Майкл Каннингем - Снежная королева
Эндрю – идеал, редкое произведение, золотой кубок. Каждый год люди тратят миллиарды, лишь бы в большем или меньшем приближении походить на Эндрю, сына сапожника из Нью-Джерси, которому все досталось даром.
Баррет чувствует, что к Эндрю его тянет все меньше и меньше. Раньше простодушие Эндрю казалось ему совершенным чувственным дополнением к небрежно-совершенному телу. Теперь же он видит в нем недалекого парня, которому даже время, успев основательно поработать над его телом, вряд ли прибавит ума.
– Вот будь у тебя одновременно рак печени и прямой кишки, хрен бы тебе шаман помог, – говорит Баррет.
Эндрю подается вперед и жадно смотрит на Баррета.
– Ты не веришь в шаманов, – говорит он, словно вызывая на спор (флирта ради?).
Возможно ли, что Эндрю внезапно почувствовал интерес к этому новому Баррету, которому он сам больше не интересен?
Да, так оно и есть. Любой другой ответ прозвучал бы странно.
– Да нет, я, наверно, почти что во все верю. Но так, чтобы всему свое место и свое время. Магия – штука могущественная, ее силу недооценивают. Но магия не может извлечь из тела раковую опухоль.
– А тебе не кажется, что Бет именно так и поправилась?
Что на это ответить?
Баррет закрывает глаза, чтобы дать мозгу накопить заряд, придать большую ясность и силу мыслям.
– Однажды я видел свет в небе, – говорит он, выдержав паузу.
Он никому еще об этом не рассказывал. С какой стати теперь рассказывать Эндрю?
Хотя кому еще? Разве кто-то, кроме него, поверит Баррету и сумеет обойтись без дурацких шуток?
А этот новый, разоблаченный Эндрю, сидящий тут с ним, глупый и скучный, как и все те бессчетные красивые юноши, что на протяжении веков…
– Я то и дело вижу, – говорит Эндрю. – Метеоры там, планеты, падающие звезды. Пару раз что-то типа летающей тарелки видел.
– Я видел большое зеленоватое сияние. Формой вроде спирали. Над Центральным парком, больше года назад.
– Круто.
– Ну да, круто. И очень необычно.
– Ага, там, наверху, куча странной фигни. Ты думаешь, люди знают, что там творится? Все там наверху изучили?
– Этот свет… он казался живым. В некотором роде.
– Звезды – они живые.
– Это была не звезда.
– Красивый был свет?
– Да, красивый. И немножко страшный.
– Чего так?
– Слишком могущественный. Огромный. А потом он погас.
– Сильная история.
Баррету надо было остановиться. Больше ничего не говорить.
– Я стал ходить в церковь.
– Правда? – Судя по тону, Эндрю признание Баррета не показалось ни особо странным, ни совсем уж рядовым. Обычаи Страны чудес непривычны для чужака, однако и не отталкивающи. Чтобы избежать конфликта, Алисе достаточно быть вежливой и выказывать благонравие.
– Я не молюсь, – говорит Баррет. – И на колени не встаю. Вместе со всеми не пою. Просто захожу раз-другой в неделю и тихо сажусь сзади на скамье.
– В церквях красиво. Я не про организации религиозные, там отстой, а в церкви чувствуется что-то святое.
– Куда я хожу, там совсем как-то просто. Кроме меня только человек десять старушек, они впереди сидят.
– Ага.
– Со мной там никто не разговаривает. Я думал сначала, что после службы ко мне подойдет кто-нибудь из священников и скажет что-то вроде: “Что привело тебя к нам, сын мой?” Но они все старые, очень старые, делают все на автомате и, не знаю, думают, наверно, только о том, как бы мальчишкам-алтарникам под стихарь залезть, когда остальные все разойдутся.
Похотливо усмехнувшись, Эндрю говорит:
– Чего же ты туда ходишь?
– Там такой покой. Особая атмосфера, даже в этой старой захудалой церкви. Сижу там и жду, вдруг что-нибудь такое… ну, снизойдет.
– Снизошло или как?
– Пока нет.
– Вот где они.
Баррет открывает глаза. На пороге стоит Лиз – точно так же, как за двадцать минут до того на пороге его комнаты стоял Эндрю. Неужели под конец жизни Баррет будет вспоминать всех, кто являлся к нему на порог, потревожив в очередном убежище?
– Привет, – говорит Эндрю.
– Уже без одиннадцати, – говорит она и входит в комнату. – Ну и помойка же.
– Тайлер с Бет коллекционеры, – говорит Баррет.
– Тайлер с Бет рассудком двинулись.
Она подходит к кровати и садится рядом с Эндрю, тот сторонится, давая ей место. В результате он придвигается почти вплотную к Баррету, касается его плечом и бедром.
