Эсфирь Коблер - Чичиков.ру
– Что ж, люблю, когда вот так, прямо к делу.
– К делу, к делу.
Петр Алексеевич не любил никаких дел. Ему все хотелось, чтобы подчиненные сами догадывались, какие нынче дела. По большей части так и случалось. Градоначальник предпочитал разводить пчел и большую часть времени пропадал на пасеке. С Москвы, так сказать, пример брал.
– К делу, так к делу. Ну, вот так прямо не получится.
–Это отчего же?
– Предложение у меня не хитрое, но очень прибыльное. Однако все зависит от того, с какими людьми я дело иметь буду. Мне бы с высшим, так сказать, самым высшим светом в вашем городе познакомиться надо. Тогда и дело изложу.
Петр Алексеевич внимательно и насмешливо осмотрел незнакомца: сдурел что ли, так с ним разговаривать, или что-то там, в столицах новенькое напридумали? Еще раз осмыслил услышанное. А вслух сказал.
– Ну что ж, хорошо. Сегодня у меня, знаете ли, как раз небольшой прием. Для своих только. Вы подъезжайте часам к восьми, я вас и представлю.
На том и распрощалис.
– Что еще за штучка столичная, – недоумевал градоначальник, – что ему от нас надо?
Тотчас вызвал он Молчалина к себе.
– Узнай, пожалуйста, какой черт его принес. Кто таков, зачем пожаловал?
– Справочку изволите?
– Справочку, справочку!
Через полчаса лежала на столе у Петра Алексеевича справочка, где было изложено все, что только известно о Павле Ивановиче Чичикове. А известно было немного.
Павел Иванович служил на таможне в Москве. Уволился, правда, по собственному желанию, но тогда, когда начались на таможне проверки и посадки. Он сам ни в чем уличен не был, но осталась пара крупных нераскрытых дел. Одно – когда огромная партия итальянской мебели была записана как наша, российская, из Тмутаракани пришедшая. Разница в оплате исчислялась сотнями тысяч долларов, но организаторов аферы так и не нашли, хотя должно было их иметься не меньше десятка, чтобы такое провернуть.
Вторая – это когда состав с черной, уже в банки расфасованной черной икрой загнали на запасной путь, списали как испортившуюся и быстренько развезли по Московским магазинам. За границу она так и не попала. Отправители понесли колоссальные убытки и разорились, кто-то на этой афере погрел руки, хорошо погрел. Списали все на начальника таможни (кто ж еще такое мог провернуть!) и, хотя он клялся, что ни сном, ни духом, припаяли ему десяток лет колонии, которые он и отбывал в настоящее время.
Павел Иванович же ни в чем замечен не был, но существовал как бы в небытии. Дома не имел, зарегистрирован был в глухой подмосковной деревне, женой и детьми не обременен. Носится по свету, как перекати поле.
– Занесла же его нелегкая к нам, – подумал мэр и велел Молчалину внимательно за Чичиковым наблюдать.
– Ты, Николашка, с него глаз не спускай!
– Как скажете, Петр Алексеевич. Все понятно. – И Молчалин испарился, оставив мэра в глубокой задумчивости.
К восьми часам начали съезжаться гости. Минут через пятнадцать, выдержав паузу хорошего тона, появился и Чичиков, которого Петр Алексеевич представлял так:
– Павел Иванович Чичиков, наш гость из Москвы, – говорил он, – и смотрел многозначительно на своих подчиненных. А те уж смекали, как вести себя с московским гостем.
Народ постепенно собирался в небольшом зале. На мужчинах прекрасно сидели новые, с иголочки, костюмы, дамы… О, дамы блистали парижскими туалетами, золотом, бриллиантами, которыми были усыпаны чуть ли ни с ног до головы, так что в глазах рябило от сверкания и блеска.
Первым подскочил к Павлу Ивановичу Молчалин, крепко подхватил под руку и повел с гостями знакомить.
– Господин Манилов – начальник департамента образования и культуры (приятнейший человек лет сорока, совершенно современный – вежливый и умный взяточник со стажем, с манерами сладкими и, можно сказать, изысканными). Он сразу сказал:
– Очень, очень рад знакомству. Приезжайте в гости. Мы тут все скученно живем в одном поселочке, за городом. Будем рады, – и сладко улыбнулся, не улыбнуться в ответ было невозможно. Только отойдя от него, отчего-то захотелось Чичикову руки вымыть, будто в патоке завяз.
Затем сам представился начальник дорожного департамента господин Собакевич. Руку так пожал Павлу Ивановичу, что тот чуть не вскрикнул от боли.
Человек неопределенной профессии, господин Ноздрев, повел его сразу в покер перекинуться, еле отбоярился Чичиков, проиграв немного денег.
