Дмитрий Липскеров - Пространство Готлиба
К тому же мне неизвестно, когда были произведены эти руки, и вполне вероятно, что их биологический цикл давно окончен.
В размышлениях я провела почти целый день, но так и не решилась что-то предпринять. Безусловно, Евгений, вы как мужчина предложили бы выяснить все опытным путем, но какая-то маятная неопределенность останавливала меня, доставляя некоторое удовольствие от оттяжки самого интересного момента. Так любовник истомляет себя созерцанием обнаженного тела любимой, отодвигая момент полного соития, дабы потом насладиться стократ. Так гурман долгие минуты втягивает в себя запахи деликатесных блюд и не спешит положить в рот первый кусочек. И только тогда, когда желудок спазмирует, крича о пощаде, когда слюна водопадом устремляется по лабиринту кишок, только тогда, только в этот момент на язычок кладется крошечный ломтик, ну, например, кекса, намазанного тончайшим слоем паштета из гусиной печенки с вкраплениями прозрачного желе.
Серьезным испытанием для меня стал вечерний приход почтальонши Сони и ее брата Владимира Викторовича. Беседа с ними и чаепитие явились самой трудной оттяжкой перед решительным шагом.
Я сложила руки обратно в футляр и засунула находку в шкаф так, чтобы ни Соня, ни ее брат не могли ее лицезреть.
К чаю я поджарила рыбу, подаренную мне Владимиром Викторовичем, и подала на большом блюде с картофелем.
– Да что вы! Зачем! – сетовал рыболов. – Я же эту рыбину вам презентовал!
– Вот мы ее вместе и съедим! – отвечала я, раскладывая куски по тарелкам. – Еда простая, но сытная!
Судя по выражению лица Сони, она была вовсе не в восторге от предложенного угощения, но, удачно воспитанная, не показывала виду, вяло ковыряя вилкой рыбий хребет.
– Говорят, что рыбу потреблять полезно, – завязал разговор Владимир Викторович, рассматривая мою шею и поэтому немного краснея. – Что-то в ней такое содержится, что предохраняет щитовидную железу от болезней!
– Это в морской рыбе! – уточнила Соня.
– Разве?
– Именно, – подтвердила сестра.
– Пусть будет в морской, – согласился Владимир Викторович, и его взгляд переместился с моей шеи чуточку ниже, засверлив буравчиком толстый свитер.
Того гляди, просверлит до самого тела! – усмехнулась я. На вид саперу было лет сорок пять, он находился в хорошей форме и было в его лице что-то азиатское.
Соня перехватила взгляд брата, блуждающий по моему свитеру, вершок за вершком исследуя топографию моей груди. Глаза почтальонши сверкнули, она отщипнула вилкой большой кусок рыбы и отправила его в рот, расстреливая брата глазами.
А сестра ли она ему? – озадачилась я и под прицелом Владимира Викторовича слегка выгнулась, натягивая свитер на груди. Мне было приятно, что мужчина разглядывает меня и что это нехитрое занятие доставляет ему удовольствие. Также мне нравилось, что это раздражает Соню; я ощущала некоторое соперничество и, кажется, выигрывала в нем.
– Ешь! – чуть громче, чем надо, произнесла Соня и дернула Владимира Викторовича за рукав.
Конечно, он ей вовсе не брат! – окончательно уверилась я, глядя на то, как почтальонша отчаянно работает челюстями, пережевывая рыбу. – Просто они официально не расписаны и, чтобы про них не говорили всякого, назвались братом и сестрой. К тому же в физиономии сапера угадывается замес азиатских кровей, тогда как в лице Сони кровь преимущественно одна – легкая, славянского окраса.
– Я ем, – ответил Владимир Викторович и, как показалось, еле заметно мне подмигнул. Одним коротким взмахом ресниц.
Ишь, какой негодяй! – с некоторым восторгом изумилась я.
– А что ваш ящик? – спросил сапер, слизывая с губ масляную каплю.
– Какой ящик? – сыграла я удивление.
– Который вам кто-то подкинул?
– Ах, футляр!.. – продолжала я прямо по Станиславскому. – Так нашелся хозяин и забрал его!..
– Нашелся?! – почему-то обрадовался Владимир Викторович. – Ой, как хорошо!.. А что в нем было?
– Так, музыкальный инструмент в нем помещался.
– Что вы говорите! А какой?
И тут я соврала мгновенно, и сколько потом ни размышляла над тем, почему ответила именно так, вразумительного объяснения не находила. Может быть, потому, Евгений, что вы стали для меня чем-то очень важным, и я думаю о вас большую часть своего времени?..
– Саксофон! – ответила я. – И принадлежит он известному московскому музыканту Евгению Молокану!
