Эрик Хансен - Титаник. Псалом в конце пути
— Он меня не оскорблял.
— Но в чем же все-таки дело, черт побери!
Джейсон что-то промямлил.
— Что ты сказал?
— Будем считать это политическим вопросом, — проговорил Джейсон. — Лорд заявил, будто бедняки заслужили свое унизительное положение, я попросил его взять свои слова обратно, он отказался, и тогда я решил, что он тоже заслуживает унижения.
Адвокат Скотт долго молчал.
— Боже праведный! — воскликнул он наконец. — Верю, что ты так и думал. — Он внимательно посмотрел на Джейсона, пытаясь составить себе представление о стоявшем перед ним шестнадцатилетнем юноше — что за человек из него получился после того дня, когда он спокойно и мужественно наблюдал, как у него на глазах исчезает дом его детства.
— Ты сильно изменился за то время, что мы не виделись, — сказал адвокат.
— Нет, — возразил Джейсон, — не так уж сильно.
Адвокат как будто что-то понял.
— Может, ты и прав, — сказал он, глядя Джейсону в глаза. — Но послушай, что я тебе скажу, Джейсон: ты молод, ты неопытен и вспыльчив. Я говорил с родителями лорда. Мне это стоило много времени и сил, но я добился благоприятного результата. Они готовы не поднимать шума, потому что их сын не пострадал и потому что им хочется избежать скандала. Но министр потребовал, чтобы ты принес его сыну свои извинения. Это очень великодушно с его стороны. С директором дела обстоят хуже. Он хочет тебя выгнать.
— Я понимаю, — сказал Джейсон.
— Не похоже, чтобы это тебя огорчало, — горько заметил адвокат Скотт.
— Огорчало? Я же сказал, что все понимаю. Чего же мне огорчаться?
Адвокат Скотт посмотрел на Джейсона, встретился с ним глазами. Ну и взгляд, подумал он. Ну и взгляд…
— Думаю, что ты ничего не понимаешь, — сказал он устало. — Но я просил директора, и он готов позволить тебе закончить школу, тебе остался всего год, правда, он дает тебе испытательный срок, мой дорогой, запомни, испытательный срок. Одна маленькая провинность, и ты вылетишь из школы. Даже в середине года. Это ты понимаешь?
— Да, — сказал Джейсон. — Понимаю.
— Ты все запомнил?
— Да.
— И ты извинишься перед лордом Р.?
— Да.
— Надеюсь, за каникулы ты все обдумаешь. Я советовал твоим приемным родителям…
— Моим тете и дяде, — поправил Джейсон.
— …я советовал им приобщить тебя к физическому труду. Надеюсь, за лето ты повзрослеешь.
Джейсон взглянул на него, и на этот раз адвокат Скотт был вынужден опустить глаза.
Однако после этого разговора бунтарство Джейсона прошло, во всяком случае внешне; оно приняло другую форму и больше не было так заметно.
* * *Каникулы Джейсон проводит в Девоне, он живет в усадьбе священника Чедуика, не в школе, а дома. Дома. Он так ни разу и не почувствовал себя там дома, хотя дядя и тетя были достаточно добры к нему. Но и они воспринимали его скорей как гостя, жильца, нежели приемного сына. Они почти не разговаривали с ним. Джейсон старался угождать им, вставал с петухами, ел овсянку, сонный, томился каждое воскресное утро в церкви, слушая, как священник Чедуик гнусаво произносит проповедь. Он постоянно читал, особенно книги по естественным наукам. В шестнадцать лет он прочитал Дарвина.
Читает он и свою иллюстрированную Библию, читает, читает и не находит ответа. Он слушает проповеди Чедуика, ходит по церкви и рассматривает витражи, рассматривает небольшую красивую купель из стеатита и церковную кафедру, украшенную орнаментом. Но не находит ответа. Он бродит по пустоши и по берегу реки, ищет, но не находит. Он ищет ответ и в богословской литературе своего дяди. Но и там его тоже нет. Там нет вообще ничего. За исключением разве что маленького стихотворения, переведенного с санскрита. Джейсон переписывает стихотворение крупными, ровными буквами на форзац «Происхождения видов». Стихотворение звучит так:
Шива, ты немилосерден,Шива, ты безжалостен.
Для чего ты мне, несчастному,дал родиться в этот мир,изгнав из другого?
Божество, ответь мне,неужели у тебя не отыскалосьхоть цветка, хоть высохшей былинки,сотворенных только для меня?
При слабом свете летней ночи он разглядывает дешевую литографию, висящую на стене в ногах его кровати: сидящий на облаке ангел смотрит на него сверху вниз. Джейсон вспоминает тихий голос матери, листавшей иллюстрированную Библию, вспоминает, как по воскресеньям в церкви у отца белели суставы пальцев, когда он слушал проповедь.
