Максим Осипов - Крик домашней птицы (сборник)

Рухшона поворачивается, чтобы уйти.

КСЕНИЯ. Так, Жидков, по-быстрому доел, допил и в больницу!

ЖИДКОВ (жеманясь). Ой, не говори мне про больницу! Сразу чешется все. (Рухшоне.) Эй, ты куда пошла? Спинку мне почеши, а?

Рухшона оборачивается, быстро дергается, у нее вырываются горлом несколько звуков. Жидков опрокидывает пиво, выбегает из пельменной. Рухшона принимается за ним убирать.

КСЕНИЯ (Жидкову вслед). Коммунисты вперед? (С интересом смотрит на Рухшону.) А ничего-о… С характером.

ПАХОМОВА. Меньше недели у нас, Ксения Николаевна. Хороший работник. Только молчит.

КСЕНИЯ. Все верно, работать надо, а не разговоры разговаривать. (Рухшоне, громко.) Как зовут тебя, красавица?

РУХШОНА. Роксана. По-вашему — Роксана.

КСЕНИЯ (в сторону). Роксана, Роксана… Что за имя? Верочка бы сказала.

ПАХОМОВА. Тут одна, дачница. Такая вся… с хвостом.

КСЕНИЯ. С хвостом?

ПАХОМОВА. С хвостом. (Показывает.) Искала ее. Русскому языку, говорит, ребенка учит.

КСЕНИЯ. Кто, эта? Русскому? Дачники наши совсем уже (крутит пальцем у виска) съехали. Может, взяла у нее чего?

ПАХОМОВА. Не-е, я спросила.

КСЕНИЯ. Ладно, пусть работает. Буду ей платить.

Ксения с меню в руках объясняет Рухшоне устройство бизнеса.

КСЕНИЯ. Значит, так. С мая по сентябрь — дачники, много, террасу открываем, а в остальное время — попроще народец, свои. Восточная еда. Шурпа там, самса, сейчас вон — постное меню. Но основа — пельмени. Ну, это не твоя печаль. (Ощупывает меню, морщится.) Меню все захватанные, менять надо. Листочки переложить справишься? (Рухшона смотрит внимательно, едва кивает.) Что за имя у тебя — «Роксана»?

РУХШОНА. Жена Македонского.

КСЕНИЯ (беспокойно). Какого еще Македонского?

РУХШОНА. Александра.

КСЕНИЯ. Ах, Александра Македонского! Ну давай, старайся, мужа себе, может, найдешь, Македонского. Из дачников. Путь к сердцу мужчины лежит через желудок. Поняла? (Пробует засмеяться и тут же под взглядом Рухшоны затихает.) Не надо смотреть так! (Вдруг теряет уверенность в себе.) Я не Жидков. (Делает движение уйти, но останавливается.) С праздником тебя, Роксаночка!

Рухшона не отзывается.

Сцена шестая

Онегин

Учитель, дома.

УЧИТЕЛЬ. Грех жаловаться — мне живется тепло. Где-то в столицах диссертации защищают, книги издают, происходит что-то существенное, литераторы друг друга хлопают по физиономиям, а тут… теплая, грязненькая жизнь… Пахнет, конечно, пахнет. Но я особенно не интересуюсь. Власть у нас — Паша, Ксения и судья. Нервные, некрасивые. Да, Паша-дурачок… Но он принят, естественно, принят, кто у нас не был бы принят? Коммунист Жидков, теперь Паша, и каждый раз: может, этот дороги сделает?.. А судья — он самый богатый, фамилия смешная у него — Рукосуев, половина земель тут — Рукосуевские. Но, вроде, не злой человек. Вот Ксения… не знаю… Духовный вождь, аятолла.

ВЕРОЧКА. Мадам Хусейн. (Смеется.) Как вы не понимаете? Мать другая, они все — другие.

УЧИТЕЛЬ. Может, и правда — другие? Есть же дети, которые кошек мучают? Но в сущности — что мне начальство? Свет светит, вода течет… Не всегда, с перебоями, но течет… Ладно, ерунда все. Не о том. (Молчит.) И чего я тогда испугался?

ВЕРОЧКА (полувопросительно). Любви…

УЧИТЕЛЬ (кивает). И сопряженных с любовью страданий.

ВЕРОЧКА. Страданий? Ревности, что ли? Смешно.

УЧИТЕЛЬ. А, может быть, я не любил ее, а? Может, я вообще — не умею чувствовать? Разве годился я Верочке? Я и старше, и… ученица.

ВЕРОЧКА (отчетливо). Фор-ма-лизм.

УЧИТЕЛЬ. Жизнь наша здесь, конечно, была бы немыслима.

ВЕРОЧКА. Уехали б.

УЧИТЕЛЬ. А тот год, последний, был таким особенным! Вот, незадолго до Верочкиного отъезда сидели мы с ней на веранде и писали для одной моей выпускницы… Как ее звали, Верочка?

ВЕРОЧКА. Младше на класс, не помню.

УЧИТЕЛЬ. Вступительное сочинение…

ВЕРОЧКА. В какой-то бессмысленный вуз.

УЧИТЕЛЬ. Не важничай, Верочка.

В глубине комнаты появляется Парикмахерша. Она сидит за партой, на коленях у нее сотовый телефон.

ПАРИКМАХЕРША. Академия сервиса.

