Курт Воннегут - Фокус-покус

При подобных обстоятельствах Суд предписывал считать Восточных людей и/или Индейцев почетными Белыми и соответственно с ними обращаться.

В нашем штате, однако, тех и других было полно, особенно после того, как Индейцы принялись сколачивать свободный от налогов капиталец, перенося контрабандой наркотики по тропкам, не нанесенным на карту, через границу из Канады. Так что у Индейцев была своя отдельная тюрьма недалеко от Гремящей Бороды, как называли это место их предки, а мы его называем «Ниагарский водопад».

У представителей Восточной расы была своя тюрьма в Оленьем парке, на Лонг Айленде, весьма удобно расположенная всего в 50 километрах от их подпольных лабораторий по производству героина, в одном из районов Нью-Йорка, Чайна-тауне.

Когда вы соберетесь с духом, чтобы представить себе, до каких чудовищных размеров разрося наркобизнес в нашей стране, то поневоле начнете думать, что практически все здесь постоянно находятся под кайфом, точь-в-точь как я в последние 2 года в школе, или Генерал Грант во время Гражданской войны, или Уинстон Черчилль во время 2 мировой войны.

Так вот мы с Мэрилин Шоу снова разошлись, как в море корабли, в тот вечер на Лужайке посреди колледжа. Это была наша последняя встреча. Никто из нас не догадывался, что мы видимся в последний раз, тем более трогательно вспоминать, что она мне сказала. То, что она мне сказала, она слышала от меня, когда мы впервые встретились на коктейль-парти, устроенном в нашу честь, когда мы поступали на работу; это было очень давно, и мы болтали, чтобы прощупать друг друга.

Я ей рассказал, как я встретился с Сэмом Уэйкфилдом на Кливлендской Выставке Технического Творчества и какие слова он мне сказал. А теперь, когда я спешил на суд и расправу, она повторила мне эти его слова:

– Куда спешим, сынок?

13

Председателем Совета Попечителей, выгнавшего меня с работы 10 лет назад, был Роберт У. Мелленкамп, из Уэст-Палм-Бич, окончивший некогда Таркингтон и отец 2 нынешних таркингтонцев, 1 из которых учился у меня. Он должен был вот-вот потерять все свое состояние, которое существовало только на бумаге, в акциях Космического Телемаркета. Эти аферисты перехватывали сделки на продукты и дома, топливо и медикаменты, сырье и технику и прочее, опережая тех, кто в этом действительно нуждался, прежде чем те успевали даже узнать об их существовании. А потом, как считалось, компьютеры этой компании заставляли людей, которым и вправду было что-то необходимо, торговаться друг с другом, повышая ставки, так что прибыли у жуликов была сказочные. Они распоряжались деньгами своих клиентов с прибылью, как полагали все, потому что их компьютеры были связаны спутниковой связью с биржами во всех концах света.

А эти компьютеры, как выяснилось, ни с чем вообще не были связаны, а только один с другим да с доверчивыми клиентами, вроде Председателя Таркингтоновского Совета Попечителей. Он как раз накачался, как наркотиком, разными буклетами, в которых описывались фантастические сделки, которые он заключил в таких местечках, как Огненная Земля, Уганда или еще Бог знает где, когда он согласился со Столпом Американского Консерватизма Джейсоном Уайлдером, что настало время меня выгнать. Космический Телемаркет был его ангельским порошком, его ЛСД, его героином, его кружкой огненной воды, его кокаином.

Я тоже был вроде наркомана, только в отношении женщин постарше меня и домашнего хозяйства, и мой теперешний адвокат, представленный судебными властями, сказал мне, что мы могли бы раздуть эти склонности до вполне законного основания признать меня невменяемым. Больше всего его поражало то, что я никогда в жизни не занимался рукоблудием.

– Ну почему? – сказал он.

– Отец моей матери заставил меня дать слово, что я никогда не стану этим баловаться, иначе из меня выйдет лентяй и слюнтяй, – сказал я.

– И вы ему поверили? – сказал адвокат. Ему было всего 23, он только что окончил Сиракузский Университет. А я ему сказал:

– Советник, в наши времена, когда прогресс совсем сбесился, наши деды обречены ошибаться во всем без исключения.

Роберт У. Мелленкамп еще не знал о том, что он, и его жена, и детишки – такие же нищие, как любой заключенный в Афинах. Поэтому, когда я вошел в зал заседаний тогда, в 1991, он обратился ко мне как государственный сановник, тоном умеренного консерватора благородного происхождения. Он кивком головы указал на Джейсона Уайлдера, который был тогда просто одним из таркингтоновских родителей и не входил в Попечительский Совет.

