Альберто Моравиа - Римские рассказы
Недавно решили мы с Идой пойти в цирк, который расставил свой шатер прямо напротив проспекта Аркеолоджика. Настроение у нас было в тот вечер очень веселое; мы устроились на дешевых местах, тесно прижавшись друг к другу, рука в руке. Рядом со мной оказалась высокая блондинка, молодая и красивая. Около нее сидел смуглый юноша, тоже высокий и сильный, по виду спортсмен или моряк. Я еще подумал: «Вот, что называется, красивая пара!». Потом я о них забыл и смотрел во все глаза на представление.
Сначала на арене, посыпанной желтым песком, никого не было, но в глубине цирка, на трибуне для оркестра, музыканты в красной униформе — одни флейты и трубы — непрерывно играли всякие военные марши. Наконец выбежали четверо клоунов: два карлика и двое побольше — лица в муке, широкие штаны и стали выкидывать такие уморительные штуки, раздавать друг другу пощечины и пинки, что Ида от смеха даже закашлялась. Потом оркестр заиграл быстрый марш и вывели дрессированных лошадей. Их было шесть: три серые в яблоках и три белые. Они начали потихоньку кружить по арене, а дрессировщик в красном с золотом костюме, став посредине, щелкал своим длинным бичом. Потом выбежала девушка в тюлевой юбочке и белых чулках, схватилась за седло одной из лошадей и ну прыгать ей на спину и соскакивать на арену, а лошади-то сначала пошли рысью, а потом припустили галопом.
После лошадей вернулись клоуны, стали препотешно кувыркаться и награждать друг друга пинками, а потом вышла целая семья гимнастов на трапециях: папа, мама и мальчик; все трое в голубых трико, такие мускулистые, особенно мальчуган. Хлопнули в ладоши — гоп-ля, — ухватились за веревку с узлами и мигом забрались под самый купол, а там как начали перекидываться на качающихся трапециях, цепляясь то руками, то ногами и перебрасывая друг другу мальчика, словно мяч! Я сказал Иде в восторге:
— Хотелось бы мне быть акробатом! Приятно, должно быть, прыгать в пустоту, а потом ухватиться ногами за трапецию!
Ида, как обычно, прижалась ко мне теснее и отвечала восхищенно:
— Все дело в тренировке… Если б ты поупражнялся, у тебя бы это тоже получилось.
Блондинка посмотрела на нас, сказала что-то тихонько своему кавалеру, и оба засмеялись.
После акробатов пришел черед главному аттракциону со львами. Несколько юношей в красных куртках скатали ковер, на котором работали гимнасты. Убирая ковер, они нечаянно завернули в него одного из клоунов; увидев, как его набеленная испуганная физиономия высовывается из ковра, скатанного в трубку, Ида от смеха чуть не упала со стула.
Служители живо соорудили посреди арены большую клетку из никелированных стальных прутьев, и вот, под грохот барабанов, в маленькую дверцу просунулась рыжая голова первого льва. Всего было пять львов да еще львица, которая с виду была очень злобной и сейчас же стала рычать. Последним вошел укротитель, очень церемонный и вежливый маленький человечек в зеленой куртке с золотым шитьем, и стал раскланиваться во все стороны. В одной руке у него был кавалерийский хлыстик, а в другой — палка с крючком, вроде тех, какими спускают железные шторы в магазинах. Львы с рычаньем бродили вокруг него, а он преспокойно кланялся публике и улыбался.
Наконец он обернулся к львам и, хлопая их своим крючком по задам, заставил влезть на очень маленькие табуреточки, расставленные в клетке. Львы, бедняжки, ерзали на этих кошачьих подставочках и рычали, скаля зубы; некоторые, когда укротитель проходил мимо них, пытались ударить его лапой, но он ловко увертывался.
— Да они его сейчас сожрут, — шептала Ида, дергая меня за руку.
Тут опять загремели барабаны. Укротитель подошел к одному льву, самому старому, который все засыпал и даже ни разу не рявкнул, открыл ему пасть и сунул в нее голову, да еще три раза сряду. Все захлопали, а я сказал Иде:
— Ты не поверишь… но у меня достало бы духу войти в эту клетку и тоже сунуть голову в львиную пасть.
А она в полном восторге, прижавшись ко мне, отвечает:
— Я знаю, что ты на это способен.
Тут блондинка и ее спортсмен как захохочут, глядя на нас. На этот раз мы не могли не заметить, что они смеются над нами. Ида здорово обиделась и шепнула мне:
— Они над нами хихикают… Скажи им, что они невежи!
Но в этот момент прозвонил колокол, и все встали, а львы, понурив головы, пошли с арены через свою дверку. Первая часть представления окончилась.
