Олег Рой - Три краски
Я обратил внимание на Эмили почти случайно. Проходя как-то по коридору, я поднял взгляд от своей вечной спутницы – толстой книги с дополнительными лекциями по высшей математике – и вдруг застыл, увидев ЕЕ. Эмили… Я помню ее такой, какой увидел тогда: невысокая, синеглазая, с белокурыми волосами, связанными в пучок. Она стояла в коридоре с подругой и обсуждала мальчишек из класса. Эмили училась не в моей группе, и потому я увидел ее впервые. Я услышал, как ее подруга сказала, что вокруг одни кретины, а она тихо ответила, что вряд ли это так, что все люди хороши по-своему. Эта наивность, эта вера в людей меня зацепила.
– Вот на этого посмотри! Ну разве не кретин? – спросила подруга, бесцеремонно ткнув в мою сторону. – Эй, парень, рот закрой – бегемот запрыгнет!
Эмили улыбнулась и вдруг посмотрела на меня как-то особенно ласково. Так что я, завороженный ее взглядом, двинулся к ней как под гипнозом и… В итоге я сшиб ее, учебники высыпались из рук девушки, я судорожно начал собирать их, все время извиняясь. Ее подруга снова крикнула что-то обидное, обозвав меня, а Эмили засмеялась – вовсе не обидно, а все так же ласково…
Вынужден отвлечься.
Эмми звонит, она снова просит пить. Мне кажется, моей мыши нужно придумать какое-то занятие, ей просто скучно, вот она меня все время и подзывает. Пойду поищу ей что-нибудь из литературы.
15 ноября 2011 года
Я не нашел ничего, кроме какой-то религиозной брошюрки – толкование Библии и что-то вроде псалтыря. Сам я, как человек неверующий, подобной ерундой не балуюсь, но книжка маленького размера, Эмми будет удобно ее читать, тем более ничего другого более-менее художественного под рукой нет – все же у меня тут не Национальная библиотека. Поэтому я подкинул ей брошюру. Кажется, Эмми нравится. Сегодня она всего один раз поела и попила и даже забыла вымыть за собой посуду. Вот и отлично, значит, я пока могу вернуться к воспоминаниям о моей Эмили.
Она была замечательной девушкой – совсем не дразнила меня и не сторонилась. Она, правда, оказалась очень смешливой и не могла остановиться даже тогда, когда надо мной издевались другие – хохотала словно сумасшедшая. Я поначалу обижался, но потом понял, что у Эмили просто такой веселый нрав, и перестал обращать на это внимание. С третьего года наши группы объединили, и тут уж стало совсем здорово – Эмили была всегда рядом. Она даже села возле меня – не за одну парту, конечно (я полагаю, это бы ее очень стеснило), но за соседнюю, ту, что стояла за моей. Рядом с ней сидел Бен Дикент, веселый рослый парень. Я видел, что девчонки засматривались на него, но знал, моя Эмми не такая – она не поведется на накаченную фигуру, понимая, что внутренняя красота человека гораздо важнее внешней. Я верил, она видит, насколько у Бена неразвитая мозговая функция, и мог поспорить (да и сейчас могу), что мысли у этого парня были самыми низменными и глупыми. Каждый день Эмили невольно подтверждала мои предположения. Сидя с Беном, она то и дело дергала меня, придумывая массу идиотских поводов: то ей надо подсказать, то дать списать, то решить за нее задачу. Мне было приятно такое внимание, я делал вид, что верю, будто она не может справиться со всей этой ерундой сама, и, разумеется, помогал ей.
Я знал, что влюблен, и с каждым днем все более уходил в это чувство. От одного взгляда Эмили кружилась голова, немело горло, дрожали руки. О, это было прекрасное и самое глупое чувство, какое только дано людям! С Эмили я забывал о самом интересном: о формулах, о новых теоремах, о заданиях, которые так волновали меня раньше. Я радовался новому для меня чувству и в то же время презирал его, боялся, что это гадко, что я становлюсь смешным и глупым.
Возможно, это звучит нелепо, но я хотел даже сделать ей признание и просить ее руки. Такие мысли стали посещать меня уже к моменту окончания колледжа, в ту весну, когда все словно сумасшедшие стали готовиться к выпускному балу. Эмили уже тогда была для меня очень близким человеком. Мы вместе занимались алгеброй, вместе штудировали книги у меня дома. Она уже не морщила нос при виде моего убогого жилья, хотя поначалу, признаюсь, некое подобие брезгливости появлялось на ее красивом лице: ведь Эмили была из богатой семьи и привыкла к роскоши.
Я уговорил ее поступать в Гарвард, хотя, честно сказать, и сам не был уверен в ее силах, но я бы сделал все-все, чтобы она смогла туда пройти, ведь я был настолько влюблен, что не представлял жизни без моей Эмили. Она согласилась, и вот мы вместе грызли гранит науки. Точнее, грызла она, а я помогал, потому как все то, что она изучала, для меня было равносильно букварю – просто до предела…
Прерву мое повествование – только что я взглянул на клетку и остолбенел от изумления: Эмми (речь теперь идет, разумеется, о мыши) стоит и крестится. Она приняла религию! Невероятно! Надо бы и самому прочитать ту брошюрку… Или лучше не читать – достаточно и одного религиозного фанатика в нашей маленькой лаборатории.
