Марек Хальтер - Ночь с вождем, или Роль длиною в жизнь
Вуд два-три раза стукнул молоточком, чтобы успокоить зал. Мне досталось удачное место слева от женщины, так что от меня не ускользнуло, как переменилось ее лицо. Голубые глаза потемнели, а слой пудры уже не мог скрыть ни ее морщинок, ни бледности. Можно представить, что она сейчас переживала. Никто бы не пожелал попасть в лапы этого мальчишки с внешностью жиголо. Кон упивался произведенным фурором. Когда шум стих, он задал вопрос:
— Что вы делаете в нашей стране, кто вы на самом деле?
Он чувствовал себя героем. И сенаторам, и моим коллегам уже грезились огромные шапки в завтрашних газетах. Незнакомка будто окаменела, лишь пальцами теребя носовой платок.
Вуд снова приложился молоточком.
— Вы должны ответить на вопрос, мисс Кто-то-там. Теперь вы заподозрены в присвоении чужого имени, следовательно, Комиссия может в любой момент потребовать вашего ареста…
Разумеется, он бы этого не сделал: все присутствующие с замиранием ждали продолжения. Кон подготовил еще сюрприз. Он опять взмахнул паспортом.
— По ходатайству прокуратуры ФБР выяснило происхождение документа. Его номер свидетельствует, что это один из четырех «чистых» паспортов, выданных УСС одному из своих агентов. Вот объяснение высокого качества подделки… Напоминаю Комиссии, что Управление стратегических служб занималось борьбой с советским шпионажем, пока не было создано ЦРУ, то есть до 1947-го. Восемь лет назад, в 1943-м, агент УСС был направлен в Советский Союз. Его звали Майкл Дэвид Эпрон.
Вуд забыл о своем молоточке, на несколько секунд замер цокот стенографисток. А Кон продолжал ровным тоном, будто сообщал прогноз погоды:
— Агент Эпрон не вернулся с задания. В досье УСС зафиксирован последний контакт с ним летом 1944-го. Больше никаких сведений… До тех самых пор, пока не обнаружился паспорт некоей особы, именующей себя Марией Магдаленой Эпрон.
Когда Кон замолчал, русская понурилась. Отчаянно пульсировала жилка на ее виске. Частыми толчками вздымалось на груди траурное платье, заставляя мерцать серебряную брошку. Я так и не понял, блистательная ли это игра или женщина действительно была в панике, но она все молчала. Вуд и Маккарти что-то неразборчиво рявкали в микрофон и наконец прорвались сквозь помехи:
— Вы убили агента Эпрона, мисс Неизвестная?
— Нет!
— Кто вы?
— С каких пор занимаетесь шпионажем?
— Я не шпионка!
— Лжете!
— Кто еще работает на вашу резидентуру?
— Да никто! Я не…
— Лжете!
— Нет!
Она вскочила на ноги и оказалась высокого роста.
— Я не шпионка и не убивала Майкла! Вы ничего не знаете! Я сделала все, чтобы его спасти.
Теперь было ясно, откуда ее акцент. Взгляд женщины от сенаторов метнулся к столу прессы. Наверно, и у меня, как и у остальных журналистов, был вид разъяренного хищника. Похоже, на этот раз Кону удалось сорвать банк. Я уже прикидывал статью в завтрашней «Пост». Да и на лицах коллег было написано, что они занялись привычным делом. Женщина рухнула в кресло.
— Действительно, Эпрон не моя фамилия. Мне ее дал Майкл, как и этот паспорт.
— Дал его или вы убили Майкла, чтобы завладеть паспортом?
Это уже встрял Никсон, до сих пор молчавший. Стоило ему раскрыть рот, мне всегда чудился камнепад.
— Нет, неправда!
Вуд прервал ее жестом.
— Продолжайте допрос, господин Кон.
Русская испытующе нас разглядывала, одного за другим. Я впервые перехватил ее взгляд. Ее синие глаза казались глубокими, словно омут. Я подумал: так глубок ее ужас. Женщина помаргивала в такт своему дыханию. Я мог пересчитать все ее морщинки в уголках губ.
Кон возобновил допрос своим тоном первого ученика. Это была его коронная роль: он умел придать себе столь презрительный вид, будто собеседника вообще за человека не держит.
— Ваше имя?
— Марина Андреевна Гусеева.
— Дата и место рождения?
— 10 октября 1912 года, Колпино, это под Ленинградом.
— Когда вы проникли на территорию Соединенных Штатов?
— В январе 1946-го.
— Почему вы проникли в Соединенные Штаты с поддельным паспортом?
— Мне его дал Майкл. Он…
— Вы советский агент?
— Нет!
— Вы член КПСС?
— Нет!
— И никогда не были?
— Нет! Никогда в жизни!
— Как же так: вы советская гражданка и при этом не член партии?
