Леонард Коэн - Прекрасные неудачники

– Не издевайся надо мной, Ф., – взмолился я.

– Подойдите, парни. Взгляните на человека, который может ждать. Взгляните на человека, у которого в запасе тысяча лет.

Гроздья их лиц недоверчиво закачались.

– Я бы такого ни на что не променял, – сказал один.

– Ха-ха-ха.

Ф. без предупреждения отпустил мою руку, и я грудой упал к его ногам. Он поставил свою сиротскую туфлю мне на большой палец, надавив ровно настолько, чтобы я отказался от мысли о побеге.

– Под моей ногой – рука, которая просто попрощалась с миллионом бородавок.

– Хо-хо.

– Во хуйня!

О Читатель, понимаешь ли ты, что это пишет человек? Человек вроде тебя, жаждавший иметь героическое сердце. В арктическом одиночестве пишет человек – человек, который ненавидит свою память и помнит все, который когда-то был горд, как и ты, любил общество, как только умеет сирота, любил его, как лазутчик в земле, текущей млеком и медом. Этот особенно бесстрашный пассаж пишет человек вроде тебя, который, как и ты, мечтал о лидерстве и благодарности. Нет, нет, пожалуйста, только не судороги, не судороги. Уберите судороги, и я обещаю никогда больше не прерываться, я клянусь, о Боги и Богини Чистого Факта.

– Хо-хо.

– Бесценно.

Ранним утром это все случилось. Солнце почти не светило за запертыми матовыми окнами сортира, но лампы нам разрешалось включать по утрам только зимой. Грязный аквариумный свет, в котором вещи способны лишь слабо поблескивать, как полдоллара, спрятанные в маленькой банке из-под вазелина. У каждой белой раковины, у каждого штыря на стенах между кабинками (чтобы нельзя было залезть) стояла банка вазелина. Ярче не было голых коленок моей презрительной аудитории, белее не было грязно-белых голеней склизких мальчиков постарше, у которых начали расти волосы. Своим вздохом Ф. прекратил их смех. Я пытался поймать его взгляд, чтобы взмолиться. В ожидании наказания лежал я на мраморном полу цвета вазелина. Он начал свою речь беспристрастно, но я знал, что за этим последует.

– Некоторые считают, что бородавки сойдут. Некоторые придерживаются мнения, что бородавки со временем исчезнут. Некоторые вообще отказываются говорить о бородавках. Есть даже такие, кто отрицает существование бородавок. Есть те, кто считают бородавки красивыми и растят их, как только те появляются. Некоторые утверждают, что бородавки полезны, поддаются воспитанию и могут научиться говорить. Существуют эксперты по данному вопросу. Разрабатываются теории относительно методик. Первоначально использовались грубые методы. Вокруг идеи о том, что бородавки нельзя принуждать, сформировалась школа. Радикальное крыло придерживается мнения, что бородавки могут выучить лишь языки китайской группы. Экстремисты настаивают, что ошибочно заставлять бородавки учить любой человеческий язык, поскольку существует уникальный бородавочный язык, который преподавателям неплохо бы для начала выучить. Крайне немногочисленные личности, находящиеся не вполне в своем уме, утверждают, что бородавки разговорчивы, были такими всегда, и нам нужно лишь научиться слушать.

– Ближе к делу, Ф.

– А что?

– Долго еще до пыток?

Наскучив им своим бесстрашием, Ф. перешел к решающей части своего символа веры. Он перенес вес на пятку, я завизжал. Внезапно все стало, как использованный вазелин, лампы – как дырки в плывущих дохлых пескарях, и возникло такое чувство, будто все унитазы забиты, а учителя сейчас придут и узнают о нас слишком много.

– Я не считаю, что бородавки «сойдут». По мне, они отвратительны. Я простой человек. По-моему, хватит уже трепотни. Для меня бородавка – секрет, который я не хочу хранить. Когда я вижу бородавку, я думаю: скальпель.

– Аххххххх!

Произнося последнее слово, он приветственно вскинул руку. Ввысь взметнулся перочинный нож – как штык, безошибочно определяющий наличие винтовки. Сироты раскрыли рты.

– Когда я вижу бородавку, я думаю: Мгновенное Устранение. Я думаю: До и После. Я думаю: Чудеса Медицины. Я думаю: Всего За Десять Дней.

– Давай, давай.

– Я думаю: Приобретайте Всего За. Я думаю: Попробуйте этот НАУЧНЫЙ ДОМАШНИЙ Метод. Я думаю: Скорее Доставьте Бесплатный. Хватайте его, мужики!

Они сгрудились надо мной и подняли меня на ноги. Руку мне сжали и вытянули. Они выстроились вдоль моей руки, как моряки вдоль каната. Их спины загораживали мою ладонь. Кто-то прижал ее к фаянсу и раздвинул пальцы.

