Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 4 2011)

Молодые возмущены:

— Что за дела! Ты же прогоришь, дурень!

— Кто к тебе, толстяк, ходить будет!

Хозяйчик: — И рад бы деньгам… Но в нашем районе теперь только так. Константа плюнет — мы подчищаем.

— Опять этот Константа! Ему неймется!.. Что ж это за гнида такая! Они, когда делают карьеру, гадят на каждом заборе!

Молодые ушли.

Артем поднимает голову: — Голоса. Все время слышу эти голоса.

Хозяйчик кричит своему вышибале: — Гони и тех и этих!.. Ты вышибала или кто?.. За что я тебе деньги плачу?.. За твои сладкие сны?!

Артем негромко, самому себе: — Короткий, но какой отчетливый был сон!.. Пейзажик в теплых зимних тонах… Акварелька… И как много снега! Откуда там столько снега?

Оглядывается: — Чай… Где же чай?

Припоминает мелькнувшую дрему: — И лошадка там была… Но слабая. Вся в снегу… Давай, милая, давай. Вывози… Я кричал ей. Ну еще… Еще разок. Я кричал ей. Натужься. Вывози.

*

К Артему, к его столику, подошел Коля Угрюмцев:

— Я вас п-провожу на п-п-поезд. Время уже… Время уже на п-п-подходе.

Артем молчит. Он в отключке. Со стороны Артем вроде бы читает, уткнулся в газету.

Юнец продолжает свои извинения: — Вы меня з-защищали, пригрели.

Артем зевает: — Не бери в голову.

Но юнец опять свое. Как же так?! Знаменитый Константа бежит из Москвы жалкий, пришибленный!..

Коля, по-мальчишьи, торопится свести жизненный прокол экс-политика к самому распространенному случаю — к случаю “как у всех”:

— Не расстраивайтесь, п-пожалуйста. Обычное это… Обычное дело, Артем К-константинович… Не один же вы…

— Что не один? Что ты несешь?

— У к-каждого, можно сказать, когда-нибудь там осталась такая п-подписанная бумага. Такая или п-похожая. У-у-уступчивая. И ее уже никак не забрать и не выкрасть. Не взять назад.

Артем: — Где же чай?

Голос Хозяйчика: — Сейчас будет.

А Коля знай успокаивает:

— В том ГБ, если глядеть изнутри, одни только коридоры… К-коридоры и шкафы, шкафы. Шкафы вчерашних бумаг. Но некоторые бумаги еще не рассортированы. Без н-номера… И лежат… Много. Как небольшие к-кучи. Прямо в коридоре… Майор С-семибратов нам рассказывал. Майор все з-знает… Из ГБ, из этих куч, человеку уже ничего не забрать. Не спрятать и не переделать. Н-не переписать. Не переиначить. Это на века.

Артем молчит.

— Майор С-семибратов нам лекцию ч-читал. Тысячелетия пройдут, а у гэбистов в ш-шкафах на их полочках бумаги будут лежать, как сейчас. Донос к д-доносу… Оттуда уже не выцарапать… Вчера н-написал бумагу — а сегодня она уже далеко-далеко-далеко. Как в бесконечности. Как в вечности. Как наскальные рисунки в п-пещере…

Артем молчит.

— Майор С-семибратов сказал… Наскальные рисунки. На века. Это не п-погибнет. Никогда. Не сгорит и не утонет. От этого не уйти. С этим надо жить… Осведомитель… с-стукач… доносчик… разведчик… шпион — как бы ни называлось… Это как религия. П-пишется как на к-камне.

— Рукописи...

— ...не горят. Майор Семибратов нам эти слова ч-часто ц-ц-цитировал. Это в ГБ рукописи не г-горят. Именно т-там они не горят.

Артем с вялым, чуть пробудившимся вниманием спрашивает: — А пытались?.. Некоторые… взять бумагу обратно?

— Сам в-видел… Как горько к-каются… Как плачут, просят свое объяснение назад… Я, говорит, только два слова исправлю. Проси не проси — не помогает… Некоторые в слюнях-соплях. Через их открытое окно я сам видел. Летом… Когда наша семибратовская школа была в их флигеле. Когда урок, нам хорошо видно. Слюни размазаны… Слезы видно… У просящих. У мужчин. На самом п-подбородке. Крупные слезы. Как в д-дождь.

— Майор Семибратов с-сказал — все дело в т-трепете.

— Что? Что за трепет?

