Педро Сарралуки - Для любовников и воров
– Ты видел эту бездельницу? Ты встретил ее по дороге? Куда, черт возьми, она запропастилась? А свечи-то по крайней мере ты принес?
Когда на тебя обрушивают целый шквал вопросов, чувствуешь себя как на минном поле. В этом случае лучше сохранять спокойствие и не отвечать ничего. Поэтому я пожал плечами и молча указал на стол. Пако взял принесенный мной пакет и исчез в комнате. Через несколько секунд он вернулся.
– Это точно свечи? – спросил он, стараясь разорвать упаковку. – Твоя мать вечно все путает. Однажды я заказал у нее хозяйственное мыло, а она прислала мне щелочь. Да еще и огромную упаковку. Хорошо еще, что Лурдес попробовала ее раньше, чем я. И представляешь – целую неделю потом не могла работать.
Он вытащил несколько свечей и глубоко вдохнул восковой аромат. Издатель был неравнодушен к запахам – гораздо больше, чем его собака, вялая и совершенно нелюбопытная.
В казино Пако всегда обнюхивал содержимое стакана, прежде чем пригубить его, даже если это была вода, а когда хотел что-нибудь вспомнить, подносил руки к носу, как будто его пальцы хранили в себе больше информации, чем могла удержать память. Также он нюхал руки, вынимая их из карманов, и молча кивал, узнав свой запах; вымыв руки мылом с незнакомым ароматом, он обнюхивал их с тем вожделением, с каким вдыхают запах духов через несколько часов после ухода проститутки.
– Я должен вернуться в город, – сказал я, не переставая думать о приближающемся ливне.
– Вернуться в город ты всегда успеешь. Лучше бы поехал мир посмотреть.
Не говоря больше ни слова, он ушел, оставив меня одного. Я постоял в нерешительности несколько секунд и вышел на улицу. Небо было таким темным, что казалось, будто наступила ночь. Время от времени раздавались оглушительные раскаты, сопровождавшиеся таким продолжительным шумом обвала, как будто подножие горы взрывали динамитом. В темноте воображению рисовались телеги с камнями, огромные кучи трута, раскаленные угли, электрические разряды и неуловимые завывающие тени – все, что угодно, но только не дождь.
Я потрепал собаку по голове, но она в ответ только зевнула, едва взглянув на меня. С трудом закрыв пасть, она заскулила и положила морду на передние лапы. Я поспешил в обратный путь. Задержавшись только для того, чтобы закрыть калитку, сел на велосипед и стал изо всех сил крутить педали. Я не проехал и километра, когда раскат грома едва не свалил меня. Земля содрогнулась. Кровь застучала у меня в висках, а сердце бешено забилось; я поехал чуть медленнее и посмотрел вверх. На небе то и дело вспыхивали молнии. Оно было похоже на повисший в воздухе океан. Охваченный ужасом, я увидел, как от этих далеких вспышек отделилась темная масса. Я стал отчаянно крутить педали, и в этом момент на меня обрушился поток воды с такой силой, что я почувствовал ее тяжесть на своей спине. Потоки дождя струились по моим рукам и бокам, как будто им не хватало силы, чтобы расплющить меня окончательно. Я наткнулся на что-то и поставил ноги на землю. Вода налилась мне в ботинки и насквозь промочила носки. Я понял, что не смогу добраться до города – он был еще слишком далеко. Возвращаться в дом издателя под таким ливнем тоже было невозможно. Единственное, что мне оставалось, – это укрыться под деревом. Боясь свалиться в овраг, я, прежде чем пошевелиться, попытался припомнить направление дороги и представить себе то место, где оказался. Я еще не решил, в каком направлении двинуться, как вдруг завесу дождя прорезали два луча. Это были фары автомобиля. Я застыл на месте, как ослепленное животное, посредине шоссе. Мне совсем не приходило в голову, что машина может сбить меня, я хотел только, чтобы кто-нибудь забрал меня с дороги. Наконец фары осветили меня и остановились совсем рядом с колесом велосипеда. Шум ливня был настолько сильным, что заглушал рев мотора и гудок, доносившийся как будто издалека. Я положил велосипед на землю и подошел к автомобилю. Одна из его дверец приоткрылась. Когда я сел в машину, меня тотчас окутала волна тепла и опьяняющий аромат духов. Мужчина и женщина, сидевшие на переднем сиденье, повернулись ко мне.
– Боже мой, мальчик, – сказала женщина, – как можно кататься на велосипеде в такую погоду?
Дождь, стучавший по крыше, был похож на беспорядочный треск петард, но внутри машины, за стеклами, он казался не таким устрашающим, далеким от нас.
– Я намочу сиденье, – едва слышно пробормотал я, глядя на свои мокрые руки.
