Лилия Курпатова-Ким - Библия-Миллениум. Книга 1

Исаак закрыл глаза, решив, что все это ему снится, сейчас он откроет глаза и проснется в своей постели. Снова открыв глаза, он увидел занесенный над собой жертвенный нож. Крик Исаака потряс гору Мориа до самого основания, вся его жизненная сила собралась в этот миг воедино, веревки, державшие его ноги порвались, еще одно усилие, и он освободится — мозг Исаака полыхал, он хотел жить, хотел жить! Он забил ногами, расшвыряв дрова, но руки были привязаны крепко, и веревки не поддавались, к тому же прошло уже много времени и суставы одеревенели.

Исаак рванулся с жертвенника, увлекая за собой поленья, и тяжело упал на другую сторону его.

Ярость, ненависть, страх за свою жизнь и молодость разорвали душу Авраама, тормоза скрипнули на бешено вертящихся колесах и отказали — он схватил нож и, перепрыгнув через огромный жертвенный камень, обрушился на спину Исаака. Тот, собрав все силы, сбросил отца со спины и отскочил в сторону. Смертельная опасность заставила мышцы совершить невозможное — Исаак освободил руки, разорвав прочные путы. Отец и сын сцепились на небольшой площадке верхушки горы Мориа — древнего места самых значимых жертвоприношений.

Исаак удерживал руку Авраама с жертвенным ножом, не давая ей приблизиться к себе, они катались по земле, молча, глядя друг другу в глаза — каждый был полон решимости и ненависти. Периодически один брал верх над другим. Наконец молодость восторжествовала. Исааку удалось схватить Авраама за горло и придушить до потери сознания. Встав, он поволок тело к жертвеннику. Привязал и поджег во славу Бога.

«Тот, кто преодолел власть отца, может считать себя героем».

ИЕФФАЙ

Пожилой мужчина сидит напротив меня в кресле, закрывшись руками. На столе фотография в рамке с черной траурной ленточкой через левый верхний угол. На снимке женщина неопределенного возраста — полная, невзрачная. Ее тусклое одутловатое лицо выражает плохо прикрытое улыбкой неудовлетворение всем. Меня мучает вопрос, кто это. Его жена, сестра, племянница?

Мужчина замечает мой задумчивый вопросительный взгляд и отвечает:

— Это моя дочь… Она умерла недавно.

Мне стало неудобно. Может быть, мое любопытство ему неприятно. Однако, к сожалению, я ошиблась. Его взгляд дал мне понять, что произнесенные слова всего лишь начало очень длинной истории, в течение которой мне нужно будет участливо кивать и сочувствовать.

— Моя жена ушла от меня, а не бросила. Сказала, что, создавая новую семью, не хочет быть обремененной остатками старой. Ну да Бог ей судья. Я слышал, она уже достаточно наказана, и не желаю ей зла. Вы знаете, моя дочь… Она была такой прелестной девочкой, тихой, боязливой. Никуда не отходила от меня. Сначала я испугался — как же я один, мужчина, буду воспитывать ее? Я даже думал о том, чтобы жениться. Но каждый раз, когда я знакомил ее с какой-нибудь из своих женщин, она начинала плакать и просить меня не приводить их больше. Ей никто не нравился. Сейчас я понимаю, что она была права — никто из этих женщин не стал бы заботиться о падчерице. Родная мать и та не стала! Вы знаете, наверное, моя дочь была единственной (здесь он замялся) э… женщиной, которую я уважал. Извините, что я так говорю, я совсем вас не знаю, но из всех знакомых мне… Одним словом, моя дочь единственная, кого я любил и уважал. Когда она была маленькой, ее избили дети в детском саду. Мальчишки. Пытались заставить ее снять… Я пришел и отлупил зачинщиков, несмотря ни на какие угрозы, а их родителям потом сказал, что в следующий раз убью. Вот так. Когда это случилось, я поклялся себе, что никто и никогда не обидит ее. Я решил, что буду делать все для нее, она будет счастлива, и я буду беречь это счастье. Конечно, если бы она встретила кого-то… Кого-то, кто любил бы ее так же сильно, уважал так же сильно. Но этого не происходило. Она плакала, обвиняла меня уже потом, что я «искалечил ее жизнь»… Но все произошедшее подтвердило мою правоту — я сейчас с еще большей уверенностью говорю то, что лучше бы ей вообще не выходить замуж, чем быть несчастной.

Я ни в чем ей не отказывал. Она получала самые лучшие игрушки, самые красивые платья. Может быть, я избаловал ее? Может быть. Но мне всегда казалось, что я делаю для нее недостаточно. Когда она выросла, я работал день и ночь только ради того, чтобы моя девочка могла учиться, могла хорошо выглядеть, отдыхать.

