Вячеслав Сухнев - Встретимся в раю
— Тогда я никуда не успею, — отмахнулась Мария. — Скажи лучше, Берт, почему ты доверился именно мне?
— А кому еще? — улыбнулся Шемякин. — Люди в группе новые, а я поехать не могу. И потом — на тебя никто не подумает…
— Потому что я тупая?
— Потому что политически пассивная. В политику не лезешь, пашешь, в теннис играешь. Любовника завела… Все как у людей.
Мария поцеловала его куда-то в бороду и включила зажигание. Дед на скамейке проснулся. Разворачиваясь, Мария помахала Шемякину, а он лишь кивнул, не вынимая рук из карманов. В общежитии она переоделась, уложила сумку, сдала коменданту серый бланк с мотивировкой отъезда и визой Шемякина, указала телефон в Москве. Проглотила две таблетки транквилизатора — часов на десять хватит… По дороге к Вышнему Волочку испробовала новый навигационный радар — недавно производство этих умных приспособлений освоили в Воронеже. Но дорога была плохая, навигатор жалел машину, и Мария его выключила. Трасса между рыжих полей и болотистого редколесья была пуста. Деревни встречали тишиной и малолюдьем — крестьяне отсюда уезжали. Лишь за мертвыми брошенными Грядами движение чуть оживилось — это к озеру Ящино ехали туристы. Кто мог — отдыхал…
После Вышнего Волочка она снова включила навигатор. Петроградское шоссе походило на буйную реку, оглушающую ревом и скрежетом. Солнце теперь било в лицо, и Мария затемнила наполовину лобовое стекло. В грохоте мощного движения она поначалу заволновалась, покрепче вцепилась в руль, но потом неуверенность прошла, и ее зеленая «хонда» поплыла по железной реке, словно железный листок. Успокоившись, привыкнув к ритму, Мария поневоле вернулась мыслями к серой пластиковой папке, которую везла под сиденьем.
В папке лежала статья, суть которой сводилась к требованию немедленной остановки Тверской АЭС и ряда аналогичных станций, излагались причины этого требования. В подкрепление позиции автора статьи в папке были компьютерные расчеты и копии трех десятков документов, часть которых носила гриф «секретно» и датировалась еще девяностыми годами прошлого столетия. Статья называлась «Атомная петля на Верхней Волге». По существу, это была бомба, способная взорвать общественное мнение, которое в очередной раз, после Курска, почти уже смогло убаюкать ядерное лобби в Государственной думе.
Какие-то тревожащие сведения о станции доходили до Марии давно — еще до работы на Тверской АЭС и до чтения статьи Шемякина. Однако эти сведения были действительно лишь «какими-то». Мария, например, знала, что первый блок станции был пущен в 1984 году. Областные власти, возликовав, ударили в колокола: ведь предполагались крупные капиталовложения под строительство новых очередей АЭС, утверждалась идея индустриализации Удомли и всего севера Тверской области. Мария еще знала, что некоторые специалисты считали неудачным выбор места строительства станции. Существовала некоторая опасность из-за карстов под станцией, маловато воды было в озерах рядом с Удомлей, и они не могли служить надежными охладителями.
В статье же рассказывалось, как общественный экспертный совет буквально на стадии пуска первой очереди АЭС сумел раскопать отрезвляющие документы, провести самостоятельное разведочное бурение и построить профиль местности в районе Удомли. Результаты бурения ошеломили. Карстообразование продолжалось. Оно затрагивало большую часть карбонового поля, на котором поставили станцию. Где-то в глубине земных пластов шла невидимая разрушительная работа — тепло недр и подпочвенная вода точили известняки и доломиты, словно кусок рафинада.
Станция могла провалиться в тартарары, причем сие инфернальное действо развернулось бы на водоразделе России, что привело бы к отравлению радиоактивными выбросами бассейна Волги и других рек.
Выходило, что, не учитывая геофизическую и экологическую характеристики региона, станцию закладывал дурак? Или откровенный вредитель? Отнюдь. Закладывал ее раб, бессловесный мученик науки и системы. Вельможный палец от стен Кремля тыкал в карту России: тут, дескать, будет энергогигант заложен! Потому что надо… Мученик-проектировщик, тварь бессловесная, отправлялся в место тыка, на натуру, так сказать. И нередко убеждался, что строительство энергогиганта под сенью пальца высокого московского прораба невозможно. По всем божеским и человеческим законам невозможно. Однако попробуй докажи пальцу, что он ткнул, мягко выражаясь, не туда. К тому же усердие все превозмогает — давно сказано…
Вот и начиналось… Подчистка профилей, подтасовка объемов, измышления в картине ресурсов, охмуреж местных руководителей. Усердие все превозмогает. Поднимался энергетический гигант, заваривалась в ядерных котлах дьявольская каша, заводился бессрочный часовой механизм в десятках атомных бомб, промышленность получала энергию, вояки — свой стронций для начинки ракет, а народ — большие и маленькие чернобыли.
