Сергей Афанасьев - История Одного Развода
I love you very much and I am thinking about you all the time. I love you my wonderfull husband! I am happy to be your wife!
I hope to see you online this morning.
I kiss you.
Yours Nichka
P.S.
Ted I ask you one thing. I sent you one writing in english. It was wrotten by russians. This text from Oleg's work. He asked me to correct on right english. Please do that I think it will not take much of you time. Thanks my Love!
Глава 2
3 июля 2000 г. 19:50
Дома было непривычно тихо, хотя дети были и одни — Лена в последний раз ушла по магазинам. Никто не шумел и не ссорился из-за домашнего компьютера.
Олег не стал раздеваться.
— Ребятишки, — позвал он с порога. — Надо бы к бабушке сходить. Попрощаться.
— Конечно надо, — хором согласились они и быстро и послушно оделись — без обычной толкотни в коридоре и шума.
Также молча прошли по улице те пятьсот метров, что отделяли их от бабушкиного дома, ощущая какую-то необъяснимую неловкость.
И выйдя из лифта дети вопреки обыкновению не стали толкаться возле бабушкиной двери, споря, кто первый позвонит, а встали тихо, оставляя право нажать на звонок ему.
Открыла мать. Неловко улыбнувшись, посторонилась.
— Ну здравствуйте, путешественники, — сказала она. — Проходите.
Все также тихо, словно провинились в чем-то, они вошли и неторопливо и все также молча разделись.
Бабушка тоже молча стояла в прихожей и старалась улыбаться, с трудом сдерживая слезы.
— Ну что, сегодня значит улетаете? — спросила она.
— Ну да, — кивнул Сережа.
— А как же мы? Мы ведь будем скучать по вас? — спросила Мария Ивановна и голос ее дрогнул.
— Бабушка! — всплеснула руками Алена. — Ну что ты? Мы же будем приезжать к вам в гости! Да и вы к нам тоже!
Молча, словно на поминках, прошли на кухню, где уже был празднично накрыт стол. Все также в полной тишине расселись.
Марья Ивановна достала бутылку вина собственного изготовления.
— Ну, наливай, что ли, — сказала она сыну. — И детям своим тоже, большие ведь уже.
Олег налил всем помаленьку. И детям — меньше всех — только на донышке.
Бабушка подняла свой бокал.
— За то, чтобы у вас все было хорошо, — сказала она, тоскливо глядя на внуков. Ребятишки же сидели не шелохнувшись, хмуро уставившись в свои тарелки. — И чтобы нас не забывали, и помнили нас, и… — Марья Ивановна сбилась, вытирая навернувшиеся слезы, а дети наперебой забубнили — ну конечно будем помнить, ну что ты, бабушка, не переживай…
— Чтобы долетели нормально, — решительно сказал Олег, перебивая возникшую слезливую ситуацию и повторно чокаясь со всеми остальными бокалами. — А там жизнь покажет.
Выпили. Взрослые — до дна, дети — чуть губы смочили.
И дальше неловко ели всякие бабушкины вкусности (заяц, тушеный в вине, слабосоленый кижуч собственного приготовления, море салатов и многое другое), изредка перебрасываясь парой незначительных слов сухими деревянными голосами.
Наконец ужин закончился и дети, поблагодарив, с облегчением вышли из-за стола и ушли в комнату. Включили телевизор.
Олег и Марья Ивановна остались на кухне вдвоем.
Некоторое время сидели молча, не зная с чего начать разговор. Олегу так вообще говорить ни о чем не хотелось.
— А я ведь догадывалась об этом уже давно, — нарушила мать неловкую тишину.
— О чем?
— О том что они уедут..
— И с чего ты это взяла?
— Да как-то Сережа зашел с друзьями, сидели вот так же на кухне, я их угощала, зашел что-то разговор о загранице. И тут Артем и проговорился — мол, Сергей, тебе то что, ты и так скоро все это увидишь. Загранпаспорт то уже готов? А Сергей смутился и как-то быстро все это замял. А тебе они ничего не рассказывали?
— Нет, — покачала головой Олег, вертя ненужную вилку в руках и только сейчас вдруг осознав как долго они его обманывали, в том смысле что ничего не говорили. — Я сам то об этом узнал совсем недавно. — Он не стал уточнять что и узнал то он совсем не от них, просто ему как системному администратору компании пришло письмо, не нашедшее в ихнем домене адресата. Это было письмо от друзей Тэда, которые поздравляли его со свадьбой и ждали его новую семью к себе в Америку. Так он и узнал что его бывшая жена, с которой они продолжали жить вместе, вышла замуж, и что его дети уезжают навсегда. Об этом до сих пор никто из них не обмолвился, ни Лена, ни дети. — Все молчали и ничего не говорили, — сказал Олег. — А я не тянул их за язык.
