Юлия Вознесенская - Женский декамерон

— Да… Смеху не оберешься, — покачала головой Ольга. — Если ты, Зинка, все это для интереса не выдумала, то дура ты беспросветная, что от такого человека сбежала! Что он о тебе подумал, когда вернулся, а?

— А что он подумать должен? Обед я ему на кухне оставила, борщ и котлеты. Сдачу, что с магазина и с рынка осталась, на стол положила, на видное место. Ничего плохого он не должен бы подумать.

Тут в разговор вступила Галина.

— Зина, его звали Игорь Михайлович?

— Точно, Игорь! А ты откуда знаешь? Я ведь не говорила, как имя-то его.

— Просто я хорошо знаю этого человека. Я бы еще сомневалась, если бы ты не назвала его лагерные сроки. По ним я уж точно поняла, о ком идет речь. А ты теперь не жалеешь, что ушла тогда?

— А чего жалеть! У меня теперь сын есть, считай семья.

— Постой! — подскочила на своей кровати Альбина. — А ведь ты начала с того, что это было девять месяцев назад. Так сын у тебя с той ночи, что ли?

— Ну.

— Ох и дура!

Галина внимательно посмотрела на Зину.

— Между прочим, Зина, Игорь Михайлович до сих пор живет один.

Зина вдруг вскочила с кровати и схватила халат и сигареты.

— А ну вас, девки! Я вас повеселить хотела, какие бывают смешные мужики, а вы… Пойду хоть покурю. Пропади они пропадом, рассказы эти наши!

И Зина направилась в коридор, напевая громко и отчаянно:

Ленинградская тюрьма,Лестница протертая!Извела меня статьяСто сорок четвертая!

И этой песенкой закончился третий день «Дамского Декамерона».

ДЕНЬ ЧЕТВЕРТЫЙ, ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Утро четвертого дня началось с того, что пришла дежурная санитарка Федосья Поликарповна с ведром, тряпкой и шваброй и начала мыть палату. Из кармана халата у нее торчала серая тряпка, которой она па ходу проводила по спинкам кроватей и по тумбочкам. При этом Федосья Поликарповпа не переставая ворчала на женщин: «Ишь, разлеглись! Наплодили нищеты и рады… Убирай тут за ними за семьдесят Рублев…»

Женщины поняли намек и сунули Федосье Поликарповане три рубля. Ворчание прекратилось, но и уборка тоже: хитрая санитарка тут же собрала свое хозяйство и отправилась мыть соседнюю палату.

— Ну и стерва! Откуда только такие берутся? — вздохнула Эмма.

— Жизнь делает, — ответила бичиха Зина, а Лариса предложила:

— Давайте сегодня будем рассказывать о женщинах-стервах!

На том и порешили.

Прошел день, наступил вечер, и первой начала рассказывать Лариса.

История первая,

рассказанная Ларисой. Снова анекдот, но на этот раз древнекитайский, откуда можно заключить, что «стерва» — явление историческое и интернациональное

Крестьянин Ли работал в поле, мотыжил рисовую делянку. Вдруг бегут к нему толпой односельчане, машут руками, что-то кричат. Ли поднял голову, вздохнул и снова продолжает работу. Подбежали односельчане ближе и кричат:

— Ты что, не слышишь? Твоя жена пошла в лес за хворостом, а там на нее напал тигр!

— Сам напал — пусть сам и выпутывается. Мне надо к возвращению жены делянку закончить, а то она меня загрызет.

— Сильна китайская стервозность! — заметила бичиха Зина. — Но я вам, девоньки, скажу, что стервами бабы чаще всего-то из-за мужиков становятся. Я вот вам о двух подружках расскажу, которые со мной на зоне сидели.

История вторая,

рассказанная бичихой Зиной о двух соперницах, ликвидировавших предмет соперничества

Сидели у нас на зоне две девахи-подельницы. Обои получили по три года, обои у нас в больничке санитарками работали, а до лагеря и до преступления своего они в мединституте учились, врачами хотели стать. Только врачами им теперь уж не быть, потому как они медицинскую науку для лютой бабьей мести приспособили. А история вышла у них такая.

