Виктор Пожидаев - Чистые струи

Вспыхнувшая в пом радость туг же погасла. У него не было денег на автобус. Он растерялся и, собирая шкурки, старался сообразить, что делать.

— И много у тебя их? О-е-ей! Сам ловил? Ну ты гляди, а! Вот уж молодец… Дорогие поди? Вон ведь какие черненькие!

Валек удивил ее, сказав совсем упавшим, незнакомым голосом, что шкурки самые дешевые — по рублю двадцать. Она как-то странно посмотрела на него, потом — на чемоданчик.

— Ну ладно! Пойдем!

Шли быстро и совсем не той дорогой, которую проделал сегодня Валек. Минут через десять, не садясь в автобус, оказались на оживленной — люди ехали с работы — трамвайной остановке. Тут же подошел и трамвай, но они не попали в него. Их просто отбросили в сторону, и тетя Лида чуть не упала, поскользнувшись на уплотненном и отшлифованном тысячами ног нечистом городском снегу. А у Валька от отчаяния метались в мозгу беспомощные мысли. И уехать хотелось, и не хотелось опозориться, поставить в неловкое положение тетю Лиду, бросившую свою работу, чтобы помочь ему, попавшему в беду Вальку.

— Кому же ты привозил шкурки, а? — Тетя Лида тоже замерзла, приплясывала, упрятав руки в потертые рукава форменки.

— Сдавать… — Валек незаметно, без пристука, вдавливал в твердость снега коченеющую пятку.

— Н-ну и что не сдал-то?

— Магазин на ремонте.

Тут подкатил еще один трамвай, но тетя Лида вроде и не заметила его.

— Какой магазин? Разве в магазине сдают?

— Ну да… В охотничьем.

— Чудак! — она схватила его за воротник и потрясла немного, весело засмеявшись. — В магазине! Вот чудачок, господи. Пойдем!

Они почти бежали — не в ту сторону, куда нужно было ехать на трамвае, а в обратную. Наскочили на кого-то в толпе, но тетя Лида лишь обернулась на негодующие голоса, сказала растерянно и негромко:

— Извините!

Они подбежали к адресному киоску. Тетя Лида стала стучать в завешенное окошечко.

— Ну что за люди, что за люди! Видите — закрыла уже!

— Так откройте! Ну на секунду! У нас такое важное дело, — и стала стучать снова, нарываясь, как понял Валек, на крупную неприятность.

— Ну что вам нужно?

— Милочка! Ради бога! Где можно сдать шкурки?

— Шкурки? Какие шкурки? Можно посмотреть?

— Да посмотреть-то можно, только мы так спешим… Вот. Открой-ка ей.

— А… Я думала… Сейчас, погодите минутку.

Потом они бежали снова.

— Ничего, успеем! Тут рядом, — успокаивала Валька запыхавшаяся тетя Лида. — Вот сюда… Теперь сюда… — заглядывала она в голубенькую бумажку.

Вальку было уже жарко, сердечко его подпрыгивало от возбуждения и радости.

— Ну, кажется, успели!

Небольшой из красного кирпича домик уже светился тусклыми желтыми окнами. Но в коридоре было темно, и они, шаря по стенке в поисках двери, опрокинули что-то пустое и звонкое. Дверь открылась сама, да так быстро, что тетя Лида отскочила в испуге и повалила небольшую стенку пустых ящиков.

— Вам помочь? — раздался над ухом Валька веселый мужской голос.

— Да у вас тут… — тетя Лида не договорила — загремела, рассыпаясь, еще одна горка сложенной тары.

— Вот так! Вот так! — приговаривал в темноте мужчина, азартно разбрасывая ящики. — Целый день складывал! — похвалился он, снова открывшая дверь. — Проходите — гостями будете, а если с пол-литрой — хозяевами!

На длинном дощатом прилавке, разделившем квадратную комнатку пополам, лежала связка разномастных лисьих шкур. Рядом — россыпью — несколько колонковых, ондатровых и еще каких-то, не поймешь. В углу, возле затухающей железной печурки, до половины обложенной кирпичами, грудились обильно смазанные солидолом массивные капканы. И больше — ничего. Пустовато, но тепло и уютно, — Вальку это понравилось. Еще больше понравился хозяин этой заготовительной конторы — высокий, худой человек с негнущейся деревянной ногой, ловко турнувшей в нутро печки высунувшееся оттуда смолистое полено.

— Ну, хвалитесь! — Он простукал к прилавку и сдвинул в сторону зашуршавшие, захрустевшие трофеи. — Соболя? Ондатры? Выхухоли?

— Кротики, кротики… — заулыбалась оправившаяся от смущения, вызванного разбоем в коридоре, тетя Лида. Она с достоинством выставила на прилавок перекосившийся от последних испытаний Валькин чемоданчик.

