Дмитрий Тростников - Знаменитость
Алеша так увлекся, что на глазах у него выступили слезы, и подрагивали уголки губ. Я поймал себя на том, что тоже начинаю верить в эту историю. Алеша, выдержав трагическую паузу, продолжил:
— У меня перехватило горло, дыхание! Чувствую — не могу петь! А передо мной полный зал! А в первом ряду сидят все товарищи из политбюро. Брежнев, Суслов, Громыко… А петь я должен был «Яростный стройотряд» — песню про строителей БАМа! И не смог! Так что мою внезапную аллергию посчитали идеологической диверсией на глазах всего политбюро! Хотели дать срок. Спасло только то, что был несовершеннолетним — все-таки самый молодой артист филармонии — вундеркинд считался! Но путь на эстраду с тех пор мне навсегда закрыт…
— Смотри не накликай — петь не могу! — покачала головой слышавшая Алешину импровизацию Маша Старкова.
— А как же ваша возлюбленная Пьеха? — грустно поинтересовалась журналистка.
— С Эдитой мы больше не виделись, — смахнул слезу Алеша Козырный.
— Sorry! Мне надо перевернуть кассету, пленка кончилась, — с очаровательным акцентом попросила журналистка.
Пока девушка возилась со своим магнитофончиком, Алеша поймал мой взгляд, кивнул на англичанку и тайком изобразил жест, означавший полную уверенность относительно того, что их отношения скоро перейдут в интимную стадию. Певец как бы интересовался моим мнением, типа — ничего, что она такая стриженая? Мне было неловко отвечать.
— Почему в России так любят эти ваши нелегальные песни? Как вы считаете, Алексей? — снова спросила журналистка.
— Так просто Россию не понять, — насупил брови Алеша. — Дороти, мы с тобой в разном градусе, тебе надо меня догонять, — заявил он. — Иначе у нас не возникнет взаимопонимания.
— Догонялки? Я знать, это такая русская игра? — смущенно улыбалась сильно раскрасневшаяся журналистка.
— Точно, игра! — согласился Алеша. — Ты пока выключи свой магнитофон. А ты, найди мне тарелку поглубже, и хлеба сколько-нибудь! — велел он козлобородому. — Сейчас объясню правила игры.
Алеша вылил остатки водки в тарелку, покрошил туда же корку нашедшегося черствого хлеба и вооружился гнутой алюминиевой ложкой. Жестом матерого кашевара певец зачерпнул жуткое месиво. Зачем-то осторожно подул на ложку, снял пробу, оценивающе пожевал губами и причмокнул от удовольствия.
— Вот! Ее-то родимую и будем кушать! — радостно сообщил вошедший в раж Алеша. Глаза его сверкали. — Отведайте, Дороти! Такого вам в Англии не подадут! Старинная русская еда! Тюря! Рецепт давно утрачен, его знают только несколько знатоков. Один, к счастью здесь — это я.
Алеша аккуратно зачерпнул еще ложку месива и потихоньку двинулся к девушке, бережно подставив под ложку ладонь, чтобы не уронить ни капли. Начиная понимать, что ей предлагается, англичанка в ужасе отшатнулась.
— Дороти, кого вы слушаете! — во всю мощь изрядных легких заорал забытый без внимания «гуру» — Они же вас дурачат! — Он выхватил со стола миску, при этом водка с хлебом плеснула через край, в помещении резко запахло алкоголем. — Нашли, кого слушать! Сами жулики, и песни у них жульманские, низкопробные. Вы меня разочаровали Дороти! Вам на самом деле плевать на настоящее искусство! Вам гопники интереснее…
Алеша, из-под носа которого только что выхватили миску с водкой, добытой таким изощренным способом, с досадой бросил ложку, и поднял гитару. И с протестом глядя прямо в глаза несостоявшейся рок-звезде, похабнейшим тоном запел:
— Жулик будет воровать! А я буду продавать! Мама, я жюлика люблю!..
Англичанка звонко рассмеялась. Видимо, оценив сцену и без досконального знания русского языка.
— Вот так Алеша небрежно, и не со зла, опускает самолюбие единственного человека, который мог бы нам помочь с записью! Вот это его самый большой талант! — подвела итог Старкова. — Теперь, на помощь не стоит рассчитывать.
Словно подтверждая ее слова, осмеянный «гуру» в ярости повернулся к Старковой.
— Ну, что, довольна? Вот такие гопники тебе в самый раз?! У них и отсасывай «в темном переулке»!
И вот тут я уже не стал сдерживаться. Папина школа наконец-то пригодилась и сработала автоматически. Нырок влево и удар в подбородок. Этот детина еще пролетел метра полтора, прежде чем рухнуть на батарею бутылок в углу. Огонь свечей, потревоженный движением, снова затрепетал. По комнате метнулись тени. Лежа на бутылках, рокер поднес ладонь к разбитому рту и посмотрел на кровь.
