Алексей Федотов - Свет во тьме
Митрополит Исайя сидел за столом в своем кабинете. До начала приема посетителей оставалось еще двадцать минут. Как всегда бывало, когда он оставался один, в голове его мелькали картины из прошлого.
Он родился на Украине в семье сельского священника в последнее десятилетие девятнадцатого века. Имя Исайи получил в монашеском постриге, а при рождении его назвали Иваном. До революции 1917 года Иван успел закончить духовную семинарию и жениться. Революционные события и гражданская война перевернули все вверх дном и на Украине. В начале февраля 1918 года большевистскими солдатами был злодейски убит митрополит Киевский и Галицкий Владимир. Повсеместно появлялись самопровозглашенные «правители» какого-нибудь села, «главнокомандующие» «армий» в тридцать-сорок бандитов… В церковной жизни все это проявилось в виде расколов и «автокефалий». Человеку, не знакомому с тонкостями канонического права, сложно было разобраться, какая же из церквей на Украине является действительно истинной. Но Иван, не будучи блестящим канонистом, как-то безошибочно почувствовал, что должен быть с теми, кто признает избранного Всероссийским Поместным Собором 1917-1918 годов Патриарха Московского и всея России Тихона. И свою верность Московской Патриархии он сохранял всегда, даже когда во время Великой Отечественной войны оказался на оккупированной территории и за такую верность мог быть казнен.
В тяжелые 1920-е годы, имея жену и двух малолетних детей, Иван принял мужественное решение стать священником. За свою жизнь он перенес много преследований от богоборческой власти, но не озлобился на нее. Более того: во время Великой Отечественной войны он помогал партизанам; из трех его сыновей двое были офицерами, один из них погиб на фронте. Третий сын трудился на оборонном предприятии, а после войны пошел по стопам отца и стал священником, несмотря на давление местных властей.
В 1942 году отец Иоанн овдовел и принял решение стать монахом. Когда же в 1943 году произошел перелом в государственно-церковных отношениях в СССР, потребовалось много новых кадров духовенства, он был пострижен в монашество с именем Исайя и рукоположен в сан епископа.
Во все годы своей жизни он все силы свои отдавал служению Церкви, помощи нуждающимся в ней людям, был патриотом своей Родины, хотя и сожалел о том, что власть в ней принадлежит богоборцам, которые рушат храмы, убивают и преследуют духовенство и мирян. Казалось бы, гонения его миновали. Но только казалось. В годы хрущевских гонений на Церковь он, как и некоторые другие архиереи, имел неосторожность сопротивляться массовому закрытию церквей. В результате в 1960 году архиепископ Исайя был арестован по обвинению в сокрытии доходов и уклонении от уплаты налогов. Суд не смутило ни то, что подсудимый своей вины не признал, ни то, что он готов заплатить, если государство считает, что он что-то ему должен, ни почти семидесятилетний возраст обвиняемого, ни награды, полученные им за поддержку партизанского движения в годы Великой Отечественной войны. Это был один из показательных процессов, призванных устрашить «распоясавшихся попов». Но особенно ранило владыку Исайю то, что главным свидетелем обвинения был его ближайший помощник – секретарь епархиального управления протоиерей Петр Козлевич.
Ничуть не смущаясь, он один за другим приводил десятки «фактов», доказывающих виновность архиерея: там ему пятьдесят рублей дали, а он их не заприходовал, там он церковные деньги вопреки закону потратил на благотворительность и нигде не провел, тогда он налоговую декларацию заниженную подал. Не смутило Козлевича даже то, что архиепископ всегда к нему хорошо относился, поддерживал как мог. На вопрос судьи, почему же он молчал раньше, Козлевич ответил, что церковные структуры – особая среда, которая подавляет личность человека, нарушает у него правильное восприятие реальности. В результате ни Козлевич, ни епархиальный бухгалтер, которые в реальности и были виноваты в неправильном ведении документации архиепископа Исайи, никак не пострадали, а вот архиерей расплатился за чужие грехи несколькими годами заключения. После освобождения он два года был без места, жил за счет помощи сыновей, которые не отвернулись от оклеветанного отца.
Но вот после отставки Хрущева начался процесс реабилитации осужденных в процессе новой борьбы с Церковью. После того, как владыка Исайя был реабилитирован, его сразу назначили управляющим одной из украинских епархий, Патриарх даже возвел его в сан митрополита. Митрополит Исайя воспрял было духом, но в управлении делами Московской Патриархии ему передали обязательное условие, при котором Совет по делам религий дал согласие на его возвращение в качество правящего архиерея. Он должен на новое место служения взять секретарём епархиального управления протоиерея Петра Козлевича.
