Роберт Пирсиг - Лайла. Исследование морали
Приливы! — подумал он. Это означало уровень моря. Это значило, что все искусственные шлюзы уже позади. Теперь только движение луны над океаном обуславливает подъем и падение судна. И на всем пути до Кингстона чувство связи с океаном безо всяких преград вызывало у него новое громадное ощущение пространства.
Путешествие заключалось именно в этом пространстве, и о нем-то он и пытался поговорить тогда в баре неподалеку от дока с Райгелом и Капеллой. Райгел тогда устал, был чем-то озабочен и остался равнодушен к теме, а Капелла, член его команды, с удовольствием подхватил разговор и казалось понимал его.
«Как в Осуиго, — сказал Капелла, — все то время, что мы ждали, пока откроют шлюзы, сокрушаясь о том, что нельзя двигаться дальше, на самом деле было одним из счастливейших в нашей жизни.»
Федр встретился с Райгелом и Капеллой тогда, когда сентябрьские дожди вызвали наводнение на канале, когда потонули все буи и ворота шлюзов забило мусором, так что весь канал пришлось закрыть на пару недель. Суда, направлявшиеся из Великих озер на юг, застряли, и членам их экипажей было совсем нечем заняться. В жизни каждого из них вдруг возникло пространство. Неожиданно появился какой-то пробел. Первой реакцией на это вначале у всех было отчаяние. Так ужасно сидеть, когда нечем заняться. Яхтсмены до этого были заняты своими личными делами и не очень-то охотно вступали в разговоры с кем-либо, но теперь им ничего другого не оставалось, как только сидеть на корабле и беседовать друг с другом изо дня в день. И не просто болтать. А рассуждать. Вскоре все стали ходить друг к другу в гости. То тут, то там одновременно возникали вечеринки, иногда всю ночь напролет. Местных жителей заинтересовали застрявшие суда и кое-кто из них стал знакомиться с моряками. И не просто так. А серьёзно. И снова начиналось застолье.
И таким образом эта катастрофа, это бедствие, по которым все так поначалу сокрушались, превратилось в именно в то, что так предельно четко изложил Капелла. Все просто с ума сходили от радости. И происходило все это как раз от пространства.
Если не считать Райгела, Капеллы и Федра, то в таверне почти никого не было. Это было небольшое заведение с несколькими биллиардными столами в дальней комнате, баром посредине против двери и несколькими захудалыми столиками в их углу. Не было никаких претензий на изысканность. И все же настроение было отличное. На ваше пространство никто не посягал. Вот в чем все дело. Это был просто бар безо всяких затей.
«Мне кажется, это всё из-за пространства», — сказал он тогда Райгелу.
«То есть как?» — переспросил Райгел.
«О пространстве?»
Райгел уставился на него.
Хоть на Райгеле и была веселенькая полосатая рубашка и вязаная матросская шапочка, он казалось, был расстроен чем-то, но молчал. Может быть тем, что его единственной целью в этой поездке было продать свою яхту в Коннектикуте.
Тогда, чтобы не вдаваться в спор, Федр осторожно ответил Райгелу: «Я думаю, что с помощью этих судов мы покупаем пространство, небытие, пустоту…огромные промежутки водного пространства… и массу времени, которое некуда деть… Это стоит больших денег. Такого уже вряд ли и найдешь.»
«Закройся в комнате и запри дверь». — ответил тогда Райгел.
«Не выйдет, — возразил он. — Зазвонит телефон».
«Не отвечай на звонки».
«Почтальон будет стучать в дверь».
«Как часто? Не отзывайся».
Райгел просто искал повода поспорить.
Капелла ввязался ради интереса. «Почту возьмут соседи», — предложил он.
«Тогда домой придут дети и включат телевизор».
«Скажи им, чтобы выключили», — сказал Капелла.
«Тогда придется выйти из комнаты».
«Ну ладно, просто не обращай на них внимания».
«Ну хорошо, хорошо, прекрасно. Так вот. Что же происходит с человеком, который не отвечает на телефон и отказывается выходить, когда кто-либо стучит в переднюю дверь, даже если дети дома и включен телевизор?»
Они поразмыслили об этом и наконец криво ухмыльнулись.
Когда они пришли сюда, у бармена была совершенно скучающая физиономия. Ему почти нечего было делать. Но после них пришло ещё четыре или пять посетителей. И теперь он разговаривал с двумя из них, вроде бы старыми его клиентами, которые вели себя непринужденно и привычно в этом месте. Двое других держали в руках кии, очевидно от биллиардных столов из соседней комнаты.
«Нет никакого пространства, — сказал Райгел. Ему всё ещё хотелось поспорить. — Если бы ты был местным, ты бы знал это».