— Вот видишь какая Лена! — возмущенно воскликнула мать, словно говорила — я давно догадывалась, что она тебе не пара.
— Да что сейчас-то об этом говорить! — поморщился он. — Скорей бы уж все это закончилось.
Олег посмотрел на часы.
— Ну что, мы наверное пойдем? Вещи надо собрать, то, се… Короче, дел сегодня еще очень много.
— Ну что вы так со мной поступаете?! — возмущенно воскликнула Марья Ивановна и чуть не расплакалась. — Посидите еще. Ведь больше уже не свидимся! — добавила она как-то совсем уж горестно и обречено отвернулась к стенке, всхлипнув носом.
Атмосфера в квартире явно накалялась и все шло к бурным слезам, таблеткам и вызову скорой помощи.
— Что теперь сидеть-то? — решительно поднялся Олег, понимая, что надо быстрее уходить, что ничего сейчас уже не поделаешь, а лишние расстройства и бурные сцены со взаимными обильными слезами ни к чему ни детям в дорогу ни бабушке с ее плохим здоровьем… — Пять минут ничего уже не решают. А так — письма будете писать по интернету. Да и телефон у них в штатах есть — будете звонить друг другу. Вот послезавтра они позвонят, как доберутся до места, — бодро сказал он почти скороговоркой, постаравшись хоть немного успокоить мать, а заодно и подбодрить. — Дети, одевайтесь, — крикнул он в комнату.
Они молча одевались в коридоре, под печально-обреченным взглядом Марьи Ивановны, вот-вот готовой расплакаться в любую секунду, и поэтому Олег их торопил. Молча, стараясь не смотреть на бабушку, дети доставали свою обувь, не толкая друг друга и вежливо уступая дорогу. Молча, словно на похоронах, обулись. Молча встали у двери, необычайно суровые и печальные.
Бабушка по переменке рассматривала каждого, словно старалась запомнить их навсегда, насмотреться на всю оставшуюся жизнь.
— Ладно, пошли мы, — сухо промолвил Олег, решительно открывая замки. — Пора.
— Ну что ж, идите… — сказала бабушка, запнувшись на середине фразы, и слезы хлынули у нее из глаз.
— Ну бабушка! — воскликнула Алена, у которой слезы тоже выступили на глазах, а Сережа молча кусал губы. Дети прижались к бабушке со всех сторон, успокаивая и поглаживая ее и она в сердцах сдавила их в своих объятиях, сильно прикусив губы, чтобы уж окончательно не разрыдаться.
— Все, все, — решительно проговорил Олег, открыв дверь и выталкивая детей в коридор и стараясь не дать развиться этому процессу. — Давайте уж без этого.
Что уж теперь, думал он, быстрым шагом уводя поникших детей мимо лифта по лестнице вниз, чтобы не стоять на площадке под тоскливо-печальным взглядом матери, все уже решено… Только нервы трепать…
Они вышли на улицу и некоторое время тихо шли в тягостном молчании. Алена украдкой терла уголки глаз.
— Ребятишки, давайте поговорим откровенно, — вдруг сказал Олег.
Дети насторожились и даже слегка втянули головы в плечи.
— Значит, вы обо всем знали уже давно?
— О чем? — спросила дочь. А сын промолчал, отвернувшись в сторонку.
— Ну о том что мама выходит замуж и уезжает в штаты, и вы вместе с ней…
Они молчали.
— Ну?
Алена, поникнув еще больше, кивнула — да, знали…
— И все это время молчали?
— Мама просила ничего не говорить. Сказала, что потом сама тебе все скажет.
— Замечательно, — криво усмехнулся Олег. — Значит все эти месяцы вы меня втроем обманывали, — сказал он в сердцах, не удержавшись от накопившихся эмоций и переживаний. — И я жил среди вас ни о чем не подозревая, и считал что все нормально когда уже давно все было ненормально, и вы прекрасно это видели и продолжали меня дружно обманывать… — Олегу стало нехорошо. Дети поникши молчали. — Но ведь это же предательство! Это же самое отвратительное что может быть среди близких и родных людей!..
Дети готовы были расплакаться.
Впрочем, что уж теперь то, снова подумал он, стараясь себя успокоить, поздно уже, да и их вины тут фактически нет… Ведь мама для ребенка всегда будет на первом месте. Мама сказала — обманывать папу — будут обманывать.
И дальше всю дорогу до своего дома они шли молча, погруженные в свои мысли и переживания.
Какой кошмар, думал он с горечью, вспоминая все эти месяцы заговора против него и как он жил — дурак дураком, носил какие-то яства при получке, стараясь устроить дома хоть какой-то праздник, вытаскивал их на природу на шашлыки, учил детей играть в волейбол, устраивал всякие соревнования… И ему становилось тошно, и жить почему-то не хотелось.