Учились они и между собой дружили, всем делились. Жизнь студенческая, дело молодое — завелся у одной дружок. Бегает она к нему на свиданки, а опосля подружке рассказывает, как он ей в любви клянется, как замуж зовет, ну и все такое прочее. Тут вскорости и у второй подружки тоже хахаль объявляется, и тоже она с ним в ЗАГС собирается. Жили-то обе девахи в общежитии, а на свидания бегали по-очереди, потому как даже выходные туфли одни на двоих имели, чтоб не тратиться. А вечерами у них, значит, рассказы про то, как с милым гулялось. Ну, и вышло оно так, что обе себе по ребеночку и нагуляли в одновременье. Девки здоровые, самостоятельные, рожать собрались. Тут одна другой и говорит, что дружок ее просит аборт сделать, уговаривает с дитем подождать — не ко времени, мол. И у второй такая же история. Но что подружек в удивление ввело, так это что говорили им ихние дружки одни и те же слова по этому делу. Одна и смекнула: «Слушай, подруга! А что это странно как у нас выходит: зовут наших женихов одинаково, слова они нам одни и те же говорят, на свидания мы ходим все как-то по очереди. Берет меня сомнение: уж не один ли у нас с тобой женишок?» Решили проверить. Как одна пошла в кобеднишних туфлях на свиданку, так другая за ней следом в тапочках. И выясняют они, голубушки, что один их парень за нос водит! Погоревали, поплакали, да и пошли вдвоем на аборт. А как отмучились, так и выстервились: «Да что ж это за справедливость такая, что «нам страдать, а ему хвостом вертеть?» И решили они обманщику хвост-то тот самый и укоротить. Сговорились, все чин чином подготовили. Одна его зазвала в гости, снотворного ему в водочку подсыпала. А там вторая явилась. Разложили они родимого и кастрировали его по всем правилам медицинской науки. Вместе их и судили. Потерпевший рыдмя рыдает, а зал хохочет. Девки во всем признаются, а каяться — ни-ни. Но повезло им, однако, что судья и прокурор тоже «бабьего «полу» были, а то б им тремя годами не отделаться!

А что всех в зоне удивляло, так это то, что не было промеж ними скандальных базаров ни до суда, ни после. Мужик ведь чем над бабами силен, хвостом своим, что ли? Не-ет! Силен он, бабоньки, только тем, что мы за него промеж себя войну ведем — вот где и раздолье ему! А кабы дружнее мы были, да друг к дружке уважительнее, так, глядишь, он бы хвост-то и сам поджал.

— В общем-то это, Зина правда, что женская солидарность — редкая вещь, — заметила Наташа, — но ведь и своего мужа надо охранять. Я вот, например, не виновата в том, что муж у меня красавец и женщины к нему льнут. Пока он мне ни разу не изменял, это я точно знаю. Но сколько раз был на грани! А сколько мне сил пришлось ухлопать на то, чтобы его в опасный момент от этой грани отвести, да не силой — силой его не возьмешь, а умом, тонкостью и, если хотите, вот этой самой стервозностью. Я вам расскажу только один этюд из нашей жизни, когда мне пришлось такой стервой стать, что я сама себе удивилась.

История третья,

рассказанная инженером Наташей о том, сколько мудрости и стервозности пришлось ей проявить для сохранения мужа

Было это уже лет через пять после свадьбы. Жили мы хорошо, сын уже у нас был, двухкомнатная квартира кооперативная. Но бывали и семейные сцены. Я до молодости еще не умела их гасить, увлекалась. Поскандалю, расплачусь — и к маме под крылышко. Мама пожалеет, утешит, а там и муж прибежит домой звать. Иду гордая, как королева, и думаю: «Ах, как, я здорово себя с мужем поставила! Ах, как, он боится меня потерять!» Вот с этими-то уходами я чуть сама его и не потеряла.

Однажды мы повздорили из-за какой-то ерунды, а у меня как раз еще неделя отпуска оставалась, летом дело было. Я хвать своего Сережку и к мамочке на дачу: Сидим мы с мамой, шепчемся о наших женских проблемах, мама с Сережкой возится. На третий день я начинаю в окошко поглядывать: что-то наш папа за нами не едет? Где же это мой Витюшенька? Витюшеньки ни слуху, ни духу. А были у нас такие друзья Андреевы, к которым он обычно бегал утешения искать, когда я его шпыняла. Я дружила с женой, Олей, а он с мужем ее, Августом. Решила я позвонить Оле и спросить, как там мой супружничек себя ведет? Пошла на станцию за два километра, где был единственный на весь дачный поселок телефон, позвонила. А Оля мне и говорит: «Если ты не хочешь потерять мужа, приезжай немедленно. У него, кажется, уже подруга появилась, какая-то художница. Завтра у Августа день рождения, он собирался ее привести. Поэтому Август тебя пригласить постеснялся. Но приезжай и ты обязательно».