Римма Глебова - Хроники Любви

Так что мне с мамой делать? Не знаю я её нового, но и знать не особенно хочу. Идея у меня есть одна. Познакомить маму с Вилли, нашим учителем математики. Математичка в декрет ушла, и он появился, и еще руководом класса назначили. Ему тридцать семь, сам сказал. И еще добавил, что не женат, поэтому у него для нас уйма свободного времени. И поехало! Собрания, походы, конкурсы… Сколько будет дюжина в пятой степени, сколько будет девочек у костра варить картошку, если мальчики уйдут на охоту, а если наоборот? Отвечать быстро! И прочие штучки. Веселый, смешливый такой. Вот с ним мама не соскучится. Против Вилли я бы не возражала. Он мне нравится. Стоп! Наверно, не надо, чтобы нравился. А вдруг влюблюсь? А вдруг он в меня? Ф-ф-у, дура! Да он ко всем девчонкам относится как к цифиркам на доске. Эта хорошая цифирка, правильно у тебя умножилась, а эта врушка, куда залезла! Брысь ее на место! — девочка у доски смеется, и он, вместе хохочут, и весь класс туда же. Смотришь, а задачка уже решена, девчонка идет на место, по пути строя ему глазки, а Вилли пишет на доске новую задачку, ему на глазки наплевать. Ему вообще всё равно, мальчишка перед ним или девчонка, лишь бы цифирки понимали, и «главное — как он всегда говорит, — чтобы не скучали, скука убьет в вас всё ценное, и даже вашу жизнь». Как это — скука убьет жизнь? Да, всё же стоит их познакомить, мама любит веселых мужчин. А этот её новый, голову наотрез даю, зануда какая-нибудь, точно. К маме все такие липнут, под теплое крылышко хотят.

— Мама! Ты где?

— Я в кухне, окно мою.

Мара мыла раму, рама мыла Мару. Наша Мара никогда не плачет, потому что не уронит в речку мячик. Мара плюс Вилли. Вилли плюс Мара. Звучит!

— Мама, тебя в школу вызывают. У нас новый руковод и всех родителей вызывает, по очереди!

— А зачем?

— Не знаю. Наверно, так ему надо.

Мара пришла в школу. Не пришла — прибежала, после работы, уже из дома, потому что надо было сначала домой, из багажника вытащить двух кур и упаковку мяса, и в холодильник положить, протухнет всё, пока учитель наговорится и вывалит на ее бедную голову тысячу жалоб на дочку.

Мара рассчитывала на час беседы, не меньше. Но обошлось всё пятнадцатью минутами. Учитель сидел в пустом классе и даже головы не поднял, когда Мара вошла. Тогда она подвинулась ближе и кашлянула. Он глянул на нее… Мара запомнила этот первый взгляд, сначала рассеянный, а потом… Он смотрел на нее, как будто давно не видел перед собой женщину. Вдруг сильно смутился и даже порозовел, так слегка, чуть-чуть. Теперь Мара была поражена — впервые видела смущенного мужчину. Однако, Вилли — так он представился, быстро пришел в себя, и оказалось, что он никого не вызывал, ни её, ни других родителей. Но охотно начал ей рассказывать про детей, хотя Мару интересовала только Ека. Когда перешли на Еку, Мара с удовольствием выслушала все приятные для родительского уха слова — «сообразительная, умная, быстро решает задачки, но вот имеет один существенный недостаток…». Мара напряглась. «Дает списывать домашние задания, а это нельзя. Каждый сам должен стараться, а не можешь решить… что ж, не быть тебе ни Пифагором, ни Эвклидом, но возможно, что Достоевским или Гейне».

Тут они заспорили, кем лучше быть, по Вилли выходило, что лучше Эвклидом, или Ландау, больше пользы человечеству, по Маре, так лучше Пушкиным или Ахматовой. И на весь спор и разговор ушло четырнадцать минут, и еще минута ушла на прощание — Вилли спохватился, что опаздывает на совещание у директора и сказал, что беседа была очень интересной, и он не возражает, чтобы продолжить… если у нее найдется время, конечно. При этом заглянул ей в глаза, и этот взгляд Мара унесла с собой, потому что про математику в нем не было ничего.

Дома Ека не высовывалась из своей комнаты, и Мара сама зашла.

— Ну, как? — спросила Ека с дивана, отложив задачник по математике.

— Ничего. Всё нормально.

Мара не стала говорить, что никто не вызывал ее в школу, она просто забыла об этом.

— Что? Не понравился? Совсем?

Мара щелкнула дочку по носу и ушла на кухню готовить ужин. Ей, конечно, не было видно, как Вилли, после совещания у директора по поводу ужасной дисциплины во всех классах, просматривает журнал со сведениями о родителях, и, найдя нужный телефон, долго разглядывает, словно никогда не видел столь интересных цифр.

