Тама Яновиц - Пейтон Эмберг
Пейтон поражалась всему: и персидским коврам на стенах, и мягким стульям, и двухместным кожаным креслам, и полосатому дивану, обитому разноцветной материей: голубой, красной, серой и желтой. Такой обстановки Пейтон сроду не видела, привыкнув к обоям с сальными пятнами, потрепанному дивану, дешевым картинкам с изображением обнаженных красоток, расклеенных Донни в ванной и туалете, к засиженному мухами абажуру.
— В свое время я училась на архитектора-декоратора, — произнесла Грейс, — но так и не прошла курс до конца, и когда мы строили этот дом, я декоратора наняла. Тогда мне его работа понравилась, но теперь я бы кое-что переделала.
— Но у вас и так все прекрасно, — сказала Пейтон, вздохнув. — Красивая мебель, бильярд…
— Этот бильярд легко переоборудовать в стол для пинг-понга. При нынешнем ритме жизни спорт просто необходим. У нас есть и гимнастический зал, а его можно переоборудовать в сауну. Помещение нагревается за сорок минут. Правда, сейчас джакузи в ремонте.
— У вас просто великолепно! — восхищенно сказала Пейтон.
— Будет еще лучше. У меня есть кое-какие идеи. К тому же надо шагать в ногу со временем. Кое-что из мебели следует заменить…
— А куда вы денете старую? — Пейтон не могла представить себе, как можно менять на вид совершенно новую мебель.
Нелл избавлялась от старой лишь в исключительных случаях, когда что-то из обстановки разваливалось на части, которые было не сколотить. Только тогда рухлядь выбрасывали на свалку. Считалось удачей, если что-то можно было продать старьевщику.
— Мама, — вмешался Барри, — о своих намерениях ты расскажешь потом. Я хочу показать Пейтон свою комнату.
В спальню Барри, размещавшуюся на третьем этаже, поднялись на лифте. После того как Барри переехал в университетское общежитие, Грейс ничего не меняла в комнате, и в ней там и сям лежали мячи, бейсбольные биты, клюшки для гольфа, вратарские перчатки, спортивные шапочки. Письменный стол был занят компьютером, а на тумбочке стоял цветной телевизор. Комната повзрослевшего отпрыска богатых родителей.
Пейтон казалось, что Эмберги живут на вершине высоченной горы, у подножия которой она бродила всю жизнь без надежды подняться на недоступную высоту. Неужели теперь и она будет жить на вершине?
Оставшись с Пейтон вдвоем, Барри сел в кресло, расстегнул молнию на ширинке и извлек из трусов возбужденный пенис. Однако едва Пейтон пристроилась, из-за двери послышался голос Грейс:
— Чем вы здесь занимаетесь? — Она, видимо, рассудила, что парочка, оставшись наедине, не станет понапрасну время терять. Но если глядишь, как в воду, зачем являться в самый неподходящий момент?
— Я рассказываю Пейтон о своих спортивных успехах, — запинаясь, ответил Барри, поспешно застегивая ширинку.
— Пейтон, — сказала Грейс, войдя в комнату, — у меня масса одежды, которая мне больше не пригодится: платья, костюмы, юбки. Обычно такую одежду я отдаю благотворительным обществам. Может, вы себе что-нибудь отберете? Почти все новое, некоторые вещи я вообще ни разу не надевала.
— Спасибо, — сказала Пейтон.
— Надеюсь, я вас не обидела. — Грейс натянуто улыбнулась. — А ты, Барри, можешь идти. Присоединись к Леонарду. Он смотрит какую-то спортивную передачу.
— Вы меня ничуть не обидели, — продолжила Пейтон. — Я часто покупаю одежду на распродаже.
— Моя одежда, полагаю, получше. Пойдемте, посмотрите.
У Пейтон разбежались глаза: строгие костюмы, шерстяные платья, цветастые юбки, красивые свитера. И все и в самом деле как новое. Такой дорогой, элегантной одежды ей носить сроду не доводилось.
— А разве Белинде эти вещи не пригодятся? — спросила Пейтон.
— Белинда и свое добро не знает куда девать. Если вам что-то понравится, прошу вас, возьмите. Барри будет приятно, если вы приоденетесь.
Пейтон вспомнила наставление Нелл, из которого выходило, что Барри вряд ли обращает внимание на одежду. Высокая грудь и аппетитная попка — вот что его прельщает. Наверное, так и есть, иначе он не стал бы ухаживать за девицей, одетой в купленную на распродаже потертую шубку, сшитую из кусочков лисьего меха, давно превратившуюся в пальто на рыбьем меху.
В гостиной Барри и Леонард, хрустя чипсами, смотрели по телевизору спортивную передачу. Неожиданно Барри вскричал, подскочив в кресле, словно его ужалили:
— Ты видел? Видел? Какой подлый прием!
— Вроде и в самом деле, — невозмутимо проговорил Леонард. — Посмотрим, сейчас будет повтор.
Не заинтересовавшись неспортивным приемом, Пейтон пошла на кухню, оставив на спинке кресла отобранный ею из предложенных ей вещей красивый шерстяной свитер, отделанный синелью и сутажом.
