Инна Карташевская - Необыкновенные приключения «русских» в Израиле. Семейные хроники времен Большой Алии
Потом несколько лет они о Розе ничего не слышали и даже решили, что она навсегда исчезла из их жизни. И вдруг от нее пришло письмо. В нем она рассказывала, что они с мужем поселились у сестры в каком-то загадочном месте, которое называлось мошав. Муж ее снова занялся бизнесом. В Израиле, конечно, есть все, но ему удалось выяснить, чего же там все-таки не хватает. Оказалось, что там не шьют кожаных чехлов для музыкальных инструментов. Казалось бы, кому бы пришло в голову обратить внимание на такие вещи, а вот ему пришло, потому что у него был коммерческий талант. И вот он открыл мастерскую по пошиву кожаных чехлов, а потом еще и еще, и теперь он хорошо зарабатывает и ему не нужно бояться ОБХСС. А еще она написала, что высылает им посылку и, если они не против, будет время от времени посылать им подарки, так как сестра ее умерла, и других родственников у нее нет.
Мама и бабушка долго обсуждали это письмо. Конечно, получать посылки из-за границы было очень заманчиво. В стране полнейшего дефицита любая импортная вещь вызывала зависть и стоила на толчке очень дорого. Но, с другой стороны, посылки ведь будут приходить не откуда-нибудь, а из самого Израиля. Вот уж, кто точно не пользовался в Советском Союзе популярностью, и мало, кого клеймили так яростно, как эту страну. Это был самый страшный и бесчеловечный агрессор, из всех когда-либо существовавших в мире. Да ведь Израиль только и делал, что угнетал несчастных арабов, развязывает кровавые войны против них, да еще и умудрялся побеждать. По телевизору и на всяких собраниях то и дело выступали люди, которым партия доверила побывать в арабских странах и которые с самым праведным гневом описывали, как издевается этот злобный Израиль над бедными Иорданией. Сирией, Египтом, Ливаном, Ливией и еще несколькими десятками беззащитных арабских стран. Правда, некоторые здравомыслящие люди все-таки недоумевали, как может такая крохотная страна, которая на карте изображалась всего лишь точкой, издеваться над занимающими огромные территории и пользующимися безграничной военной и экономической помощью Советского Союза и других братских стран, арабами, но на то они и были здравомыслящими людьми, чтобы помалкивать. Также очень распространены были выступления ученых, музыкантов, артистов еврейского происхождения, которые тоже гневно клеймили агрессора, и выражали желание собственными телами закрыть от пуль беззащитных арабских детей, а потом дома, закрыв двери и окна, слушали «Голос Израиля» и, узнавая о новых победах израильтян, гордились ими. Вообще-то все об этом догадывались, но вслух ничего не говорили, по крайней мере, официально, так как такая уж была эта страна Советский Союз, где никто и никогда не говорил правду, и где прекрасно умели читать между строк и улавливать мысли между словами.
Правда, однажды Юра слышал, как папа, смеясь, рассказывал маме и бабушке об одном их родственнике, который был военным и дослужился аж до подполковника, что для еврея было не так уж просто. Во время какой-то очередной израильской войны, развязанной как обычно самим Израилем, хотя именно на его территорию вторглись объединенные танковые войска десятка стран, у них в части все офицеры побежали, как обычно, записываться в добровольцы в помощь арабам. Никто, конечно, это серьезно не воспринимал, и никуда посылать их не собирался, да им и самим это было надо примерно, как в голову дырка, но так уж было принято в те времена проявлять свою преданность социалистическим идеалам. Пошел и папин троюродный брат. Неизвестно, кто их там записывал, но в тот раз им попался человек с большим чувством юмора. Когда подошла очередь папиного брата, он добродушно его спросил
— Вы что, думаете, что мы записываем добровольцев и в ту и в другую сторону?
Любимым анекдотом советских евреев того времени был такой. Еврей стоит в кабинке телефона-автомата, звонит всем своим знакомым по очереди и говорит:
— Мойша, ты слышал? Мы наступаем.
— Аркадий, мы наступаем.
— Арончик, ты знаешь, мы наступаем.
Возле телефонной будки собирается очередь, самые нетерпеливые начинают стучать ему в дверь. Еврей поворачивается к ним и говорит:
— Слушайте, когда вы наступали в сорок пятом году, мы вам не мешали. Так не мешайте теперь нам.