— Я бежала из своей страны, потому что не могла там жить. Потому что и Майкл собирался бежать.
— Вы бежали вместе с Майклом Эпроном?
— Нам пришлось.
— Вы его убили?
— Да нет же! Зачем мне его убивать? Я его любила больше всех на свете!
— В тюрьмах полно убийц, которые обожали тех людей, которых прикончили, мисс. Как вам достался этот паспорт?
— От Майкла… Я его не убивала, клянусь вам.
Голос Вуда громыхнул в динамике:
— На чем клянетесь — на Библии или на портрете Сталина?
Раздались смешки, включая хохоток Никсона, который не перепутаешь.
— Вы лгали Комиссии с самого начала и теперь хотите, чтобы мы вам поверили, мисс?
Вуд дал знак Кону продолжить.
— Где вы познакомились с Майклом Эпроном?
Женщина не сразу ответила. На ее губах промелькнула тень улыбки. Или от приятных воспоминаний, или потому, что она разгадала коварство Комиссии, которая бомбардировала вопросами, заставляя отвечать только да или нет, ну, может, еще с четырьмя-пятью словами в придачу. Как тут оправдаться?
Кон уже открыл рот, чтобы повторить вопрос, но женщина его опередила:
— В Биробиджане.
— В Биробиджейно?
— Он туда приехал как врач…
Вуд рявкнул в микрофон:
— Отвечайте только на вопросы! Что это за Биробиджан?
Вуд сверлил женщину взглядом, пока она старалась поправить свой шиньон.
— Вроде еврейского государства, автономная область рядом с Владивостоком.
— Еврейское государство в СССР?
— Да, уже давно существует.
— Вы еврейка, мисс Гусеева? — спросил Кон.
— Почти, — ответила она шепотом, но в зале расслышали.
— «Почти» не бывает, мисс Гусеева: либо ты еврей, либо нет. Уж я-то знаю!
Кон рассмеялся, и мы вслед за ним.
Вуд грохнул молоточком.
— Так вы еврейка или нет?
— В Биробиджане я стала еврейкой благодаря Сталину.
И специально для Кона она добавила на идише:
— Может, я больше еврейка, чем вы еврей.
Я был единственным из присутствующих, кто знал несколько слов на идише. Зал опять грохнул, и этот гогот меня уже начал раздражать.
В «черном списке» большинство фамилий были еврейские. Среди членов Комиссии встречались зоологические антисемиты вроде Маккарти и Никсона, но ей было не с руки афишировать свой антисемитизм. Кон как бы служил прикрытием. Юнец был будто создан для этой роли. Родившись в Бруклине, он всячески отмежевывался от евреев. Почему? Загадка!
Я наконец сообразил, отчего вдруг удостоился приглашения на закрытое слушание. Вдобавок к еврею-прокурору требовался хотя бы один журналист-еврей. То есть щелкопер вроде меня. Если я и подписываюсь Аллен Г. Кёнигсман, то в этом Г. предполагается сокращение от Гершом. Подобный тип и должен был засвидетельствовать, что в этой женщине все фальшивое от и до. Что она фальшивая американка, притом настоящая коммунистка, настоящая шпионка и вдобавок ко всему изображала из себя жидовку. Для этой банды из КРАД было ясно, как дважды два: если ты коммунист, то должен быть евреем, если ты еврей, то должен быть коммунистом. Одно предполагает другое, и точка! Чему эта женщина служила лучшим доказательством.
Тут уже ринулся в бой собственной персоной господин Маккарти, сенатор от Висконсина, проревевший в микрофон:
— Мисс… Гус… …ева — или как вас там? Судя по всему, вы недооцениваете серьезности вашего положения. Вы назвались Комиссии ложной фамилией и нелегально проникли в нашу страну благодаря паспорту, который принадлежал убитому американскому разведчику. Вы выдавали себя за еврейку, не будучи еврейкой. Вы русская и при этом не коммунистка… Не кажется ли вам, что проще сказать правду?..
— Какую правду?..
— … Что вы советская шпионка.
Женщина усмехнулась. Она сидела, безвольно раскинув руки на столе. Ее платочек куда-то исчез. Она покачала головой.
— Не думаю, что вам нужна правда, сенатор.
Вуд надул свой двойной подбородок.
— Мы именно для этого и собрались. Комиссия для того и создана, чтобы выяснить правду, мисс.
— Люди вроде вас постоянно об этом твердят. Но вы хотите однозначной правды. И Сталин талдычит, что ему нужна только правда. Мариночка, скажи мне правду! Но слышит он исключительно ложь.
Маккарти аж подпрыгнул.
— Вы знакомы со Сталиным?
Она окинула сенатора ироническим взглядом, каким женщины изобличают мужское простодушие. Судя по всему, она уже победила страх: ее акцент чуть усилился и голос звучал естественней. Взгляд стал прямым и твердым. Да, это была блистательная актриса, игравшая саму себя!
