Лариса Ратич - Антипедагогические этюды

Мама попыталась было что-то возразить, но так и осталась с открытым ртом. В её глазах возникло смятение. Ничего не понимая, послушная Зина прошла в ванную и тщательно умылась. Чего он?! Так было красиво…

Потом вернулась в комнату.

— Садись! — процедил отец. — Ну, Марина, — повернулся он к жене. — И что будем делать теперь?

Мама молчала, испуганно наклонив голову.

— Не знаешь, — вздохнул папа. — Ничего, зато я знаю, к счастью. Кто, Зина, тебя размалевал и откуда этот наряд публичной девки? Ну?!

— Папа, подожди! — взмолилась Зиночка. — Ты не понял! Это Ира, ну помнишь, я тебе говорила? Новенькая наша! И платье — её, и…

— Значит так, эту девицу к нам на порог не пускать, — повернулся он к маме. — И ты, доченька, к ней больше не пойдёшь. Тебе четырнадцать лет, ты понимаешь?? Четырнадцать! Ты школьница, девочка, и должна учиться! И во всём быть скромной. Скромной, ясно?! Да меня чуть удар сейчас не хватил; в таком виде, как мы тебя застали — самое место на панели!!!

Зина заплакала.

— Что, стыдно? — вскинулся отец. — Ничего, поплачь, это полезно! Ну-ка, Марина, — кивнул он решительно, — а принеси-ка мне портфель нашей дочери!

Мама бросилась исполнять. Зиночка смотрела потрясённо: уж чего-чего, а обысков родители никогда не устраивали… Что он думает найти?.. И вдруг похолодела: стихи! Там, в кармашке. Те самые, ночные!.. Ой!

Но отец уже нашёл.

— Так, а это что?

Его глаза бесцеремонно шарили по строчкам. Прочитал вслух, нехорошо улыбнулся:

— А вот и причина. Про кого написала? — он впился взглядом в лицо дочери. — Молчишь, шлюшка дешёвая? Ну ничего, я это поправлю моментально, в течение часа!

Он яростно разорвал листок на мелкие клочки и сунул обрывки жене:

— Иди, выбрось в ведро.

Мама покорно пошла на кухню. Отец молчал, играя желваками. Ждал.

Потом он долго, много и правильно говорил, усадив дочь напротив себя. Мама, как китайский болванчик, кивала на каждом его слове.

По ходу речи отец постепенно успокаивался, и уже потекли слова «доченька», «родная» и «девочка моя». Папа желал ей добра, это было ясно. Наверное, он, как всегда, прав, ему виднее.

— И ты, Зиночка, когда будешь в моём возрасте, станешь думать так же, дорогая. Пойми! Я хочу защитить тебя от неправильной судьбы, доченька!

И лишь в девять часов вечера беседа была окончена: режим есть режим, Зиночке пора отправляться в постель.

— Ну всё, — сказал наконец папа, бросив взгляд на часы. — Не сомневаюсь, что ты всё поняла. Ты же у нас большая умница, доченька. Иди, готовься ко сну.

Он примирительно поцеловал её и ласково потрепал по плечику:

— Ладно, забудем. Я простил тебя. Ты ведь глупенькая ещё…

Большие стенные часы пробили, как положено, когда Зиночка была уже в постели. Она долго ворочалась, потихоньку плакала; но наконец сон сморил её.

…А утром она поднялась совсем прежней: аккуратной, подтянутой и дисциплинированной.

— Доброе утро, доченька! Как спалось? — засиял ей навстречу свежей улыбкой отец.

— Спасибо, папа, хорошо.

Она спокойно посмотрела в глаза родителю открытым взглядом и отчётливо подумала: «Как я тебя ненавижу!»

Только не надо нервничать!.. Диана уже пришла в себя и спокойно обдумывала ситуацию. Да-да, докладная записка!

Ручка быстро побежала по бумаге:

«Директору… школы… учителя Малько Д.И. …Довожу до Вашего сведения…»

Вот пусть теперь Гордунова попляшет! «Не видать ей медали как своих ушей, не будь я Малько!» — удовлетворённо усмехнулась Диана, ставя жирную точку.

…Конфликт был давний, ещё с прошлого года. Забыть, плюнуть и растереть. На одной из контрольных (списывают ведь, лодыри!) Диана Ивановна перехватила записку от Гордуновой к выдающемуся двоечнику Серёжке Крылову. Смазливый тип, но лентяй — поискать! Когда-то, в младших классах, даже, говорят, был отличником, во что сейчас верилось с трудом.

— Гордунова, это что за благотворительность?! — возмутилась учительница, когда белый квадратик уже, казалось бы, благополучно перекочевал к Крылову.

— Дай сюда! — она подошла к юноше и решительно протянула руку.

— Диана Ивановна, это не шпаргалка. Честное слово! — покраснел Крылов.

— Да-а? А что, по-твоему? — рассердилась математичка. — И вообще, Гордунова, если не хочешь, чтоб я тебе работу не зачла, прекрати эти штучки! Не ожидала от тебя.

