, Антон Михайлович, полагается премия. Я добавляю еще сто баксов!
Гарем Ёжикова бурно восхитился щедростью хана. Каштанов спокойно взял выигрыш и спрятал в карман смокинга. Купюру в сто баксов он тоже взял.
– Господин Ёжиков, – добродушно попросил Антон Михайлович, – не будете ли вы столь любезны подать моей даме пиджак?
Поскольку в бильярдной было душно, пиджачок Джекки висел на спинке стула.
– С удовольствием! – Ёжиков подошел, снял со стула пиджак расправил и помог Джекки надеть.
– Спасибо, Леша, – вздохнула Джекки. – Сочувствую!
– Благодарю вас. – Каштанов сунул Ёжикову в руку зеленую бумажку. – Это вам сто баксов на чай.
Ёжиков принял доллары, воскликнул: «Молодец, Михалыч!» – и зааплодировал. Одобрительно прощебетал гарем.
– За такие бабки лучше бы я подал пиджак, – притворно огорчился Никита и обратился к проигравшему: – Вы не желаете, отыграться на мне, господин Ёжиков?
– Желаю!
На центральной площади Крушина, примыкавшей к озеру, юбилейное торжество бурлило вовсю. На старинном здании пожарного депо с красоткой-каланчой был прикреплен плакат «Крушину – 500 лет». Гирлянды воздушных шаров и разноцветных лампочек, которые уже горели, делали площадь праздничной. На украшенном флажками причале военный духовой оркестр наяривал марши. К причалу пришвартовался иллюминированный прогулочный кораблик, откуда посыпались на берег нарядные люди. Ларьки, киоски торговали сувенирами, спиртным, пирожками, сладостями. На краю площади стояли десятки автобусов и автомашин, которые привезли разодетых горожан, селян и отдыхающих. На сколоченной эстраде выступала самодеятельность в кокошниках и сарафанах, они старались перекрыть духовой оркестр, исполняя что-то национальное, народное. В толпе шныряли на велосипедах мальчишки. Вся водная гладь была запружена лодками. Какой-то лихач, как слаломист, делал между шлюпками головоломные зигзаги на скутере.
