Евгений Федоров - Проклятие

(горько, язвящая язва: за этим агрессивным поступком можно увидеть, наверняка найдутся такие, неприметно увидят нечто подозрительное, неслучайное, темное, нехорошее, о чем и думать страшно; скажут, без микроскопа угадывается наше коммунальное, общее подполье, мура и муть, вечное, темное — предмет вечных вожделений, тайных, но мы, мол, это не хотим видеть и узнавать, не можем честно признать и гневно отвергаем с порога, будем отрицать даже под пытками, а вот в поступке Паши всё это легко отгадывается, выплыло, легко просматривается, просчитывается надличный знак, бурно прорвавшийся наружу сквозь строгую цензуру из потайных, секретных глубин подсознания. Скрываемое, тайное этак нагло откровенно вылезло, выперло наружу, выскочило, выплеснулось, оголилось, и мы разом вспомнили, вспомнили и разом, дружно вильнули, промолчали: картинка, представьте — Генрих Ягода в предбаннике, голый, как в раю, в этом смак и немалый, с револьвером в руках, злобно, экстатично, сладострастно расстреливает иконы; а вот еще картиночка, забывши страх и стыд — Лазарь Каганович, собственной персоной, совсем распоясался мазурик, бесстрашно, собственноручно, демонстративно включает рубильник, раз! бенц! эффектное шоу! метафора! полетел ко всем чертям с матерями храм Христа Спасителя, символ мракобесия, обскурантизма, черносотенства, словом — православия. Пусть легенда, всё одно что-то в этой легенде есть, не случайно, именно ему, подонку, клеится, инкриминируется это деяние, а не кому-то еще, ее принимают за чистую правду, в нее верят, пустил, вошло навеки в историю, крепко, плотно приложил, припечатал, звезданул, превосходно сформулировал, талантливые люди эти евреи, все талантливы, даже подонки! отдать надо должное, знал, играл, шалун, ой, шалун, шалунишка! что делал, что творил, отдавал себе отчет, хорошо сказал, невероятно талантлив, блеск! помнить будут в веках: — Задерем подал у матушки России! И — задрал! Хорошо задрал! Сознайтесь, отлично сказано! Блеск! Самое опасное, а такие есть, не мало, все стали умными, начитанными, какой-нибудь Парамонов, если не струсит, в этом поступке Паши узрит некую метапсихологию, коллективную, общий менталитет, отгадает, признает нечто архетипическое, тщательно скрываемое тайное желание каждого еврея, проявление его тайной сущности; не в бровь, а в глаз, что из подобных отменных, энергичных, символичных подвигов как бы и состоит наша тайная летопись, коллективные сны, подсознательное, устойчивое, наша тайная священная история, сплошной, плотный, непрерывный ряд, стоят друг другу в затылок: Яши Свердлов, Юровский, со сладострастием убивающие царя, Николая Кровавого, и царевича, ребенка, государь взял мальчика на руки, Каганович, шоумен, со вкусом взрывающий храм Христа Спасителя, всю душу художника вложивший в это шоу, Ягода, голый, расстреливает иконы, и наконец, полюбуйтесь вы на нас, голубчик Паша, нами, на Кухне, выпестованный, наш славный гений! Вот вам архетип во всей невозможной красе, всё, никуда не денешься, любуйтесь, сверхличный символ Юнга, и от этого потрясного, страшного открытия можно прийти в ужас, страшны архетипические глубины безумной еврейской психики, ради Бога не обобщайте, вон Фрейдов, Юнгов, Парамоновых, не будем годить, вон! вон весь этот неподобающий, безответственный, подлый, лживый психоанализ!)

…и Кухня с безумного, патологического перепугу отпустила худое увещание нашему темпераментному, разгулявшемуся гению, безапелляционно объявившему себя усердным и ревностным орудием Бога. Не до шуток, да к этому золотому Спасу на пушечный выстрел не надо было подпускать переучившегося возмутителя спокойствия, страдающего пароксизмами азартной, лютой шизофрении (стихийное бедствие); хотелось кроме всего прочего начистить ему зубы, желание вполне естественное и в то же время педагогическое воспитание простого приличия, очень хотелось привести его в чувство, запереть под замок, как безумного. Неужели так никто и никогда не начистит? Порка, простая русская порка — первое лекарство от высокоумия, отлично выбивает дурь, очень полезна, бы(и?)тие определяет сознание, а задница — могучий орган познания. А теперь от идиотки-бабушки жди оды Гитлеру или еще какую-нибудь свободную импровизацию на близкую, интимную тему. С этой роковой семейкой что-нибудь такое, малоприличное, то и дело творится.

