Жорж Коншон - В конечном счете
— Она очень дорожит своим местом у Драпье? Много ей платят?
— Не знаю.
— У меня есть к вам предложение, Этьен. Не могли бы мы сейчас пообедать вместе, втроем. Мы условимся, в какой ресторан пойти, и я буду вас ждать там. А вы ее предупредите по секрету. Все это можно проделать без огласки.
— Не думаю, чтобы это было необходимо, — сказал Марк. — Я ей доверяю.
— Тем лучше для вас, мой дорогой. Я умываю руки. Имейте в виду, я ничего не имею против того, чтобы она вас опровергла.
— Я знаю, — сказал Марк.
* * *Марк рассказал Полетте, что произошло на заседании. Полетта заметила, что эта девица не внушает ей доверия и что он не должен на нее надеяться. Но Марк понимал, чего стоит эта оценка. Кристина Ламбер относилась, по его мнению, к тому типу женщин, которых решительно не выносят другие женщины.
После беседы с Кристиной в те дни, когда на нее пало подозрение Шава, он не искал больше случая заговорить с ней. Марк считал Кристину очень одиноким существом — ведь ей надо было противостоять не только неприязни, которую она внушала женщинам, но и влечению, которое испытывали к ней мужчины. Он тоже был одинок, а одинокий человек всегда узнает одинокого. Он был уверен, что не ошибся. И дело здесь было не в тех или иных подмеченных им деталях, а во всем ее душевном складе.
Марк испытывал к ней уважение. Он считал, что Кристина поступила мужественно, так прямо и откровенно объяснившись с ним насчет бойкота, которому решил ее подвергнуть Шав. Она пришла не жаловаться. Ее слова настолько отличались от того, что он ожидал услышать, так не походили на то, к чему он привык, настолько противоречили всем его представлениям об отношениях с подчиненными, что он даже не очень хорошо понял цель ее прихода. Чего она, собственно говоря, от него хотела? Он не догадывался, что Кристина пришла просто для того, чтобы заявить ему: «Это сделала не я. Я не могу доказать, но это сделала не я, и я была бы счастлива, если бы вы мне поверили». Она произвела на него очень хорошее впечатление.
— Я знаю, — сказала Полетта. — Она произвела на вас прекрасное впечатление. И в этом все дело. Но еще не известно, были ли обоснованы падавшие на нее подозрения. Вы так и не пожелали выяснить это до конца.
— А зачем? Если бы доносчицей была она, это и так выяснилось бы. Уж вы сумели бы это доказать.
— Кто это мы?
— Почтенная, всемогущая корпорация женщин.
— Вы находите это остроумным?
— Нет, нет, — сказал Марк.
Он сел и положил свою папку на стол.
— Какой идиотизм, — проговорил, он. — Я всецело завишу от мадемуазель Ламбер. — Он спокойно закурил. — Просто идиотизм. Но раз так, уж лучше верить в нее. Вы не находите?
— Если все произойдет, как вам хочется, вы сможете остаться здесь?
— Нет. Все же не смогу.
Он посмотрел на свою папку.
— Вы не печатали мои материалы в двух экземплярах?
— Нет. Я вам уже говорила. Почему вы спрашиваете?
— Просто так, чтобы быть в этом уверенным.
— Почему вы мне задаете все один и тот же вопрос? У вас что, создалось впечатление, что он знает ваши материалы?
— Как он может их знать, раз вы печатали их в одном экземпляре?
— Но он все же их знает? Да?
— Нет.
— Нет — нет или нет — да?
Полетта старалась поймать взгляд Марка.
— Послушайте, — сказал он. — Вы же знаете, что…
Она пожала плечами.
— Который час? — спросила она.
— Без четверти час.
— Вы не могли бы отвезти меня домой?
— Разве вы завтракаете не в столовой?
— Сегодня — нет.
— Меня ждет Женер, но…
— Очень жаль, — сказала она.
— Ну конечно, мой мальчик, — ответил Женер, — это неважно, приходите, когда сможете, не торопитесь. Сделайте все, что вам нужно. В котором часу вы думаете быть у меня?
— Около половины второго.
— Очень хорошо.
— До скорой встречи, господин Женер.
— Алло… Марк… Что это за история с Морелем?
— Я вам объясню, — сказал Марк.
Он вспомнил вечер, когда Дениза так поносила Ансело, что ему казалось это почти неприличным. Марк подумал тогда, что Дениза ругает Ансело, чтобы оправдать себя за то, что она его бросила.
— Впрочем, нет, — поспешно добавил он. — Мне нечего вам объяснять. Я полагаю, господин Брюннер уже у вас?
— Да, он уже здесь. И мы не спеша будем пить «порто», поджидая вас.
— Договорились, — сказал Марк.