В субботу поехали в Луна-парк. Ека, Мара и Лева. Гуляли по дорожкам, вокруг большого пруда с утками и черепахами, Ека приставала к Леве с глупыми вопросами, с интересом выслушивая ответы. Оказалось, что он всё про всё знал, и где живут утконосы, и что едят бегемоты — самые опасные звери в мире, хотя кажутся такими милыми и добродушными. Лева работал директором зоопарка, о чем Ека пока не знала, поэтому удивлялась. Мару снабдили деньгами — Лева дал ей достаточно, и она перебегала с одного аттракциона на другой, а Мара с Левой сидели на скамейке и оглядывались на жуткие взвизги со всех сторон. «Нет, я бы ни за что! Как им не страшно там? — удивлялась Мара. — А они не упадут оттуда?» Лева предложил Маре тоже попробовать покататься на чем-нибудь, хотя бы на «горках», но она отказалась, уж очень там кричат, значит, страшно. Ека вернулась возбужденная и довольная, но охрипшая.

Потом обедали в небольшом ресторанчике, Леве с Марой поставили по бокалу вина, Лева и Еке налил чуть-чуть из своего бокала, мама только покосилась, но, к удивлению Еки, ничего не вякнула. На десерт принесли красивые вазочки и большую фарфоровую «ладью» с разноцветным шариками мороженого и сверху гора взбитых сливок, Ека не заметила, как умяла добрую половину этого великолепия, и почти совсем потеряла голос, но была очень довольна.

— Знаешь, мама, а твой Лева ничего, лучше твоих прежних, — хриплым шепотом сказала Ека, когда они уселись на задние сиденья, а Лева пытался выехать с плотно забитой стоянки.

— Ну, так я вообще неплохой парень, — вдруг отозвался Лева, ловко объезжая машины и, наконец, выруливая на дорогу. — Видишь, мне таки удалось никого не стукнуть! Всё путём!»

«Но Вилли тоже… неплохой, — подумала Ека. — Значит, у мамы сразу два варианта»

Мара тоже в этот момент вспомнила Вилли, и лоб ее наморщился.

Так у Мары появились сразу два мужчины, и она ходила на свидания. С Левой она ездила в рестораны и театры, а с Вилли прогуливалась вечерами в ближайшем парке. Ека беспокоилась и однажды спросила прямо:

— Мама, а ты как? Не выбрала еще, что ли? Или передумала замуж выходить?

— А ты что посоветуешь? — ответила вопросом на вопрос Мара.

Ека задумалась.

— Я не знаю. Вилли очень умный и веселый к тому же. А Лева слишком серьезный, но тоже положительный. Тебе с ними жить! — заключила Ека.

— Каак? С ними обоими? — изумилась Мара.

Они повалились — одна на ковер, другая на диван и хохотали, не могли остановиться.

Пока Мара колебалась и раздумывала, с кем же ей «жить», а может, пока ни с кем, случилось неожиданное.

Мара вышла из супера с двумя полными пакетами и потащила их к своей машине, как тут… обеим рукам вдруг стало легко, а пакеты оказались в руках у незнакомого мужчины в красивой военной форме.

— Зачем же так напрягаться? — сказал он. — Марочка, ты меня не узнаешь?

Мара ахнула. Этого не могло быть, потому что не могло быть никогда. Разве в воспоминаниях, старых, как этот мир, уже пожухлых, но всё еще иногда-иногда волнующих, как будто всё было, если не вчера, но поза-поза-вчера, значит, не так уж давно. А он, из этого поза-поза-вчера стоит перед ней и держит ее сумки, легко так держит, словно они пустые. Одноклассник, взаимная, первая и потому безумная любовь. Чувства были такие, что зашкаливало. Не зря говорят, что первую любовь невозможно забыть. Она всю жизнь где-то, если не рядом, то позади, тащится за тобой и никогда не отстанет, как бы ее ни выталкивали из жизни, она не уйдет, невзирая ни на какие другие любови. Пожизненное сентиментальное ярмо, зацементированный уголок в мозгу.

Когда он, после окончания школы уехал в военное училище, для Мары свет померк. Хоть вешайся. «Артем, Тема, Темочка!» — сутками стучало в голове. А он не написал ни единого письма. Бегала к его маме, та мялась, уходила от ответа, и, наконец, сказала: «Тема женился. Прости его. Ситуация такая вышла». Мара была беременна, и сколько могла, скрывала это, даже уехала к бабушке в другой город «учиться», только, чтобы никто не узнал. Одна мама знала, как было не догадаться, от кого ребенок. И вот, надо было прожить столько лет, растить Еку, переехать в другую страну, чтобы встретить Тему возле супера. Ничуть не изменился, такой же худющий, те же черные жгучие глаза, только густая проседь в темных курчавых волосах. На рано ли?..

— Почему смотришь так, постарел? Поседел? Это от любви к тебе, — пошутил он, а у Мары сердце прыгнуло и провалилось. Что, вот так сразу, увидеть и всё простить?