— Кротики, кротики — надорвешь животики! — промурлыкал приемщик. — Поштучно или оптом?

— Как подороже! — лукаво ответила тетя Лида. — Вон какую даль перлись!

Приемщик растряс пачечку, прицокнул языком. Валек понял, что шкурки ему понравились.

— Сколько здесь?

— Четыре сотни, — сказала тетя Лида, распутывая свой старенький пуховый платок. — Три раза пересчитывала.

— Можно было и два! — поучительно изрек приемщик и потянулся к замусоленной тетрадке. — Кротики, кротики… Вот! Мда…

— Что там? — встревожилась тетя Лида, потянувшись к тетрадке. — Читай!

— Плохо дело…

Валек покрылся испариной. А так уж разнадеялся.

— Не могли на недельку раньше приехать!

— А что такое? — тетя Лида посмотрела на приемщика, потом на Валька.

— Да подорожали они с нового года! Совсем меня разорите.

— Фу, черт культяпистый! Вот напугал. Мальчонку-то хоть бы не томил!

— Кротики, кротики… — мурлыкал симпатичный приемщик, пропустив мимо ушей нанесенное ему тетей Лидой оскорбление. — Были вы по рубль двадцать, стали вы по рупь шестьдесят. С вас, милорд, тю-тю-тю — шестьсот сорок карбованцев. Вторая торгующая сторона претензий не имеет?

— Не имеет! — быстро и радостно согласилась тетя Лида. — Гони!

Приемщик вздохнул и полез под прилавок, откуда извлек страшненькую картонную коробку с мятыми деньгами. Неспешно набрал сумму и небрежным толчком подвинул тете Лиде:

— Только из уважения к неуважению… — И засмеялся, довольный понравившейся ему самому фразой. Тетя Лида тоже засмеялась, но не так весело, скорее — конфузливо. — Кротики, кротики… — Приемщик проводил их по темному коридору, и они слышали, сходя с высокого крыльца, как он грохнулся, запнувшись, видимо, за пустую флягу. — Ничего, ничего! — прокричал он им из-за дощатой стены. — Жертв нет! Счастливого пути!

Надрывно, кого-то отпугивая или извещая о своем приближении, гудел трудолюбивый узкоколейный паровозик, тянувший в тайгу порожняк под лежащий сейчас на снегу обработанный умелыми руками лес. Валек сидел в свободном первом купе, совсем рядом с печкой, в которую он сам должен был подбрасывать принесенные помощником машиниста дрова, и вспоминал скрывшийся за горой Благодать огромный, Полный всяких людей и магазинов, задымленный, холодный, щедрый и живущий сложной жизнью город. На верхней полке подрагивал от стука колес набитый папиросами чемоданчик. Лекарства, соски и ползунки тетя Лида упаковала в картонную коробку, а лыжный костюм и клетчатый пиджачок, завернутые в толстую магазинную бумагу, уместились в новенькой желтой сетке. Валек то и дело отрывался от чудом уцелевшей на прилавке книжного магазина книжки «Звероловы» и поглядывал на полку, чувствуя сладкое удовольствие и спокойствие.

Дрова горели ровно и долго, тепло окутывало Валька мягким усыпляющим одеялом. В конце концов он опустил голову на книгу и легко уснул. Сначала ему снился только серый морозный туман, будто тяжелое покрывало, скрывающее какую-то интересную и дорогую картину. Потом покрывало упало, стало чистым, неутоптанным снегом, и Валек увидел отца, пристально глядевшего в окошко останавливающегося вагона.

— Пап! — закричал Валек, как-то незаметно для себя спрыгнув на перрон.

Отец бежал навстречу.

— Пап, что ты больше всего любишь? — Валек спрятал чемоданчик за спину.

— Тебя, сынок… — прошептал отец, обнимая его уставшими от работы руками.

— Ну а еще, еще!

— Тебя, сынок.

Они шли рядышком к блистающему красными закатными окнами поселку, и Валек рассказывал отцу про тетю Лиду. Он все говорил, говорил про нее, вспоминая ее все больше и яснее, а отец кивал головой и ласково улыбался.

Там, где ждут, считают дни

— Ну, пляши! — крикнул из кухни отец.

Мишка сбросил на пол ранец и метнулся в кухню.

— Дедушка письмо прислал? Дай почитать! — закричал он радостно.

— В коридоре, кажется, есть веник! — поглядел отец на Мишкины валенки.

Мишка хлопнул дверью, и слышно было, как хлещет он веником по валенкам. Вошел он уже совершенно спокойный, без шубейки и в тапочках.

— Вот теперь молодец, садись чай пить!

Ну, это было уж слишком.

— А письмо? — спросил Мишка, изо всех сил стараясь не поддаться нахлынувшей обиде.

— Я пошутил.

— Делать тебе нечего! Шутник нашелся…

Какой там чай! Мишка пошел к себе в комнату.