Это сексуально, а как же. Но теперь, по мере того как пиетет в отношении его сходит у Баррета на нет, Эндрю из божества превращается в персонажа порно. Баррету это приносит облегчение, смешанное с грустью. Корабль уплывает. Взгляд Баррета натыкается на абажур с нарисованными парусниками, краска на нем местами облупилась и отваливается.
– Будешь?
– Чей это, интересно, кокс? – спрашивает Лиз.
– Не знаю.
– Тайлера, – говорит Баррет.
– А мне казалось, Тайлер завязал.
– Выходит, ты ошибалась.
– Неважно. Тайлер вам разве сказал, мол, ступайте в мою комнату и там угощайтесь из моих личных запасов?
– Эй, Лиззи, – говорит Эндрю. – Мы гуляем, Новый год, как-никак…
– Верните на место.
– В этой квартире все общее, все принадлежит нам троим, Тайлеру, Бет и мне, – говорит Баррет.
– Все, кроме наркотиков. Ни в коем случае нельзя брать чужие наркотики, если только тебя не угощают. А теперь живо положили кокс туда, откуда взяли.
Эндрю передает пузырек Баррету, тот открывает ящик тумбочки и сует туда пузырек.
– Тебе-то зачем эта дрянь? – спрашивает Лиз Баррета.
– Праздник все-таки. Новый год.
– Баррет тут мне рассказывал про то, как он видел свет. В небе над Центральным парком.
Эндрю и в голову не приходит, что у людей бывают секреты. И что иногда стоит поменьше болтать.
– Свет? – спрашивает Лиз.
Внимательнее. Лиз задала вопрос. Она вообще не очень расположена ко всему таинственному и необъяснимому.
– Не слушай меня, сейчас не стоит, – говорит он. – Я сам не понимаю, что несу.
– Это был такой большой шар. Красивый и могущественный, – говорит Эндрю.
– Баррет рассказывал тебе, что видел свет в небе?
– А еще я видел снежного человека, – говорит Баррет. – Самого настоящего, на Третьей авеню. Он как раз заходил в “Тако Белл”.
Лиз плотно сжимает губы, закатывает глаза к потолку, потом смотрит на Баррета.
– Как он выглядел? – спрашивает она.
Баррет делает глубокий вдох, будто собирается сунуть голову под воду.
– Он был такой… бледно-аквамариновый.
Лиз по-прежнему смотрит на Баррета. В ее лице появляется пытливо-недоверчивое выражение, как будто она детектив и подозревает, что Баррет говорит неправду о том, где он находился в ночь преступления.
– Я тоже однажды видела свет, – говорит она. – Высоко в небе.
– Да брось.
– Это было много лет назад.
– Где? Ну то есть понятно, что в небе…
– Я с крыши своего дома его видела. Дело было летом, я жила тогда в нижнем Ист-Сайде и работала у Джошуа в магазине. Я уже собиралась спать, но перед сном поднялась на крышу выкурить косячок. Если не ошибаюсь, забила я его гашишем с опиумом.
– Какой он был? – спрашивает Баррет.
– Какой? Я бы сказала, круглый. Или шарообразный.
– А цветом бледно-аквамариновый?
Лиз усмехается, почему-то мрачновато.
– Ближе к бирюзовому.
– Поподробней можешь рассказать?
Теперь она смотрит на него терпеливым взглядом женщины, утомленной чрезмерным мужским вниманием и за иронией скрывающей накопившееся раздражение.
– Летел такой забавный светящийся шар, – говорит она. – Было в нем что-то такое трогательное.
– Трогательное?
– Ну да. Вроде как в космическом спутнике из пятидесятых. Как будто этот шарик света залетел из каких-то других времен, тех, когда он считался новейшим чудом.
– Это непохоже на свет, который видел я.
– В таком случае мы видели разные вещи.
– А ты что-нибудь чувствовала? Ну то есть о чем ты думала, когда на свой шар смотрела?
– Я думала: хороший гашик, не забыть бы, у кого брала.
– И больше ни о чем?
– Этого тебе мало?
– А дальше что?
– Я добила косяк, спустилась к себе, почитала недолго и легла спать. Утром встала и пошла на работу. Ты же помнишь, как Джошуа умел развоняться.
– Тебе, что ли, не хотелось понять, что это было?
Что за свет?
– Я решила, что это газ какой-нибудь. Ведь во вселенной же полно газообразных тел?
– Ага, она состоит из газов, нейтрино и непонятной дряни, которую называют темной материей, – говорит Эндрю.
– То есть дальше ты спокойно занялась обычными делами? – спрашивает Баррет.
– По-твоему, надо было звонить в “Нэшнл инкуайрер”? Меня торкнуло от косяка, я увидела свет, потом он исчез. Что тут такого-то?
Баррет склоняется ближе к ней, лицо Эндрю теперь совсем рядом, он чувствует щекой его дыхание.
– И ничего особенного с тобой потом не происходило?
– Я же сказала, что нет, ничего.