Мы вышли из цирка погулять в антракте, и эти двое оказались как раз перед нами. Разозленная Ида не переставая шипела мне:
— Ты должен сказать им, что они невежи… Если не скажешь — значит, ты трус.
И я из самолюбия решил затеять ссору.
Позади цирка стоял барак, где за плату можно было посмотреть цирковых животных: с одной стороны — клетки с дикими зверями, а с другой — за барьером, на соломе — ручные и домашние животные на свободе: зебры, собаки, лошади и слоны. В этом бараке было очень темно, но, войдя, мы разглядели ту парочку: они стояли у клетки с медведем. Блондинка рассматривала мишку, который свернулся клубком и безмятежно спал, привалившись своей мохнатой спиной к решетке. Молодой человек держал девушку под руку. Я подошел прямо к нему и твердым голосом сказал:
— Скажите-ка… вы не над нами смеялись?
Он небрежно обернулся и ответил не задумываясь:
— Нет, мы смеялись над одной лягушкой, которая вздумала подражать волу.
— А лягушка — это я?
— Какая курица кудахчет, та и снеслась.
Тут Ида подтолкнула меня под руку, и я повысил голос:
— А знаете, кто вы такой? — говорю. — Невежа и грубиян.
Он грубо ответил:
— Смотрите-ка, блоха голос подает.
Тут его спутница стала хохотать, и тогда взбешенная Ида вмешалась в ссору.
— Смешного тут мало, — говорит она,- смеяться нечего, лучше не прижималась бы так к моему мужу… Думаешь, я не видела? Ты все время прижималась к нему!
Я растерялся, потому что ничего подобного не заметил. Самое большее, если, сидя рядом со мной, она случайно задела меня локтем.
Блондинка отвечает возмущенно:
— Да ты с ума сошла, голубушка…
— Нет, не с ума сошла, а видела, как ты об него терлась.
— Да на что мне нужен такой замухрышка, — бросает та с презрением. Если бы я захотела, так прижалась бы к настоящему мужчине… Вот он настоящий мужчина.
Говоря это, она схватила руку своего дружка, как в колбасной берут окорок, чтобы показать покупателю.
— Вот к такой руке стоит прижаться, — говорит она. — Смотри, какие мускулы… Смотри, какой он сильный.
Мужчина в свою очередь шагнул ко мне и говорит угрожающе:
— Ну, довольно… Убирайтесь… Не то хуже будет…
— Это мы еще посмотрим, закричал я в бешенстве, поднявшись на цыпочки, чтобы сравняться с ним.
То, что потом случилось, я буду помнить до самой смерти. Он ничего не ответил, но вдруг схватил меня подмышки и поднял, как пушинку. Как я уже сказал, на другой стороне барака, напротив клеток, лежали на соломенной подстилке ручные животные. Прямо против нас расположилось семейство слонов: отец, мать и слоненок; он был поменьше взрослых слонов, но все-таки здоровый, как лошадь. Они стояли в тени, прислонясь друг к другу крупами, повесив уши и мотая хоботами. Так знаете, что сделал этот нахал? Поднял меня и вдруг как посадит верхом на слоненка! А тот, видно, решил, что пришел его черед выступать в цирке, и пустился рысцой по проходу между клеток. Что тут только было! Весь народ врассыпную, Ида, вопя, бежит за мной, а я еду верхом на слоненке и все пытаюсь ухватить его за уши. В конце прохода я не удержался и скатился на землю, ударившись затылком. Что было дальше — не знаю, потому что я потерял сознание, а очнулся уже на пункте скорой помощи; Ида сидела рядом и держала меня за руку.
Как только мне стало немного лучше, мы поплелись домой, не досмотрев второго отделения в цирке.
На следующий день я сказал Иде:
— Это твоя вина… Ты мне задурила голову, и я вообразил о себе бог знает что… А эта женщина была права: я просто замухрышка.
Но Ида взяла мою руку и, нежно глядя на меня, сказала:
— Ты был просто изумителен… Он тебя испугался, потому и посадил на слона… А верхом на слоне ты был так хорош… Жаль только, что под конец свалился.
Ну что тут будешь делать! Для нее я один человек, а для других другой. Кто может знать, что видят женщины, когда они любят?..
Посредник
Когда я поднимался по лестнице палаццо, мажордом Антонио предупредил меня:
— Не воображай, что с княгини много возьмешь, она скупа до ужаса… С тех пор как у нее умер муж, она пристрастилась вести дела сама, и теперь никому не дает поживиться.
— Она старая? — спросил я наугад.
— Она-то старая? Она молодая и красивая… Ей, должно быть, нет и двадцати пяти… Посмотришь на нее — кажется, просто ангел… Да, внешность обманчива.