— Сука! — бросил он Старковой, не вставая.
Я шагнул вперед.
— Не надо, Сережа! — остановила меня Старкова. — Хватит с него. Но приложил ты его классно. Давно пора было кому-то это сделать. Пошли отсюда.
Уже в переулке мы простились с англичаночкой, которая выскочила из склепа вместе с нами.
— А как вы это повезете через границу и таможню? — поинтересовалась Старкова.
— Что-нибудь придумаю. Спрячу в кассету группы «Песняры» или Аллы Пугачевой. Отличный материал! Russian underground! Первый класс! — улыбнулась в ответ девушка, уверенными движениями заталкивая магнитофон в небольшой заплечный рюкзачок, который впору было носить школьнице, а не профессиональной «акуле пера». В следующий момент она уже бодро шагала от нас в темноту переулка.
9
Когда мы вернулись к дому, когда поднялись на площадку, и Маша уже открыла ключом дверь своей квартиры, Алеша вдруг спохватился.
— Эх, зря англичанку в гости не пригласили! Не по-русски как-то получается, — посетовал он.
— Ага, чтобы тут у меня при дочери разврат устроил? — подняла брови Старкова. — Смотрите у меня, чтобы сейчас не звука!
— Как она? — спросил Алеша, разуваясь в прихожей как можно тише.
— Катюха-то? — переспросила Маша. — А что ей будет? Растет как на дрожжах. Петь уже начинает понемногу. В музыкальной школе педагог ее вундеркиндом считает. Сейчас спит уже, наверное. Представь, сама из музыкалки пришла, сама ужин разогрела, спать легла — умница моя!
На цыпочках мы пробрались на кухню, мимо закрытой двери в комнату, где, очевидно спала девочка. На кухонном столе еще красовались остатки нашего дневного угощения.
— Ох, мужики, что же с вами делать! — вздохнула Старкова. — Нельзя вам туда идти завтра. Сердцем чую — нельзя! Это может плохо кончиться…
— Ты пойми, Маш! — горячо перебил Алеша. — Первый раз мне кто-то предлагает делать то, что я хочу. Первый раз кто-то видит во мне не просто скандально-подпольного шансонье, а настоящего певца. И неужели ради этого не стоит рискнуть? Пусть даже и жизнью? Для меня тут и риска-то на самом деле нет — иначе все равно сопьюсь, ты же знаешь. Так и буду мотаться по своему «золотому треугольнику»: Питер-Москва-Киев. Там спел «Мурку», там «Гоп-со-смыком», пока не свалюсь где-нибудь?.. Вот ты говоришь, глупость делаем? А у меня другого выхода нет. Спасибо, вот, Сереге — он деньги собрал!
Но в этот момент из комнаты, двери в которую были закрыты, раздался недовольный тоненький голос.
— Мам! — крикнула девочка. — Ну что вы так орете!
— Не будем, Катюша, спи! — спохватилась Старкова, прикрывая кухонную дверь. — Видал, какая примерная? В десять часов уже в кровати, еще на мамашу покрикивает, воспитывает, — с нежной гордостью пожаловалась Старкова.
— Знаешь, если вот сейчас не решусь — значит, я правда настоящий раб, и других песен не заслуживаю, — на полтона ниже, громким шепотом продолжал Алеша. — Представь сама, что тебе бы сейчас время назад открутить? И сделать так, что ты сможешь петь, как раньше? Неужели бы не рискнула?! Песни поёшь, хоть немного? — поинтересовался Алеша.
— Иногда, на кухне, — с грустной улыбкой призналась Маша.
Она в этот момент собирала наши грязные тарелки. Поставила их в раковину, пустила воду. И вдруг потихоньку запела.
— Думы окаянные, мысли потаенные…
— Бестолковая любовь! Головка-то забубенная! — подхватил Алеша.
— Тоже знаешь эту песню? — радостно удивилась она.
— Я все народные песни перелопатил, — с апломбом заявил Алеша.
— Фигня! — прыснула Старкова, — это авторская песня. Юлий Ким сочинил! — и, не прекращая мыть посуду, продолжила петь. — Все вы думы помнитё! Все вы думы знаетё!
— Так по что ж вы мое сердце этим огорчаете! — уже во весь голос весело допел Алеша.
И даже я, будучи совсем дилетантом, мгновенно оценил, как идеально гармонируют их голоса, как красиво звучит то, что эта парочка так легко выдала небрежным экспромтом.
— Ма-ам!!! — снова раздался скорбный вопль из комнаты. — Вы опять шумите?!
— Все, моя ласточка!!! — оглушительно пообещала Маша, и внезапно закашлялась. Громко, взахлеб, мгновенно задохнувшись. Лицо ее покраснело. Не прекращая кашлять, Старкова выбежала из кухни. И только хлопнула дверь в ванной комнате.
— Что с ней? — удивился я.