— О-обыкновенный. Когда, скажем, просьбу… Когда с-свою характеристику… Когда сами на себя. Когда автобиографию п-пишет — все равно наш человек пишет д-донос. Потому что трепет. Майор Семибратов сказал.

Появилась в кафешке Инна. Она поодаль. Она делает знаки юнцу, чтобы ушел.

Но Коля продолжает. Юнец не знает, как загладить — как избыть свою неумышленную вину: — Артем К-константинович, простите. За тем столом я же нечаянно. Я съел лишнего. От еды т-тоже п-пьянеют… Если нечаянно сболтнешь — не в с-счет.

— Ладно, ладно. Верю.

— Я н-невольно настучал. Я п-пацан, и мне очень хотелось рассказать. Хоть что-нибудь… Заике особенно хочется. Чтобы за столом люди обратили в-внимание.

— Верю.

— Я просто расхвастался…

— Я же сказал — верю.

— Я расхвастался своей п-памятью.

— Не бери в голову. Ну да — стукнул немножко. Ну и забудем… В наши дни, как сказал бы твой майор Семибратов, все стали… вернее, все оказались стукачами.

— Это вы з-зря. Майор нет… Майор стал б-буддистом. Когда его школу разогнали.

Инна решительно подошла, присела за столик: — Иди погуляй, Угрюмцев…

— Я б-буду п-п-провожать.

— Проводишь. До поезда еще есть время.

Юнец ушел, а к их столику подскочил на полминуты Хозяйчик:

— Даже пива, Инна, извините, нет… Каждый день они придумывают что-то новое и дурацкое. Такая жизнь… Проклятый Константа.

*

Инна снимает пиджак со спинки стула.

— Наденьте. Вечер будет прохладный.

Она ловко помогает Артему. Руки в рукава… Экс-политик не протестует. Машинально, отключенно надевает свой зеленый пиджак. Яркая тряпка из яркой прошлой жизни.

Инна совсем близко с Артемом. Кажется, она ждала этого момента. Этого тет-а-тета. И так добра, ласкова ее ладонь на его плече.

— А я восхищаюсь… Восторгаюсь вами, Артем. Вашим признанием. Вы не побоялись признаться в постыдном промахе… Это так непохоже. Это так удивительно в наши дни… Когда нет настоящих мужчин… В Москве нет мужчин, вы заметили?

Хозяйчик в эту минуту изгоняет рвущихся в дверь: — Распива не будет! Всех, всех вон!

Голоса:

— А что? Пивка нет? Музыки нет?.. А жрать что — эти газеты?

— Константа! Константа!.. Эта сволочь все прикрыла!

— Артем, — участливо спрашивает Инна. — Но почему надо сразу в провинцию?

— В маленьком городишке проще молчать.

— Что-то вроде покаяния? Замаливание грехов?

— Что-то вроде. — Артем усмехнулся. — С митинга на митинг. Когда меня здесь звали выступить… Еще вчера! Когда приглашали там и тут… Я ведь тотчас шел и выступал. Спешил! А уж как вещал! Пел в удовольствие. И как же волновало, пьянило, что меня спрашивают, что я востребован… Что меня зовут… Именно меня… Константа! Константа!.. Я млел.

Хозяйчик приносит наконец чай.

Артем пьет, делает первые трудные глотки.

— Я млел… А сейчас у меня перед глазами снег… Снег… Снег… Как бред. Лошадка и сани… Лошадка вся в снегу.

— Но, Артем! Когда вы рассказали шаг за шагом про свой приход в ГБ, про объяснительную записку, это была минута… Минута настоящего мужества. Не нашенского, особого мужества…

— Какое мужество! Мне, Инна, было некуда отступать… Уже некуда было спрятаться. Мальчишка классно меня подставил.

— Он нечаянно.

— Знаю.

Инна набрала побольше воздуха в грудь:

— Сама не понимаю, чего я к вам пристаю. Хочется, Артем, тоже что-то рассказать вам… Про Питер. Про Санкт-Петербург.

— Я помню, помню... Ты часто туда ездишь. С какой-то туристической группой.

— Я влюблена в этот город.

— Я думал, у тебя заодно с городом там парень.

— Никого!.. Только сам город.

— …Неконтакт с властью. И особенное отвращение к стукачам.

— Это ясно.

— Вы же помните, Артем, нашего отца… Известнейший диссидент — это еще не значит правильный отец. Он привил Ольге излишнее презрение к слабостям людей. И гордыню с пеленок… Этакий либеральный снобизм. А я была тогда маленькая. И потому я проще и снисходительнее.