«Как это?»
«Здесь нет пространства, — повторил Райгел. — Все загромождено историей. Сейчас все тихо, но если бы ты знал эти места, то понял бы, что пространства нет. Всё исполнено старых тайн. Все здесь скрывают это».
«Какие секреты?» — спросил он Райгела.
«Всё здесь не так, как кажется, — ответил Райгел. — Вот эта речушка, где мы стоим, ты знаешь, куда она ведет? Ты ведь думаешь, что вот за тем поворотом она длится не более нескольких сот метров, не так ли? Как ты думаешь, далеко ли можно уплыть по этой речонке?»
Федр предположил, что миль двадцать.
Райгел улыбнулся. «В прежние времена можно было плыть без конца, — сообщил он. — Она течет до самого Атлантического океана. Теперь уж об этом никто и не знает. Она течет вокруг всего штата Нью-Джерси. Раньше от неё шел канал, который проходил через горы и соединялся с рекой Делавэр. Сюда возили уголь в баржах из самой Пенсильвании. Этим занимался ещё мой прадед. Он вкладывал деньги во всяческие предприятия здесь. И неплохо при этом получалось».
«Так твоя семья родом отсюда?» — спросил Федр.
«Да почти сразу же после Революции, — сообщил Райгел. — Они съехали отсюда всего лишь каких-нибудь лет тридцать назад».
Федр стал ждать продолжения, но Райгел больше ничего не сказал.
Потянуло холодным сквозняком, дверь открылась и вошла большая толпа. Один из вошедших помахал Райгелу рукой, и тот кивнул в ответ.
«Ты с ним знаком?» — спросил Федр.
«Он из Торонто».
«Кто он такой?»
«Мы с ним участвовали в гонках, — ответил Райгел. — Они все канадцы. Обычно приезжают сюда в это время года.»
Один из канадцев был одет в красный свитер, у второго на голове была голубая морская пилотка набекрень, а у третьего был ярко-зеленый пиджак. Они все держались вместе, так что было ясно, что они хорошо знакомы друг с другом, но совсем не знают этого места. Энергия так и кипела в них, как у какой-либо приезжей хоккейной команды.
Тогда он вспомнил, что уже видел их раньше в Осуиго на большом корабле под названием «Карма». Они как бы держались кланом.
«Они ведут себя так, будто бы им здесь не очень-то нравится», — сказал Капелла.
«Они просто едут на юг», — ответил Райгел.
«И все же в них есть нечто такое, — повторил Капелла, — как будто они чем-то недовольны».
«Вот это мне и нравится», — откликнулся Райгел.
«Что ты имеешь в виду?» — спросил Капелла.
«Они морально устойчивые люди, — ответил Райгел, — нам не мешало бы хоть немного быть такими.»
Один из канадцев изучал набор пластинок на музыкальном автомате, затем нажал несколько кнопок. Загорелись огни и стали кружить по всей комнате.
Их оглушил страшный шум. Громкость была установлена слишком большой. Федр попытался что-то сказать Капелле. Капелла приложил к уху ладонь и рассмеялся. Федр вскинул руки вверх, они оба откинулись на спинки сиденья, стали слушать и пить эль.
Пришел еще народ, и теперь здесь даже стало тесновато. Среди них было много местных, но они отлично сошлись с моряками, как будто бы уже привыкли друг к другу. При всем том эле, шуме и приветливости незнакомцев кабачок становился очень даже отличным местом. Он пил и слушал, и наблюдал за пятнами света из какого-то устройства, прилаженного к музыкальному автомату, которые кругами ходили по потолку.
Мысли потекли у него потоком. Он размышлял о том, что ему говорил Райгел. Восток — это совсем другая страна. Трудно было уловить разницу — она больше чувствовалась, чем виделась.
Архитектура некоторых построек в долине Гудзона была в духе начала 19 века, духе размеренной чопорной упорядоченной жизни, предшествовавшей промышленной революции. В Миннесоте, откуда приехал Федр, не было ничего подобного. В те времена там были преимущественно леса, индейцы и рубленые избы.
Путешествие через Америку по воде было похоже на странствование назад во времени, где можно было увидеть, как оно все было давным-давно. Он следовал старыми торговыми путями, которыми пользовались ещё до того, как стали преобладать железные дороги. Просто удивительно, как некоторые участки реки выглядят совершенно так же, как на картинах Старой гудзонской школы живописи с великолепными лесами и горами вдалеке.
По мере продвижения на юг он видел возрастающую ауру социальной структуры, в особенности это выражалось в особняках, число которых все возрастало. По стилю они все больше и больше отличались от пограничных областей. Они все больше и больше становились похожими на европейские.