– Да, – перекрикивал шум Ф., – я думаю: Действуй Немедленно. Я думаю: Не Откладывай. Я думаю: Срок Действия Предложения Ограничен.

– Помогите!

– Заткните ему рот.

– Ммммммммм. Ммммммммм.

– Так! Режем! Отдиррррррррррраем!

Я старался вообразить, что я – лишь одна из этих спин, дергающих за руку, лишь один из моряков, и что где-то вдалеке они режут масло.

История о званом обеде Катрин Текаквиты, как я уже сказал, апокалиптична. На самом деле, мне ее рассказала моя жена Эдит. Я прекрасно помню тот вечер. Я только вернулся из Оттавы, Ф. договорился, что меня на выходные пустят в Архивы. Мы трое в нашей полуподвальной квартире пользовались лампой солнечного света. Ф. утверждал, что я – единственный, кто может лежать под ней голым, поскольку и он, и Эдит уже видели мой хуй, но не видели друг друга (вранье). Логика непогрешимая, но я все же чувствовал себя неуютно, стягивая перед ними трусы, и действительно я ни за что не позволил бы Эдит раздеться или Ф. – разгуливать голышом.

– Я лучше не буду, – слабо отказывался я.

– Чепуха, дорогой.

– Хоть у кого-то из нас должен быть нормальный загар.

Они смотрели, как я скатываю трусы по коленям, нервничая из-за того, что мог плохо подтереться и следы, наверное, меня выдадут. По правде сказать, я чувствовал, что Ф. использует меня как рекламу собственного тела. В его реальности я был обломками рекламного щита. Выражение его лица, казалось, говорило Эдит: если такая штука может дышать и каждое утром просыпаться, представь себе, каково ебаться со мной.

– Ложись между нами.

– Вытяни ноги.

– Руки убери.

И когда Эдит натерлась «Солнышком на лыжах», я не знал, стоит ли мне возбуждаться. Воскресными вечерами вроде такого Эдит и Ф. обычно кололись чуточкой героина – это безвредно и безопаснее алкоголя. В те дни я принадлежал к старой школе и считал героин наркотиком-убийцей, поэтому всегда отказывался, если они предлагали и мне. В ту ночь меня потрясло, насколько ритуально готовили они подкожный шприц и подогревали герыч.

– Вы чего это так торжественны?

– О, просто так.

Эдит кинулась ко мне и крепко обняла, Ф. присоединился к ней, и я чувствовал себя девушкой из каталога женского белья, о которой мечтают камикадзе перед вылетом.

– Сгиньте! Не подлизывайтесь ко мне. Я стучать не побегу.

– До свидания, мой милый.

– До свидания, друг мой.

– Ох, хватит уже, вы оба. Давайте, дегенераты, летите в свой костыльный рай.

– До свидания, – вновь грустно сказала Эдит, и мне следовало понять, что это был не просто воскресный вечер.

Они разыскали у себя вены, в которых еще текла кровь, ткнули иглами в тело, подождали красного сигнала попадания и отправили раствор по кровеносным сосудам. Резко выдернув иглы, они упали на тахту. После нескольких минут оцепенения Эдит произнесла:

– Милый?

– Что?

– Не отвечай так быстро.

– Да, – добавил Ф. – Сделай одолжение.

– Смотреть на это не могу – жена моя и мой друг.

В бешенстве я прошагал в спальню, хлопнув дверью. Полагаю, они увидели пятно моих ягодиц, когда я уходил. Я ушел, поскольку, у меня всегда вставал хуй, когда я смотрел, как они пользуются иглами, но когда втирался «Солнышко на лыжах», я решил не возбуждаться и посчитал, что сейчас эрекция представит меня в неестественном свете. Кроме того, я хотел покопаться в ящиках Эдит, чем занимался каждый воскресный вечер, пока они валялись без чувств в своем наркотическом мире, и этот противозаконный досмотр из-за множества неудач, очевидных из настоящей хроники, стал моим главным развлечением. Но то был не просто воскресный вечер. Мне больше всего нравился ящик с косметикой, яркий и благоухающий – если его выдвинуть, опрокидывались крошечные бутылочки, и одинокий женский волос с белым корнем все еще приклеен к пинцету, или отпечаток ее большого пальца на жирной пудренице – странно, но все эти улики каким-то образом приближали меня к ее красоте, будто тысяча паломников лелеют мощи, урган святого в формальдегиде, которым лишь немногие восхитились бы, будь он живым. Я потянул за ручку комода, предвкушая чудное позвякивание – но! В комоде не было ничего – лишь битое стекло, двое дешевых четок, несколько ампул с бесцветной жидкостью и клочки бумаги. Деревянное дно ящика было влажным. Я осторожно выудил один листок бумаги, оказавшийся купоном.

КУПОН НА БЕСПЛАТНУЮ КНИГУ

«Научные методы», департамент FL-464