Владыка вздохнул, но согласился. И вот уже десять лет, во всех трех епархиях, где он за это время служил, «иудушка» (как про себя называл его митрополит) Козлевич неизменно сопровождал его, вникал во все дела, не давал принимать самостоятельных решений и постоянно всем своим значительным видом давал понять, что за ним стоят Совет и КГБ, что митрополит – лишь декоративный управляющий епархией. В реальности же епархией правят советские властные структуры, рупором которых во внутрицерковной среде является именно он, Козлевич. Владыка был слишком стар и болен для борьбы, он старался больше молиться и меньше вникать во все творящиеся в епархии безобразия. Иногда ему удавалось помочь некоторым искренне верующим людям в их желании посвятить свою жизнь служению Церкви, часто сам его молитвенный и спокойный вид гасил некоторые конфликты. Его не трогали в большей степени потому, что у него не было сил для каких-то активных действий по развитию религиозной жизни.
… Воспоминания митрополита прервал вошедший в кабинет секретарь Петровского епархиального управления протоиерей Петр Козлевич. Это был необычайно важный, очень гневливый семидесятилетний мужчина среднего роста с коротко постриженными седыми волосами и небольшой бородкой. Как и всегда, когда он хотел подчеркнуть свою значимость, он был в рясе и камилавке, его бесцветные глаза недовольно щурились сквозь стекла очков в золоченой оправе. Под благословение к архиерею он подходил только во время богослужения, чтобы не вызывать ненужных вопросов у посторонних, а в обычной обстановке не считал нужным это делать. Впрочем, митрополит Исайя и сам не горел желанием лишний раз благословлять того, кто его предал.
– Владыка, у нас сегодня два посетителя, – звучным низким голосом, не спеша, проговаривая каждое слово, начал протоиерей Петр. – Вернее сказать, две группы посетителей. Соборный настоятель архимандрит Анатолий привел кандидата на рукоположение. Зовут его Александр, ему двадцать семь лет, в этом году закончил Московскую духовную академию. Кандидат богословия. Хотел бы служить на сельском приходе, но я полагаю, что нужно посвящать его для собора. Нужно переводить Георгия Грицука, он не вполне соответствует статусу соборного священника.
– Но ведь у него большая семья… – неопределенно промолвил архиерей. – Может, он еще образумится?
– Это ждать бесполезно. Я посмотрел его личное дело, все только ухудшается. С уполномоченным мы поговорили, он согласен зарегистрировать его вторым священником в одном из райцентров.
Козлевич замолчал, давая понять, что вопрос уже решен вне зависимости от того, какого мнения по этому поводу сам архиерей. Митрополит устало поднял глаза:
– Кто еще сегодня?
– Прихожане из села Шершово с жалобой на настоятеля.
– Чем же он им не угодил?
– Да вот проповеди не такие читает, как им хотелось бы. Говорит, что они грешные, а не каются, что детей и внуков не приучили кресты носить и молиться, в храм приходят как в клуб, только сплетни собирать, обличает в суевериях, на исповеди за тяжелые грехи епитимьи накладывает, постоянно напоминает о том, что земная жизнь преходящая, а впереди вечность.
– Но что же он неправильно говорит? – удивился архиерей. – Резковато, может быть, но ведь это правда.
– Правда – это то, что они жалобу не только к нам, но и в райисполком и уполномоченному написали. Но я созванивался по их вопросу, он для властей не принципиальный. Можете решать его сами, как хотите.
– Хорошо. Вы опять хотите быть на приеме мною посетителей?
– Первых да, вторые мне неинтересны. Мне сейчас нужно срочно подготовить ответ в Патриархию на то письмо, о котором я вчера говорил, поэтому начните с жалобщиков, а я потом подойду.
И протоиерей Петр Козлевич величаво вышел из кабинета. Митрополит с грустной усмешкой посмотрел ему вслед. Внешне он никак не боролся с окружавшим его злом. Но он всегда молился. И его молитва, его внутренняя сосредоточенность и внешнее умиротворение гасили многие конфликты в епархии, заставляли людей задуматься о вечности и сделать попытку изменить свою жизнь. Для каждого он находил нужные именно этому человеку простые, но западающие в душу слова. После беседы с владыкой Исайей один раз даже Лев Александрович два часа плакал, а потом месяц не пил. Не действовало положительным образом общение с митрополитом только на Козлевича. У него каждый раз поднималось внутри раздражение, которое он срывал на попадавшихся ему под руку людях, краснело лицо, прыгало давление. Поэтому, хотя он и имел твердое задание присутствовать на всех приемах, которые проводит архиерей, в реальности он бывал только на тех, про которые твердо знал, что они интересуют его хозяев, да и они ему с трудом давались.