Международный женский день, мальчикам положено картинно преподносить девушкам цветы, хороший обычай, рыцарский, забудем о Кларе Цеткин, радостный весенний праздник, а у нас всё не слава Богу, опять искры посыпались в разные стороны, опять коса на камень, принцип. Слушаем Пашу, умно резонит, ловко в словах барахтается, поет, заслушаешься, чистая, пронзительная трель соловья, заумные речи, всегда высоко держал планку, сызмальства блистал незаурядным умом (ревность не по возрасту, а лишь по мощи чистого разума!), мы подавлены, не решались добродушно комментировать (выпущена обойма агрессивных, важных, ключевых терминов еврейского словаря), зелено, молодо, боготворили его, самую чуточку терялись и страшились сверкающих молний детского разума (пора аплодировать или это опять та самая клейкая, привязчивая, неотступная наследственная шизофрения? в его волшебных васильковых глазах дико пляшет, видно невооруженным глазом, черное пламя, заслоняя голубизну, агрессивный недуг, опасная, губящая дурь; нам одно оставалось: понимающе и многозначительно качать головами, взирая на буйную, заносчивую, нетерпеливую юность), помалкивали в тряпочку, выдавали дежурные улыбки, напуганы не на шутку, сокрушаемся сердцем, трухнули, как бы чего не вышло, видели в смелом и решительном подвиге не печальное затмение детского ума, а символ — и смелый, дерзкий, указующий путь, хотя с отвратительным привкусом, смущающим, коробящим совесть, компрометирующим чистоту идеи и чистоту сверхценности. А он свихнулся совсем и, как все свихнувшиеся (читайте Дон Кихота), сложно и затейливо изъяснил подвиг открытием новой, сверкающей, ошеломляющей истины, которой очарован, испытывал победоносный, патетический, гремучий восторг, если бы знали, что такое вдохновение, если бы хоть раз в жизни слышали торжественный гул под черепом, то взмахи крыльев тысячи тысяч орлов!

Тараторил быстро, следить не успевали, сто слов в минуту, может и больше, ну — божий пулемет, со слуха трудновато ловить смысл, слушаем новое откровение юного всезнайки, гипертоника, страдающего головными болями, запорами, и его рассуждения о Константиновом периоде в истории христианства, названном по имени римского императора Константина, который Паша решительно обозвал сатанинским, — вообще этого смелого, хлесткого выражения и следовало ждать, к этому дело, сами понимаете, неумолимо шло. Слушайте дальше! Внимание!

Христианство, пользуясь поддержкой власти, в свою очередь являясь главной опорой власти (Рим 13, 1), зачастую прямо выступая в качестве власти, фактически доминирует в ту эпоху на Западе да по существу и в остальном христианском мире. В границах рассматриваемой парадигмы, которую мы определили как сатанинскую, существуют всевозможные варианты отношения Церкви к государству, но суть одна и та же, а потому естественно и везде оформились стереотипы христианского антисемитизма, хотя корни их уходят в доконстантиновское прошлое, имеется в виду представление о евреях как о богоубийцах, злобно распявших саму Истину. Несмотря на то, что непосредственными и прямыми организаторами Холокоста выступили не христиане, а нацисты, адепты бурной творческой новоязыческой идеологии, в которой, как известно, сильна примесь магизма, тем не менее, и это не вызывает никакого сомнения, только века христианского антисемитизма сделали возможной Катастрофу, уничтожение шести миллионов евреев, и все христианские конфессии несут моральную ответственность за истребление еврейства нацистами. Примечательны, проницательны слова объективного еврейского историка Хильберга. Опять бах-бах-бах, сбацал, ей-ей — пулемет, вынимает заготовленную бумажку, зачитывает: “Христианские миссионеры говорили нам, в сущности, следующее: вы не имеете права жить среди нас как евреи. Пришедшие им на смену светские правители провозгласили: вы не имеете права жить среди нас. Наконец, немецкие постановили: вы не имеете права жить! Таким образом, этот процесс начался с попытки насильно обратить евреев в христианство, развитием этого процесса стало изгнание преследуемых, а в конце обрекли евреев на газовые камеры, дышите глубже, сколько можно, каждый день газовая камера? Нацисты не привнесли что-то новое и интересное, лишь завершили логически то, что начали христиане”.

Между прочим, отметим, западные, честные, творческие христианские конфессии согласны с таким тезисом и осознают свою ответственность за уничтожение евреев нацизмом. Выдающийся христианский богослов Мец настаивает, что теология и литургическая практика после Освенцима должна радикально измениться, а согласно Маквартдту, после Освенцима вообще следует переменить не только жизнь, но и суть христианской веры, необходимо радикально переосмыслить основные догмы христианства, изменить символ веры.