На первом курсе у нее появился молодой человек. Я ужасно тревожился, ходил ее встречать, все время боялся, что он сделает ей больно. Это для него она была игрушкой, очередным развлечением, а для меня она — смысл жизни. Вы должны понять, почему я возражал против их отношений. Она ужасно сердилась. Кричала, что я не имею права лезть в ее жизнь. Я тогда разозлился и сказал, что она неблагодарная. Господи! Зачем я это сказал тогда. Она заплакала, больше я не видел этого парня и не слышал, чтобы она говорила с ним по телефону.

Я думал, она с ним порвала.

Через какое-то время я нашел ее без сознания. Я испугался, хотел вызвать «скорую», но потом увидел, что она сжимает в руке какую-то бумажку. Это была записка, что в ее смерти она просит никого не винить. У меня все замерло, оборвалось внутри, потом молнией пронеслась мысль, что надо торопиться. Я потащил ее в ванную, раздел, принялся обливать холодной водой, вливал ей воду в горло, пытаясь вызвать рвоту. Наконец она очнулась. Тогда я подумал, что это, наверное, самый страшный день в моей жизни.

Потом мы долго сидели на кухне. Она все мне рассказала. Она продолжала встречаться с этим… С этим подонком. И, наконец, это случилось — она забеременела. Но вы же понимаете, это только моя дочь считала, что все всерьез. Она ведь никогда не видела мужской подлости, моя девочка. Когда она сказала, что им нужно пожениться, он сразу же «отвалил», как это теперь говорят… А она не знала, что делать, как мне сказать. И решилась на такое! Потом мы забыли об этом. Как бы забыли. Но я каждый раз, когда замечал, что она общается с каким-то мужчиной, старался… Старался удержать ее от повторной ошибки. Нет, я не говорил, что все такие, как тот. Но… Я просил ее быть осторожной, думать о себе и обо мне. Ведь она моя единственная радость, я ради нее жил!

Господи, но я же не виноват, что она не встретила настоящего мужчину. Я всегда считал, что лучше вообще ничего, чем все равно что! Она говорила мне, что нормальные мужчины на нее не смотрят. Что она некрасивая, толстая. Какая чушь! Посмотрите, какие глаза, какая улыбка — она была красавицей, это редкая, доступная только подлинному ценителю красота. Это то, что воспевали великие художники! Это не ширпотреб. Но она только еще больше злилась от моих слов. Я приносил ей что-то вкусное — она кричала, что мне плевать на ее фигуру, что я хочу только раскармливать ее, чтобы она, когда я стану совсем старым, выносила за мной горшки. Представляете? А когда я говорил, чтобы она меньше ела, она снова злилась и кричала, что я мог бы хотя бы не напоминать.

Честно, я уже не знал, что мне делать. Временами я ужасно на нее злился, как она не понимает, что все то, что я делаю, — это для ее блага?!

Однажды она пришла с мужчиной и заявила мне, что он будет с ней жить. А если я против, то они уйдут: будут снимать комнату. Денег у нее особенно не было, а у него тем более. Вы бы видели! Грязный, оборванный ханыга! Вечно пьяный. Работает грузчиком. У меня потемнело в глазах! Я думал, что убью его прямо на пороге. И тогда я решился. Я сказал, что не потерплю, чтобы моя дочь жила с таким хамом. Она устроила скандал, собрала вещи, и они ушли. Но я решил быть стойким — она не привыкла к плохим условиям, она вернется. Прошла неделя, месяц — я был в ужасной тревоге, у меня гастрит начался! В конце концов я пошел ее искать. Узнал у нее на работе телефон, потом выяснил адрес. Боже! Что я там увидел. Моя девочка, моя радость, моя кровиночка! Вся в синяках, драет пол в грязной коммуналке, руки красные, сама бледная, волосы растрепанные. Я обнял ее, сказал, что заберу, тут вышел этот! Пьяный! Вонючий, в одних трусах! Разорался. И я не выдержал, ударил его.

Моя дочка кричала, встала между нами, а он… он ударил ее по лицу и сказал, что ему такого не нужно, что она ничего не умеет, даже готовить. Это правда, мне было ее жаль — она так уставала сначала в школе, потом в институте. Отличница была всегда, такая смышленая, у нее весь класс списывал. И я всегда все сам делал или готовое покупал. Даже в голову не приходило упрекать ее за то, что она не умеет готовить. А этот… Он выкинул ее вещи. Не хватало золотого кольца и сережек, которые я ей подарил.

Она плакала всю дорогу. Я сказал, что предупреждал, что хотел ей добра, но она вдруг набросилась на меня и кричала, что это я виноват!

Но это же не я заставлял ее делать все эти ужасные вещи, не я ее бил. Я… я вскипел и… тоже дал ей пощечину. Об этом я, может быть, жалею больше всего, я никогда раньше ее не бил. Она закрылась руками, подняла глаза и так тихо, так зло, что у меня мурашки побежали, сказала, что ненавидит меня. Что все равно не будет со мной жить. Будет снимать, жить на улице, что угодно! «Это все из-за него?» — спросил я. А она отвернулась. Не разговаривала со мной.