Но, конечно, все эти анекдоты рассказывали шепотом, и также шепотом произносили название страны Израиль, а вслух это название могли произносить только антисемиты и партийные работники (что, в сущности, было одно и то же) и исключительно во время лекции по международному положению. И произносили они почему-то это название как Израиль, то есть с ударением на последний слог (видно им казалось, что так оно звучит презрительно, а может, даже и оскорбительно, что и требовалось донести до слушателей). И вот в такой обстановке стали приходить эти посылки. Вначале мама и бабушка, которые все еще помнили Сталина, испугались и решили от посылок отказаться. Но тут вмешался отчим (Юрин и Ритин папа тоже умер молодым, видно, такая была судьба у братьев). Отчим был человеком чисто русским, и заячьей крови у него было гораздо меньше, чем у тысячелетиями пуганых евреек, поэтому он веско произнес, что сейчас уже не тридцать седьмой год, и что за посылки их в тюрьму не посадят, а так как начальники они все небольшие, вернее, вообще не начальники, то бояться им практически нечего. На том и порешили, и Юрины и Ритины бабушка и мама стали щеголять в шикарных (по тому времени) синтетических шубах, а Юра и Рита в классных отстроченных брючках и в обуви, чем-то похожей на еще неизвестные в то время кроссовки. Иногда, правда, в посылках приходили и совершенно бесполезные вещи, такие, как например кофейные зерна в вакуумной упаковке. Бесполезные они были потому, что никаких кофемолок в продаже и близко не было, и как размолоть эти зерна никто не знал. Пакеты распаковывали, клали в кухонный шкафчик, и совершенно одуряющий аромат великолепного и недоступного кофе плыл по квартире. Однажды доведенный до отчаяния этим дразнящим запахом отчим схватил молоток и стал дробить поразительно твердые зерна. Он очень долго и старательно измельчал их, но порошка все равно не получилось, а получились твердые и колючие крошки. Их очень долго варили, но они так и не разварились, зато вода в кастрюле стала желто-коричневого цвета, очень напоминающего кое-что другое. Так как продукт уже испортили, решили все-таки выпить этот «кофе», но кроме запаха ничего от кофе в нем не было.
Примерно такая же история произошла и с мылом. В одной из посылок лежала упаковка необыкновенно красивых и ароматных брусочков мыла с экзотическим названием «пальмолив». У них в городе тогда самым изысканным мылом считалось «земляничное» за 14 копеек. Запах у него был совершенно конфетный, но хотя бы приятный по сравнению с тем как пахли остальные сорта туалетного мыла. И вдруг такая невиданная для простого человека роскошь. Сразу встал вопрос, что с этим мылом делать. Не мыться же им, в самом деле, оно же смоется, а ведь его так приятно и престижно демонстрировать знакомым. Может, брать его с собой в баню, чтоб там все завидовали? Так ведь украдут или просто обругают за преклонение перед западом. В общем, мылу нашли достойное применение. Его положили в шкаф среди белья для запаха. Заодно с бельем заблагоухала и вся комната. Там оно и лежало, пока не окаменело. Вот такой абсурд.
Потом, однако, посылки прекратились, и бабушка, подумав, объявила, что Шейнер Рейзл, скорее всего, умерла. Она ведь уже немолодая, так что точно умерла, объясняла она, забывая, что сама все-таки старше ее на много лет. И вдруг пришел этот вызов. Правда в девяностые годы в Советском Союзе произошло много изменений и среди них самое главное, что евреев стали понемногу выпускать. Говорили, что этого добились американцы, которым всегда было дело до всех остальных народов и национальностей, в обмен на то, что Советский Союз что-то там подписал по разоружению. В общем, процесс пошел, по выражению тогдашнего правительства и выпускать стали к любым родственникам, или даже вообще без родственников, если был вызов. Многие уезжали по израильским вызовам, но прибыв в Вену, а другого пути, кроме как через Вену не было, отказывались ехать на историческую родину, а заявляли о своем желании ехать в Америку. Путь туда был намного сложнее, их отправляли сначала в Италию, где они ждали разрешения на въезд в Америку по восемь-десять месяцев. Эти месяцы, конечно, были мучительными, но дело того стоило, так как Соединенные Штаты, конечно, считались гораздо более солидной конторой, чем маленький еврейский Израиль.
Обо всем этом Рита и Юра, слышали, но особо не задумывались, так как ехать совершенно не собирались. Они были уверены, что у них в Израиле уж точно уже никого нет. Но вот оказалось, что есть, и доказательство лежит на столе, а они всей семьей сидят вокруг и решают, что делать. И хотя за окном сейчас действительно не тридцать седьмой год, дверь закрыта на ключ и на цепочку, а окна плотно зашторены. А посреди стола лежит письмо от Шейнер Рейзл, в котором она просит их приехать побыстрее, чтобы она могла передать им дом и все деньги, которые они с мужем нажили в Израиле, а еще вызов, то есть официального вида бумага с необыкновенной матерчатой печатью в виде красного круга с толстыми короткими лучиками.