Грейс занималась стряпней. Она окончила кулинарные курсы и считала себя опытным кулинаром. Перед ней в большом блюде лежала горка куриных грудок, которые следовало отбить, обвалять в сухарях, обжарить и, наконец, обмазать сливочным сыром.
— Если вы разрешите, я помогу вам, — сказала Пейтон.
— Ну что ж, тогда помойте латук и приготовьте салат, — милостиво ответила Грейс.
— Будет лучше, если вы нарежете помидоры на четвертинки, — сказала она через пять минут, деланно улыбнувшись. — А потом достаньте из буфета синее блюдо, в нем донышки артишоков. Я вам покажу, как отделить съедобную мякоть.
Пейтон стало не по себе. В доме Грейс она чувствовала себя чужой, посторонней, и даже присутствие Барри не притупляло это гнетущее, неприятное чувство.
Разделавшись с артишоками, Пейтон пошла в спальню Белинды, где ей предстояло провести ночь. В комнате уже установили вторую кровать, ничем не отличавшуюся от кровати Белинды. Обе застланы чистым бельем, на обеих покрывала с подзором. У себя дома Пейтон перестала спать на кровати, после того как ее оккупировали клопы, которых было не изгнать никакими силами. Она спала на полу, расстелив поролон.
Между кроватями стоял туалетный столик с настольной лампой, а у стены высился зеркальный платяной шкаф. Книжные полки почти полностью были заняты небольшими фотоальбомами и различными статуэтками: медведи и морж соседствовали с жирафом и кенгуру. Книг было мало: видно, Белинда не была любительницей читать. Телевизор, видеомагнитофон, музыкальный центр — с ними, судя по всему, не до книг.
Пейтон подошла к шкафу, открыла дверцы. Помимо одежды, шляпок и всевозможных коробок с обувью в шкафу были мячи, теннисные ракетки, клюшки для гольфа, туристское снаряжение.
Пейтон вздохнула. Чистая постель, на завтрак свежие хрустящие булочки, теннис, гольф, увеселительные прогулки — все это не для нее. Ее мир — грязная комната с ободранными обоями да прогулки с собаками. Может быть, теперь все переменится, а Белинда даже научит ее играть в гольф или теннис? На вид она — серьезная, уравновешенная девица.
Пейтон стала рассматривать ее фотографии, висевшие на стене в застекленных рамках. Вот Белинда у собора Святого Петра, вот — в Ангкоре, а вот — у Стены плача.[13] А вот она в лагере среди скаутов под белым полотнищем, на котором начертано КО-КО-КО-ШИР;[14] на этой фотографии ей не больше двенадцати.
Пейтон потянуло домой, хотя она и хорошо понимала: если уедет, Барри расстроится. Завтра утром он собирался сводить ее к своему приятелю, во второй половине дня Грейс устраивала праздничный семейный обед, а в пятницу, послезавтра, — перед отъездом Пейтон домой — Барри намеревался сводить ее в ресторан. Но, может, уехать на ночь домой и вернуться завтра к праздничному обеду?
— И не думай! — воскликнул Барри. — Если уедешь, будешь дома лишь к ночи, а завтра тебе придется рано вставать. Да и к чему это все? Может, тебя стесняют мои родители? Напрасно. Ты им очень понравилась, уверяю тебя.
После обеда Барри, обрадовав Пейтон, предложил прокатиться.
— Отец дает нам машину, — радостно сообщил он.
— А куда вы собираетесь ехать? — спросила Грейс.
— Пока не знаю, — ответил Барри. — Может, сходим в кино, а может, посидим в баре, если там окажется кто-то из моих однокашников.
— Только не вздумай пить, помни — ты за рулем. Может, возьмете с собой Белинду?
— Она уже нагулялась, пришла домой лишь к обеду, — угрюмо ответил Барри. — Да и потом мне хочется побыть с Пейтон наедине. Мы давно не виделись.
Едва отъехав от дома, Барри положил руку Пейтон себе на пенис.
— Ты чувствуешь? — спросил он. — Я просто изнемогаю. Приходи ночью ко мне.
— Ты что, Барри! Если я уйду, Белинда услышит, да и Грейс будет ночью прислушиваться к каждому шороху. Она ясно дала понять, что спать вместе до свадьбы предосудительно. Если нас застукают, а это случится наверняка, мне завтра никому в глаза не взглянуть.
Проехав около мили, Барри свернул на узкую улочку. Дома здесь выглядели беднее, но было заметно, что все они не раз перестраивались, давно потеряв изначальный вид. Дома были разные, но первый этаж каждого дома был оборудован венецианским окном, смотревшим в такое же окно по другую сторону улицы. Вдоль домов тянулись деревья с обнаженными бурыми сучьями и безлистными ветками, освещавшиеся призрачным светом уличных фонарей. Около одного из домов Пейтон увидела лохматого пса, привязанного цепью к натянутой между двумя деревьями проволоке. Заметив машину, пес тявкнул несколько раз, после чего, видимо, посчитав острастку достаточной, улегся на корни одного из деревьев.