Напомнив, как задумывалась, проектировалась и строилась Тверская атомная, автор статьи рассказывал о безответственной эксплуатации АЭС по принципу, который когда-то сформулировал одним словом легендарный оператор Самусь: дурдом… Говорилось в статье о бесчисленных внеплановых остановках оборудования, о бесполезных обращениях энергетиков в свое ведомство. Наконец, с сарказмом живописалось последнее посещение правительственной комиссии, скрывшей результаты проверки даже от персонала станции. Однако кое-что всплыло: подсчеты геофизиков показывали, что в районе Удомли образовалась глубокая карстовая воронка, и подвижка почвы — лишь вопрос времени.
«Нельзя допустить, — кончалась статья, — чтобы под самым сердцем России, на водоразделе ее главных рек, под видом энергетического гиганта продолжала работать атомная бомба с часовым механизмом».
Под Тверью застава службы безопасности движения выборочно проверяла машины. Мария уже приготовила было документы и постаралась полегкомысленнее улыбнуться, но усталый взопревший сержант, мельком глянув на лобовую наклейку с ядерным трилистником, только махнул полосатой дубинкой — проезжай!
На мосту через Волгу Мария опустила стекла, и влажный теплый ветер ворвался в машину. Хорошо бы сбежать вниз, к берегу, на рыжий откос, встать по щиколотку в воду и просто постоять, хоть несколько минут… Но Мария подавила это внезапное желание и подняла стекла. Она вдруг представила, как эта спокойная и широкая вода несет радионуклиды, как восходит над волжскими берегами невидимое беспощадное излучение.
Ее дважды останавливали — под Клином и у Зеленограда. Клинский дорожник, моложавый павиан, рыжий и безбровый, начал нахально просить телефончик, и, чтобы отвязаться, Мария назвала номер пожарной охраны АЭС пусть звонит. Зеленоградский патрульный, болезненный и хмурый, пошарил дозиметром под днищем машины и начал зудеть:
— Норма… Но вообще, барышня, машину мыть надо, и почаще. Губы-то красите! Верно? А еще в Москву собрались, и столицу… Кататься все любят, а мыть — не наша вахта… Погазуйте! Вот и дымок у вас… того… Просто не знаю, как быть.
Мария сунула ему сто рублей, и дорожник с достоинством отошел в сторону. Она резко тронула машину, ей стало стыдно, словно этот жердяй в черном комбинезоне увидел ненароком ее белье. И потому Мария заехала в Черную Грязь на мойку и только здесь немного повеселела: мойка — и в Черной Грязи! Выкупанная «хонда» посветлела, засияла ручками и стеклами и совсем резво въехала в столицу, уже накрытую сизой полуденной дымкой.
На улицах Марию поразило обилие застав дорожников, поливальных машин, передвижных клумб, а потом она увидела натянутое над дорогой белое полотнище с синими буквами: «Москва приветствует Мазовецкого!» Мария не знала, кто такой Мазовецкий, но, судя по размаху встречи, он был желанным гостем. В отличие от Марии… Там, где Петроградский проспект сливался с Волоколамским шоссе, дорожники разгоняли машины, идущие к центру, по параллельным проездам. Пришлось пробираться по Петровско-Разумовским переулкам, по Верхней Масловке и улицам Ямского Поля. Наконец она повернула на Садовое кольцо, докатила до Самотеки и поставила «хонду» на стоянку под путепроводом. Пока она делала все, как советовал Шемякин. Посидела немного в машине, готовясь к встрече с человеком, который мог, по уверению Шемякина, рвануть бумажную бомбу. Мог. И теперь оставалось надеяться, что он еще и захочет это сделать…
Самое страшное, додумала Мария мысль, не дававшую ей покоя всю дорогу, что Шемякин в общем-то сообщил ей мало нового. Каждый работник Тверской станции, от оператора до охранника, знал или догадывался, что вокруг АЭС не все чисто. Ветераны помнили выступления в печати начала девяностых годов, когда ненадолго всколыхнулась волна антиядерного движения. Что-то резкое писали в газетах и о Тверской станции. В нынешнем времени тоже хватало поводов задуматься. Для кого, например, была секретом строгая экономия воды, охлаждающей реакторы? Догадывался персонал, почему в озерах Удомли и Наволок нет рыбы, почему там никто не купается. Да что купаться — близко не подходят! Все слышали, что из Удомли уезжают, буквально бегут местные, бросая дома и участки.