И еще вспоминает разговор с учителем естествознания Сондерсом в то страшное кровавое утро, когда он никак не мог сдержать бегущие из глаз слезы. С помощью единственного известного ему способа Сондерсу удалось понемногу вернуть Джейсона к действительности. Они сидели в кабинете учителя среди колб, пробирок и множества препарированных животных и растений. Сондерс не знал, что делать с Джейсоном, который продолжал плакать, однако он заметил, что мальчик все время возвращается взглядом к лежащему на столе черепу саблезубого тигра. Этот череп был большой редкостью; совершенно целый, белоснежный, он лежал рядом с обитым войлоком футляром; было видно, что Сондерс только что изучал его.
Сондерс осторожно взял череп и положил перед Джейсоном:
— Хочешь рассмотреть его поближе?
Джейсон впился взглядом в гладкий, похожий на скульптуру череп. Смотреть на него было приятно, и, неизвестно почему, Джейсон успокоился. Сондерс поднес череп к свету, чтобы Джейсон мог лучше разглядеть его, — сложные соединения округлых костей, большие глазницы, нос, мощные челюсти. Особенно Джейсона заинтересовали зубы, в челюсти тигра торчали два изогнутых саблевидных клыка. Он узнал их, он помнил, как выглядят его собственные клыки, но эти были неправдоподобно большие. Сондерс открыл челюсти, слегка потянул саблевидные клыки, и они стали еще длиннее. Потом он позволил Джейсону подержать череп в руках. Прикасаться к черепу было так же приятно, как и смотреть на него, и Джейсон почти успокоился. Прикосновение к черепу вернуло ему почву под ногами, вернуло его к самому себе. Он сидел, ощущая под руками гладкую, прохладную кость, и чувствовал благодарность к Сондерсу, который нашел его в холле и теперь сидел с ним в кабинете, не зная, как лучше утешить. Не задумываясь, Джейсон задал Сондерсу вопрос, имеющий прямое отношение к его предмету:
— Вы можете показать мне межчелюстную кость?
Сондерс улыбнулся с облегчением, взял череп, открыл мощную челюсть и показал Джейсону, каким образом межчелюстная кость, os intermaxillary, соединяется с другими костями верхней челюсти.
— Еще лет семьдесят-восемьдесят назад, — осторожно начал он, чтобы отвлечь мысли Джейсона от случившегося, — считалось, что у человека нет межчелюстной кости, которая есть у всех животных. Это, так сказать, доказывало, что человек произошел не от обезьяны. У всех животных, в том числе и у приматов, межчелюстная кость ярко выражена. У людей же ее не было. Вернее, так казалось на первый взгляд. — Сондерс вынул из витрины другой череп, по виду какого-то грызуна.
— Это бобр, — сказал он. Череп, до удивления маленький, имел два длинных, будто ржавых передних зуба, которые могли выниматься из челюсти. Сондерс показал Джейсону важнейшие кости, а потом нашел те же кости в черепе саблезубого тигра, только немного другой формы. — Смотри, вот она. Эта маленькая косточка и есть os intermaxillary. А теперь взгляни. — Он подошел к шкафу и достал череп человека. — Можешь найти в нем межчелюстную кость?
Сондерс увлекся и был рад, что ему удалось увлечь и Джейсона. Он не умел утешать плачущих. Его коньком были кости, а не чувства. Кости и препараты. Сондерс был хороший учитель. Над ним смеялись из-за его любви к пространным рассуждениям и отступлениям; говорил он твердым, надтреснутым голосом, идущим из самой глубины горла. Злые языки утверждали, будто именно эта злосчастная межчелюстная кость и мешает Сондерсу говорить. Но своим восторженным отношением к науке он умел вызвать такое же отношение и у других. Среди препаратов, колб и пробирок он походил на доктора Фауста, с бородкой и лысой макушкой совершенно круглого черепа он был пережитком эпохи Просвещения. Его лекарство против хаоса называлось Естествознание. И это объединяло его с Джейсоном.
— У человека я ее не вижу. — Джейсон держал череп в руках. Он осмотрел на нем все швы, но межчелюстной кости не обнаружил, хотя знал, что где-то она должна быть. Наконец он доставил Сондерсу радость, позволив показать ему эту кость.
— Вот она! — Сондерс легонько постучал пальцем по небу черепа. — Os intermaxillary! После того как она была обнаружена, последние аргументы приверженцев библейской версии сотворения мира развеялись как дым. — В голосе Сондерса звучало торжество.