ВЕРОЧКА. Берут всех подряд, телефонов не отнимают.

ПАРИКМАХЕРША (объявляет тему сочинения). «В чем причина того, что отношения между Онегиным и Татьяной сложились нелепо трагически?»

ВЕРОЧКА. Вот так формулировочка!

УЧИТЕЛЬ. Цитата. (Диктует.) Отношения между Онегиным и Татьяной образуют главную сюжетную линию романа. Эти отношения завязываются в третьей главе, когда Онегин впервые попадает к Лариным… Предполагалось, что наши соображения получат развитие и форму.

ВЕРОЧКА. Татьяна живет в провинциальной глуши. Особенность здешнего существования в том, что тут нет настоящих жизненных впечатлений, особенно у женщин.

УЧИТЕЛЬ. Так и написали: «особенность» — «особенно»?

ВЕРОЧКА. Да, потому что спешили. У людей с душой развивается иллюзорный мир. «Татьяна в тишине лесов / Одна с опасной книгой бродит, / Она в ней ищет и находит / Свой тайный жар, свои мечты…»

УЧИТЕЛЬ. Да, да, все от чтения, Верочка, все от чтения.

ВЕРОЧКА. Вы говорили. И лечится тоже — чтением.

УЧИТЕЛЬ. «Пора пришла, она влюбилась». «Душа ждала… кого-нибудь».

ВЕРОЧКА. «И дождалась…»

УЧИТЕЛЬ. Заметим, что влюбленность возникла у героини после первой же встречи с избранником.

ВЕРОЧКА. Заметим также, что героиня в своих чувствах не ошиблась — до конца. «Я вас люблю, к чему лукавить?» Онегин же все взвесил и рассудил. (С издевкой.) «Я вас люблю любовью брата».

Звук хлопающей двери.

УЧИТЕЛЬ. Верочка, ты куда? «Тоска любви Татьяну гонит, / И в сад идет она грустить…»

Верочка возвращается.

Что ты, Верочка?

ВЕРОЧКА. Невыносимо. Чуть не наткнулась на мать.

УЧИТЕЛЬ. Быть откровенной с домашними Татьяна не может. «Она в семье своей родной / Казалась девочкой чужой».

ВЕРОЧКА. Влюбленность еще сильнее гонит Татьяну из дома.

УЧИТЕЛЬ. Но не Онегин же вырвал ее из привычного круга!

ВЕРОЧКА. Ее — не Онегин. Он «очень мило поступил с печальной Таней».

УЧИТЕЛЬ. А к моменту, когда понял, что любит, ничего уже было не исправить, не изменить.

Пауза.

ПАРИКМАХЕРША. Чего замолчали? Еще, еще, плиз.

УЧИТЕЛЬ. И как же, Верочка, он должен был знать, что так будет?

ВЕРОЧКА. Вот, должен был. Должен… И всё.

УЧИТЕЛЬ. Онегин развитей, опытней, старше… Нет, не развитей, только старше. Да, должен был… (Молчит, смотрит на часы.) Пора переписывать набело.

ПАРИКМАХЕРША. А вывод? Вывод какой?

УЧИТЕЛЬ (говорит едва слышно). Какой? Что жить научиться нельзя. От этого и получилось все — как там? — нелепо трагически. (После паузы.) Живым надо быть, а я был — хорошим. (Молчит.) Прошлое — неотменимо. И его нет.

Сцена седьмая

Самоуправление

Приемная главы местного самоуправления. Секретарь Пахомова ест торт, смотрится в зеркало, отвечает на звонки.

ПАХОМОВА. Что? Пишу. «S» — как доллар? Повисите, пожалуйста. (В другой телефон.) Конечно, Павел Андреевич всегда чем-то занят. Я вам наберу.

Входит Ксения.

КСЕНИЯ. Павел Андреевич на месте?

ПАХОМОВА. На месте он, на месте, для вас, Ксеничка Николаевна, всегда на месте! Не были еще в новой парикмахерской? (Снимает со всех аппаратов трубки, уходит. Кричит, уже с лестницы.) С наступающим!

КСЕНИЯ. Взаимно, взаимно.

Показывается Цыцын. Насупившись, он подписывает поздравительные открытки. Кивает Ксении, не отрываясь от своего занятия.

КСЕНИЯ. И не лень, Паландреич? Есть же ксерокс. (Садится к нему на стол.) Не бережешь ты себя, дорогой мой человек. Сгоришь, трудоголик.

Цыцын вдруг встает, оглядывает Ксению, обнимает ее, толкает вглубь комнаты.

ЦЫЦЫН. Пойдем, Ксения Николаевна, кино про меня посмотрим.

КСЕНИЯ. Кино? Какое еще кино?

ЦЫЦЫН. Увидишь, Ксения Николаевна, интересное кино.

Подталкивает ее к дивану.

КСЕНИЯ (смеется). Ты что творишь, Паша?

ЦЫЦЫН. Ухаживаю.

КСЕНИЯ. Сдурел, да? Девок мало в городе? (Вырывается из его объятий.) Вон у меня таджичка есть… Ух! Такая (щелкает пальцами) грациозная (отстукивает каблуками какой-то испанский ритм). А из глаз — как из огнемета, пщ-щ-щ… (Берет со столика зажигалки, показывает.)