— Диана Ивановна, отдайте! — потупилась Гордунова, тоже красная, как малина. — Это действительно не шпаглагка.

— Да вы что, за дурочку меня оба держите, что ли?!

Класс заинтересованно молчал. Диана Ивановна ловко выхватила послание из рук зазевавшегося парня. Он рванулся было забрать, но не успел.

— Диана Ивановна, не читайте, это не вам! — не на шутку разозлился Крылов. Он встал и выпрямился во весь свой немалый рост и смотрел на учительницу то ли с мольбой, то ли с ненавистью; сразу и не поймёшь.

Но Диана уже развернула записку. Действительно, никакой математики. Но не менее увлекательно, ничего не скажешь.

— Лучше отдайте, а не то… — Крылов шагнул к ней, сжав кулаки.

— Нет, милый мой, ты не будешь мне указывать! «Серёжка, я тебя тоже люблю!» — прочла она нараспев, нехорошо улыбаясь. — Да что вы знаете о любви, сопляки?

И добавила снисходительно:

— А если уж и любить, Гордунова, то кого-нибудь более достойного. Зачем же до Крылова опускаться?

И вот тут-то (об этом потом все рассказывали по-разному) тихая и примерная Гордунова тоже встала, подошла к учительнице и влепила ей пощёчину. Или нет, она сначала что-то сказала. Ну что-то вроде: «Самое страшное — это опуститься до Вас!»

И выскочила из класса. Вот это была мизансцена!.. Нечто доселе невиданное и неслыханное в истории школы! Ладно, если бы Крылов! — по нём давно тюрьма плачет. Но Гордунова???

Контрольная, конечно, сорвалась, потому что три секунды спустя в коридор выскочила сама Диана Ивановна.

— К директору поскакала! — в этом ни у кого не было сомнений.

— Ой, что будет!!! — запищала Барсукова. Да, что-то будет. Мало не покажется.

Наташу Гордунову в классе любили: не задавака и не кривляка, всегда всех выручает. Но были и такие, кто тихонько радовался: так ей и надо! Тоже мне, умница-разумница; теперь перестанут, наконец, без конца и края её в пример ставить.

…А окончилось всё почти буднично. Девочка несколько дней не ходила в школу, а потом в кабинет к директору пришли родители-Гордуновы; тут же вызвали и Диану Ивановну. Дело разбиралось при плотно закрытых дверях, и даже всезнающая секретарша Аллочка не смогла ничего разъяснить любопытному коллективу. И Диана (обычно — очень словоохотливая, до тошноты) сказала только:

— Гордунова извинилась, и я её простила.

Это подозрительное немногословие вызвало в свою очередь кучу кривотолков и домыслов, но всё шло тихо, и тема надоела, стала забываться и канула в прошлое. А теперь, после летних каникул, и подавно.

Гордунова благополучно перешла со всеми своими отличными оценками в выпускной класс, и всё пошло по-прежнему. Крылов ушёл в какое-то училище (мог бы, кстати, и раньше это сделать; зачем было протирать штаны в десятом целый год?)… Да, всё успокоилось.

Уже март. Не успеешь оглянуться — там и выпускной. В этом учебном году Диана ивановна благополучно прошла аттестацию, получила наконец высшую категорию. Пришлось, конечно, потрудиться, но Малько всегда знала, что добьётся своего.

Да, директор её недолюбливает, это есть. Но зато с завучем, Людмилой Борисовной, они живут душа в душу. А всё почему? — а потому что Диана Ивановна умная! Нет такого праздника, чтобы она Людмиле Борисовне подарочек какой-нибудь не сделала; иногда — пустячок миленький, но приятно.

В этой школе от завуча зависят все и всё, а директор — он что? Неплохой хозяйственник, знающий географ, и всё. До ума и размаха Людмилы Борисовны ему далеко, и, если говорить правду, то и школой-то руководит она, а не он.

Было яснее ясного: вот уйдёт директор на пенсию (пару лет всего осталось), и Людмила Борисовна по право займёт это место. Больше некому!

Вот к ней-то и начала Диана Ивановна подъезджать, когда замечтала о высшей категории. Но, спасибо, Людмила Борисовна отнеслась с пониманием: и на уроки не очень-то ходила, и не придиралась, и отзыв с характеристикой подписала самый лестный.

И стоило это всё не так уж дорого; со временем всё равно окупится. Сблизилась очень Малько с завучем; та её «на чай» каждый день зовёт к себе в кабинет.

Посидят, поговорят. (У Дианы всегда есть и кофе хороший, и конфеты приличные). Внимательно слушает Диану Людмила Борисовна, вопросы иногда задаёт. Мол, что да как у нас в коллективе? Любит просто быть в курсе всех дел, как и положено хорошему руководителю. Диана Ивановна на разговор не скупится, да ещё и догадками своими поделится. Не зря Людмила Борисовна очень ценит Малько; на всех совещаниях обязательно найдёт повод её похвалить.