– Ничего страшного, – ответила женщина, – самое главное – поскорее где-нибудь укрыться. Здесь нет стоков для воды. Так что будет ужасное наводнение. Пожалуй, мы еще увидим, как тут будут плавать трупы коров.
– Может быть, ты перестанешь говорить всякие глупости? – проворчал мужчина, который завел машину и ехал, почти уткнувшись носом в ветровое стекло. – Мы, наверное, недалеко от дома, ведь уже целую вечность едем по этой дурацкой дороге.
Они были одеты как на праздник. Мужчина был в темном костюме и галстуке. Запонки на рукавах рубашки блестели, как светлячки в грозовой темноте. На женщине было жемчужное колье, надетое поверх черного свитера с коротким рукавом. В этот момент она закрывала его рукой, как будто боясь, что кто-нибудь сорвет его. Впоследствии я имел возможность убедиться, что она часто повторяла это движение, даже если на ней не было никаких драгоценностей: в действительности это был элегантный жест, позволявший ей убеждаться в собственном существовании.
Наконец мы подъехали к калитке. Мужчина настойчиво посигналил, но никто не вышел нам навстречу. Тогда они решили, что лучше смириться и самим выйти из машины. Я не долго думая так и сделал. В конце концов, я и без того уже промок до нитки. Единственным моим желанием было войти в дом и сесть у огня камина. Женщина, прежде чем выйти из машины, высунула сначала одну ногу, как будто пробуя температуру воды в бассейне. Она была в красных туфлях на высоком каблуке. Я пошел вперед, чтобы открыть калитку. Они вошли в сад, шлепая по лужам; женщина прикрывала голову сумочкой. Когда мы подходили к плакучей иве, появился издатель с зонтиком. Женщина остановилась в ожидании, однако он прошел мимо нее и подошел ко мне.
– Педро, дружище! – сказал он, закрывая меня зонтиком. – Хорошо еще, что ты недалеко уехал. Лурдес попала в аварию, когда ехала сюда на машине. Она сбила корову!
– Вот видишь? – крикнула женщина своему спутнику. – Я же тебе говорила! А ты, Пако, так и будешь держать меня здесь?
Мы повернулись в ее сторону. Несмотря на то что она закрывалась сумкой, по ее волосам струились потоки воды. Ее свободная рука лежала на жемчужном колье. Каблуки ее туфель полностью погрузились в мокрую землю. Казалось, что она с трудом удерживает равновесие, как будто стоя на цыпочках на краю ступеньки или бортика тротуара. Издатель фыркнул и, ворча, подошел, чтобы укрыть ее от дождя.
– Изысканность для тебя немыслима без асфальта, – сказал он и, взяв ее под руку, энергично потащил за собой.
– Перестань, Пако. Отпусти меня. Я и сама могу идти. Вообще-то я предпочитаю ходить по мрамору или граниту. Асфальтированные улицы имеют очарование только в Нью-Йорке.
– Я хочу виски, – заявил ее спутник, направляясь к дому.
Я остался стоять под дождем. С самого детства мне иногда нравилось оставаться одному в каком-нибудь неприятном месте, чтобы, когда ощущение одиночества станет невыносимым, поскорее избавиться от него, отправившись на поиски компании. Я видел, как издатель и его гости вошли в дом, освещенный свечами. Значит, электричество уже отключилось. Во время грозы дом, излучавший слабый свет, казался кораблем, плывущим по воле волн. У меня было ощущение, что вода заполняет все мое существо, всю душу. Дверь вновь открылась. Пако высунул голову и позвал меня. Я неспешно пошел к дому, не обращая внимания на дождь, хлеставший меня по плечам и спине.
– Ты можешь быть менее задумчивым? – недовольно сказал он, когда я вошел, дрожа от холода и одиночества, казавшегося мне в тот момент теплым и приветливым.
Гости исчезли. Издатель предложил мне стакан вина. Потом он дал мне сухую одежду – необъятные вельветовые брюки и клетчатую рубашку – и затащил меня в ванную, оставив подсвечник на подоконнике.
– Я уже поговорил с твоей матерью, – сообщил Пако, открывая кран душа. – Ты умеешь готовить, стелить постель и прислуживать за столом. Будешь работать вместо Лурдес. Я тебе хорошо заплачу.
Он вышел из ванной и закрыл за собой дверь. Комната погрузилась в полумрак. Пламя свечи тревожно дрожало, как будто не находя себе места в окружавшей его пустоте. От душа шел пар, и вскоре его влажная и горячая волна окутала меня с ног до головы. Только тогда, в этой тропической и душной атмосфере, мне стало неприятно ощущение мокрой одежды на коже. Я стал раздеваться, решив покорно плыть по течению жизни.
Издатель отвел мне комнату рядом с кухней. Там была большая кровать с витыми колоннами в изголовье, кресло-качалка и стол под оконцем, из которого был виден птичник и очертания домика для гостей.