Они проехали через площадь Согласия как раз в то время, когда начался ливень. Полетта молчала. Она сидела прямо, в неестественно-напряженной позе и, казалось, ничего не видела перед собой. Когда они, переехав на тот берег Сены, миновали дом Инвалидов, ливень уже стих. Ветер трепал зеленоватый брезент палаток, неизвестно зачем поставленных здесь.
Марк гнал машину, радуясь, что может быстрой ездой успокоить взвинченные нервы. Затянувшееся заседание совета измотало его меньше, чем он ожидал. Когда он вышел на улицу, у него слегка закружилась голова и зарябило в глазах, но и только. Лучше всего было бы идти и идти, без оглядки, без цели, чтобы устать и забыть обо всем. Ему не хотелось думать о вечернем заседании совета. Быть может, он внутренне уже покончил все свои счеты с банком. Ему был неприятен предстоящий разговор с кузенами.
— Полетта, — сказал он, — знаете, чего мне сейчас хочется больше всего? Чтобы на этом все кончилось. У меня нет никакого желания узнать конец этой истории. Вы меня понимаете?
— Да, — ответила она.
Но Марк даже не был уверен, что Полетта слышала его слова. Когда он взглянул на нее, она машинально улыбнулась.
— Странно, — снова начал Марк. — Но, пожалуй, все это было даже как-то слишком легко.
— Пока…
— Конечно, пока.
Она закурила, сделала три затяжки и загасила сигарету. Вообще курить она не умела и курила мало.
— Это трудный момент, — сказала она. — Надо, чтобы у вас было желание продолжать борьбу. Надо найти в себе это мужество. Вы еще не выиграли сражения.
— Да, — сказал он. — Я этого и не думаю. Я не думаю даже, что мне есть что выигрывать.
— Предположим на минуту, что мадемуазель Ламбер опровергнет ваши слова…
— Но предположим обратное, предположим, что она скажет правду…
— Тогда все кончится для вас хорошо.
— Нет, — сказал он. — Именно тогда-то все и обернется плохо. Они сейчас обдумывают сложившуюся ситуацию. Они не очень-то мужественны, но все же не оставят в беде своего дорогого председателя. Можете быть уверены, что они сейчас разрабатывают план действий на случай, если она скажет правду.
— И они найдут выход, — сказала Полетта. — Как вы думаете, они с той же легкостью читают мысли, что и чужие секретные материалы?
— Не знаю. Собственно говоря, мне это безразлично. Я больше ни о чем не думаю.
Авеню д’Орлеан была забита грузовиками. Марк вдруг представил себе, как хорошо было бы больше ни о чем не думать до четырех часов. Спать. Или ходить по улицам. Или долго гнать машину, как сейчас, чтобы нужно было так же часто переключать скорости и чтобы не было никаких забот, кроме привычной мысли о сцеплении, которое с рождества заедало. Они подъехали к дому Полетты.
— Не могу же я в конце концов желать, чтобы она солгала! — воскликнул Марк и улыбнулся.
— На вашем месте, — сказала Полетта, — я бы ничего не желала. Я бы спокойно ждала четырех часов.
— Так я и поступлю, — ответил Марк. — До свидания.
— Мне бы хотелось, чтобы вы зашли к нам выпить рюмку аперитива.
— Не могу. Меня ждет Женер.
— Я прошу вас, — сказала она. — Я вас не часто о чем-нибудь прошу. Зайдите хоть на минуту.
Полетта быстро поднялась по лестнице. Марк едва поспевал за ней. Рей открыл им дверь. Он все еще был в своем боксерском халате. Должно быть, после ухода Полетты он снова завалился спать — волосы у него были растрепаны. Сейчас он завтракал. Он снова сел за стол. Под его прибором была расстелена салфетка. Он ел сырой бифштекс, посыпанный сверху мелко нарубленным репчатым луком. Он придумал это блюдо в дни своей спортивной славы. «При такой жратве хоть кто станет чемпионом», — говорил он. За три дня до его матча с Бобби Дэем какой-то репортер сфотографировал его перед прилавком, заваленным луком.
— Ну как, — сказал Рей, — все уже кончилось? Да?
— Нет еще.
— Рей, — спросила Полетта, выходя из кухни с бутылкой «мартини» в руке, — где дети?
— В школе.
— Как, уже ушли?
— Они завтракают в школьной столовой.
— А я считала, что они едят дома, с тобой.
— Ну да, так оно и было до последних дней. Я сперва им не разрешал, но они так настаивали, прямо не знаю, что на них нашло с этой проклятой столовой…
— Ты мог бы мне об этом сказать.
— Я тебе говорил.
— Нет.
— Я ведь пошел на это, — сказал Рей, — только чтобы доставить им удовольствие.