Но вот каким-то отдаленным видением промелькнула дочь градоначальника. Стройная, с нежным округлым личиком и огромными синими глазами (чисто ангел – умиленно подумал Чичиков), одетая с той изысканной простотой, которая и была на самом деле диктатом настоящей европейской моды: длинная вишневая юбка и короткая белая кофта подчеркивали прекрасную фигуру. Все того высшего качества, что знающий человек только порадоваться мог и этой дивной фигуре, и наряду, ее облегавшему. Одно золотое колечко с небольшим бриллиантом увидел Чичиков, поцеловав протянутую ручку. Больше никакие украшения не сверкали на ней, не выделялась она, как елка на новый год. И запах духов был тонкий, но дурманящий, и испарилась она тотчас, как познакомилась с Чичиковым. Тот так и остался стоять, глядя ей вслед.
– Это Наталья моя, – пробасил над ухом Петр Алексеевич. Она в Кембридже учится. Манеры какие-то западные усвоила, не обращайте на нее внимание.
Чичиков и рад был бы не обращать, да какой-то занозой засела она у него в голове.
Вечеринка «для своих» больше походила на небольшой венский бал в провинциальном варианте.
Для начала под музыку «Сказки венского леса» танцевали вальс примы балетные из местного оперного театра, потом из той же оперы пел неплохой баритон, а когда маховик вечера завертелся, артисты разбрелись по залу, то там, то тут подхватывая танцоров и одиноких невест.
Вообще, местный градоначальник отличался любовью к искусству, а, вернее, к искусницам. Но все же оперный театр отремонтировал, давал артистам подработать на своих «вечеринках». Иногда, правда, заносило его не в ту сторону; однако, если ухаживания не нравились очередной фаворитке, были слишком настойчивы, его быстро можно было укротить с помощью Марьи Васильевны, жены мэра, которая ни то, что его самого, а весь город в руках держала. Петр Алексеевич никогда ей не возражал.
Хуже приходилось драматическому театру. Правда, не так, как вначале 90-х, когда хаос был невообразимый, и артисты сидели с шапкой на пороге театра под плакатом «Подайте на ремонт здания». Теперь и крышу залатали, и какие-то крохи платили регулярно, но, в основном, зарабатывали на гастролях, которые мэр помогал устраивать.
Еще Павел Иванович присматривался к батюшке, настоятелю Собора Святой Троицы. Вел он себя как хозяин, все подходили, любезничали, просили благословить. Подошел и Павел Иванович. Просил также позволить навестить батюшку, так как в городе проездом, а хотелось бы побеседовать. На то были у Чичикова свои виды. Отец Амвросий разрешил и даже час назначил.
Ехал к себе в гостиницу Павел Иванович в весьма хорошем настроении. Даже напевал что-то. Так как приехал он в третьем часу ночи, то на следующий день спал до полудня. А затем, отобедав и приведя себя в надлежащий вид, стал наносить визиты. Так ездил он целую неделю, расспрашивая, прислушиваясь и принюхиваясь.
Первым делом навестил он начальника городской полиции. Можно сказать, для его, Чичикова, целей, самое главное после мэра лицо. С Николаем Николаевичем, так главного полицейского звали, отобедали они в уютном ресторане. Угощал, конечно же, Чичиков. И недаром. Так узнал он, что полиция и мэрия соседствуют в городе, и живут душа в душу, все правильно понимая.
– Наш лозунг – живи сам и жить давай другим, – весело стрекотал Николай Николаевич, – если, конечно, нам с Петром Алексеевичем нужно, чтобы ты жил, – захохотал он.
– Очень верно. – Заметил Чичиков. – Кто не понимает, кому платить надо, тот, собственно, в бизнесе и не живет.
– Тертый калач, – подумал полицейский начальник. А вслух добавил – У нас все тихо, никакого криминала, я тут сам смотрящий, – проговорился он.
– Вот и славненько. Я дельце одно задумал, в пользу, так сказать, отцов города, надеюсь, вы не откажитесь. Но не спрашивайте сейчас. Пока секрет. Как все улажу, так и скажу.
Чичиков увидел, как шея главного законоблюстителя напряглась и покраснела. А, надо сказать, что был он худ и вертляв, и такое выражение его телосложения говорило о крайней степени волнения.
– Все будет хорошо, даже весьма отлично, – поспешил Чичиков успокоить Николая Николаевича.
Посещал Чичиков и начальника почты, который славился тем, что ни одна посылка в город не доходит и из города не исходит без досмотра, так как оказывалось, что часто вещи, куда-то там посылаемые нужны и ему самому и его подчиненным.
Затем Павел Иванович побывал и у батюшки. За обедом был приятно удивлен рассказом о том, что отец Амвросий устроил при церкви приют для детей из бедных семей, где родители пьют или вовсе детей бросили, еще небольшой дом престарелых, и столовую для совсем уж нищих.