Уайлдер сидел на дальнем конце большого овального стола, с картонной папкой, магнитофоном, кучкой кассет и камерой Поляроид.

Я, конечно, знал, кто он такой, я читал его обозрения в газетах и несколько раз смотрел его телешоу. Но мы с ним раньше не встречались. Члены Совета по обе стороны от него сидели вплотную друг к другу, чтобы у него было побольше места, чтобы он мог развернуться.

Он был здесь единственной знаменитостью. Возможно, он был единственной настоящей знаменитостью, почтившей своим присутствием Зал собраний Совета.

Присутствовал еще 1 не-член Совета. Это был Президент Колледжа, Генри «Текс» Джонсон, с женой которого, Зузу, как я уже упоминал, я обычно занимался любовью, как только он уходил из дому.

Мы с Зузу расстались с месяц назад, но зла друг на друга не держали.

– Прошу садиться. Джин, – сказал Мелленкамп. – У мистера Уайлдера – надеюсь, вам известно, что он – отец Кимберли, – есть для вас не совсем приятные новости.

– Ясно, – сказал я, как подобает хорошему солдату, делая, что велят. Я не хотел терять свою работу. Здесь был мой дом. Со временем я хотел здесь выйти на пенсию, умереть и быть похороненным. Это было еще до того, как выяснилось, что ледники снова ползут на юг, и все, кого здесь похоронят, в том числе и компания возле конюшни, вместе с Мушкет-горой, в конце концов будут унесены в Пенсильванию или Западную Виргинию. Или в Мэриленд.

Где еще я мог бы стать Профессором или даже школьным учителем, со своим дипломом баккалавра из Уэст-Пойнта? Я бы не смог стать учителем в средней школе или даже в младших классах, потому что никогда не получил соответствующего образования. И в моем возрасте – а мне стукнуло 51 – кто возьмет меня на работу, да еще с сумасшедшей женой и безумной тещей на шее…

Я сказал членам Совета и Джейсону Уайлдеру:

– Я полагаю, что большая часть этих новостей мне известна, леди и джентельмены. Я только что общался с Кимберли, и она дала мне возможность прорепетировать то, что я хотел бы сказать здесь.

Слушая ее обвинения, выдвинутые против меня, я позволил себе надеяться, что вы не забудете того, что сами узнали обо мне за 15 лет безупречной службы в Таркингтоне. Уважаемый Совет может, несомненно, представить всех свидетелей, которые мне понадобятся, чтобы поддержать мою репутацию. Если этого мало, позовите родителей и учащихся. Выберите их наугад. Вы знаете, как и я, что они скажут обо мне только хорошее.

Я почтительно кивнул Джейсону Уайлдеру.

– Рад познакомиться с вами лично, сэр. Я регулярно читаю ваши статьи и смотрю ваше ТВ-шоу. И всегда нахожу то, что вы говорите, очень поучительным, как и моя жена и ее мать, жертвы тяжелого недуга.

Я специально ввернул слова о моих 2 больных иждивенках, на тот случай, если Уайлдер и еще 1–2 новых члена Совета про них не знали.

Признаться, я сильно сгущал краски. Хотя Маргарет и ее мать часто читают друг другу вслух, по очереди, обычно при свете карманного фонарика в шатре, сооруженном внутри дома из покрывал и стульев и чего попало, газет они сроду не читали. И телевидение они тоже не любят, за исключением «Страны Чудес», предназначенной для детишек. В тот единственный раз, когда они увидели Джейсона Уайлдера на маленьком экране, насколько я помню, моя теща стала танцевать под его разглагольствования, как будто он – сверхсовременная музыка.

Когда один из приглашенных на его шоу гостей начинал говорить, она застывала. Только под голос Уайлдера она снова начинала танцевать.

Но уж об этом я ему даже не заикнулся.

– Я хочу прежде всего сказать, профессор Хартке, – начал Уайлдер, – что я испытываю благоговение перед вашими героическими подвигами во Вьетнаме. Если бы американский народ не утратил доблести и не отказал вам в поддержке, мы жили бы в совершенно ином, куда более светлом мире; особенно это касается Азии. Я также наслышан о вашей доброте и внимании к вашей жене и ее матери и счастлив отметить это в тех же выражениях, как и ваши заслуги во Вьетнаме: «сделал больше, чем требовал долг». Но я с глубоким прискорбием предупреждаю вас, что история, которую я вам собираюсь поведать, далеко не так проста, и ее не так легко опровергнуть, как вы, может быть, надеялись после разговора с моей дочерью.