16 ноября 2011 года
Это уже не мышь, это настоящая львица. Я чувствую, что устаю от нее. Мне нужно отдохнуть, взять отпуск, но я не могу себе этого позволить – столько событий происходит в моей жизни. И теперь мне крайне необходимо изложить их на бумаге (точнее, отобразить на мониторе), но на все не хватает времени. Развитие Эмми (мыши) достигло своей высшей точки. Дальше уже ничего не происходит, мне кажется, что начинается спад. Нет, меня это не расстраивает, я, честно сказать, жутко утомился с нею. Завтра попробую ввести вакцину Кристи – измененный состав. Не знаю, как отразится это на белой мыши, но надеюсь, ее поведение станет не таким агрессивным и властным, как у Эмми. А пока продолжу рассказ о моей Эмили.
Итак, мы готовились к экзаменам. Она приходила ко мне каждый день, смеялась и делала какие-то странные намеки. Один раз Эмили спросила у меня, был ли я когда-нибудь влюблен. Я очень смутился и, кажется, даже покраснел. «Интересно, Джонни, когда ты женишься? Хватит ли тебе смелости признаться девушке в любви и повести ее под венец?» – лукаво улыбаясь, интересовалась Эмили. А я старался изо всех сил сохранять спокойствие. Под влиянием этих намеков я все больше стал думать о признании.
Но однажды, когда Эмили пришла ко мне, мне показалось, что девушка расстроена. Я спросил ее, что случилось, но она тут же попросила ни о чем ее не расспрашивать и предложила сразу перейти к занятиям. Я согласился, однако стоило мне прочитать условия первой же задачи, как Эмили подняла от книги голову, внимательно посмотрела на меня – так, что я почувствовал: еще немного, и я покраснею. «Джонни, ты умеешь хранить секреты? Нет, не отвечай, я знаю, что умеешь. А еще я знаю, что ты меня любишь», – вдруг сказала она.
От этих слов я залился краской и почувствовал, что не могу дышать. Я посмотрел украдкой в окно, в тот момент мне почему-то хотелось открыть его настежь и глотнуть свежего воздуха. Я думал именно об этом глотке воздуха, но все равно не шевелился, мои суставы затекли, ноги онемели. Я был совершенно парализован. «Я плохая, Джонни», – вдруг грустно проговорила Эмили. В ее голосе слышалась такая горечь, и я тут же пришел в норму. «Нет, ты хорошая», – попытался я возразить. «Нет, Джонни, ничего не говори, я плохая. Я издеваюсь над тобой. Смеюсь над тобой…» Она произнесла это, и я вдруг понял, что знаю это и что принимаю как должное – я не видел ничего в этом обидного, ведь она, несмотря на всю свою красоту, свое обаяние, являлась обычной девушкой. Она не была мною и не могла понять многих вещей, пыталась соответствовать другим людям, ничем не выделяться среди них, а потому проигрывала. Я открыл рот, чтобы сказать ей все это, но не издал ни звука. Странно, строя формулы, решая задачи или читая теорию, я чувствовал себя богом, но рядом с этой девушкой я оказывался ребенком, лишенным дара речи. «Я плохая, – повторила Эмми. – Зачем я тебя мучаю? Пришла сюда, хотя знаю: стоит ему позвонить, и я помчусь к нему! Просто он гонит меня, словно маленькую собачонку, и вот я снова здесь. Как все это надоело, Джо! Как все это унизительно! Я падаю в пропасть и сама понимаю это! Понимаю, но лечу…»
Я затаил дыхание. В голове не хотела укладываться вся информация. Хотя зачем я вру? Конечно же, там все сложилось – это проще пасьянса, но я не хотел принять это новое: Эмили встречается с Дикентом. Я давно слышал нелепые слухи об их взаимной симпатии, но не верил им… Я положился на Эмили, и вот она пала, низко пала. Она прямо, недвусмысленно признавалась в предательстве. Мне кажется, она угадала мои мысли, потому что вдруг замолчала, посмотрела на меня так искренне, так взволнованно и спросила: «Тебе обидно? Тебе больно, да? Видишь, а ты говоришь, что я хорошая. Хорошая не причинила бы боль такому замечательному человеку, как ты. А знаешь, Джонни, тебя не любят в колледже. Я иногда и сама удивляюсь, почему?! Ведь ты не сделал никому зла. Но ты… как бы сказать, ты не такой, как все. Немного флегматичный, немного инфантильный. Словно ребенок, и притом ты превосходный специалист, умнейший человек. Они называют тебя идиотом, «ботаником» и еще кучей некрасивых слов, а я не возражаю и поддерживаю их, делая вид, будто с ними заодно. Боже, какая я плохая! Поэтому он меня и бросил. Я заслуживаю этого, Джонни! Я его не виню! А знаешь, надо исправляться! Давай пойдем с тобой на выпускной бал вместе, давай? Я докажу им всем, что я не согласна с ними. Мы оденем тебя так, что упадут все парни колледжа. Ты будешь самым клевым, самым замечательным парнем во всей округе! Договорились, Джо?»