– Слава Богу, что вещь вновь обрела своего хозяина! – подытожил Владимир Викторович и подмигнул мне так явно, что заметила Соня. Лицо ее в мгновение ока набрякло кровью, она нависла над столом, багровея носом, глаза выкатились из орбит, почтальонша пыталась было вздохнуть, но в горле что-то встало преградой, как будто сама смерть перегородила гортань. Соня заколотила по столу руками, взбрыкнули в конвульсиях ноги, и смешалась речная рыба с жасминовым чаем.
– Она подавилась! – закричала я. – Помогите же ей!
Владимир Викторович поглядел на сестру с недоумением, как на хамелеона, меняющего свой окрас. И действительно, лицо Сони, ее шея в этот миг меняли свой цвет с багрового на синий с очагами желтизны, обещая в дальнейшем определиться в радикально черный.
– У нее кость в горле! – паниковала я. – Она сейчас умрет!
Судорожно припоминая первые уроки медицины в институте, я тараторила Владимиру Викторовичу о том, что нужно вооружиться вилкой и сделать прокол чуть ниже щитовидной железы, освободив воздуху естественный проход. За это время судороги Сони из отчаянных сделались угасающе умеренными, и я поняла, что, если что-то срочно не предпринять, в моем доме случится трагедия.
– Колите!
– Да как же я ее вилкой по горлу?! – удивлялся Владимир Викторович. – Человек все-таки!
Во всем его облике не было ровным счетом никакого волнения. Казалось, что происходит вещь совершенно естественная и его спутнице ничего особенного не грозит. В довершение я увидела, как сапер вновь подмигнул мне, на этот раз нарочито, подчеркивая подмигивание всей гладко выбритой щекой.
– Не могу я ее по горлу! – повторил Владимир Викторович с нежностью.
Неожиданно он распрямил ладонь лопатой, вытянул руку, развернул плечо на сорок пять градусов и со всего маху шарахнул Соню ручищей по спине. Рот у Сони открылся, словно рыбий, кость вылетела из синего зева, как первобытное копье из пещеры. Вслед за этим раздался протяжный стон, почтальонша со свистом задышала, захлопала быстро-быстро глазами и пролила на порозовевшие щеки слезы возрождающейся жизни.
– Зачем же вилкой! – улыбнулся сапер. – Так на чем мы остановились?
– На чем!.. – Я решительно была не способна вернуться в русло предыдущей беседы. – Простите… Может быть, ее отвести домой?
Я с жалостью смотрела то на Соню, то на ее брата или кем он там ей приходится.
– Да все уже в порядке! – отказывался Владимир Викторович. – Она в порядке.
И на самом деле, личико Сони стало почти таким же розовым, как и до косточки. Она даже пыталась улыбаться, хотя дышала пока чаще обычного.
– Вы сказали, что в футляре был саксофон и что принадлежал он известному музыканту Евгению Молокану? Правильно я понял?
– Да-да, – подтвердила я.
– Ну, очень хорошо, что все так благополучно завершилось! – успокоился сапер и попросил еще чаю. – Музыкальный инструмент для музыканта – вещь чрезвычайно важная! – продолжал он, прихлебывая из кружки ароматный напиток. – Это как руки для сапера! Нет инструмента, нет и музыканта!
Владимир Викторович глотал жасминовый чай, смотрел на меня во все глаза, и казалось, приоткрылось в его взгляде что-то до этой секунды спрятанное потаенно, что-то холодное и безжалостное. Или же все это действительно мне казалось.
– Это уже третий раз за неделю! – сказала Соня слабеньким голоском.
– Что – третий раз? – не поняла я.
– Подавилась она в третий раз, – пояснил сапер. – Постоянно, когда ест рыбу – давится.
– А я ему говорю – не лови ты больше эту рыбу! Она уже поперек горла стоит!
– А я люблю рыбу!
– А я через нее когда-нибудь умру! – трагично сообщила Соня.
– А вы не ешьте ее, – предложила я. – Пусть сам питается!
– Он заставляет.
– Зачем? – удивилась я.
– Затем, что полезно от щитовидной железы! – ответил Владимир Викторович.
– Да не помогает речная рыба от щитовидки! – вскричала Соня. – Только морская! Сколько раз повторять!
– А кость-то, смотрите! В дверь шкафа воткнулась! – указал сапер.
Мы с Соней поворотили головы и увидели действительно торчащую из дверки шкафа рыбью кость.
– Сейчас вытащу.
С этими словами Владимир Викторович поднялся со стула, прошел через всю комнату и, схватив кость за кончик двумя пальцами, дернул ее на себя. Каково же было наше удивление, когда, вместо того чтобы выдернуться, кость потащила за собой дверь и открыла на четверть содержимое шкафа. И тут я вспомнила, что в нем лежит футляр с руками, про который я так убедительно врала гостям.
