Юрий Буйда - Третье сердце
Тейяр де Шарден только что был изгнан из Католического института за неортодоксальную интерпретацию первородного греха применительно к эволюции человека и сослан в Китай, где вскоре сделал эпохальное антропологическое открытие, обнаружив и описав синантропа.
В Париж приехал Сальвадор Дали, сразу примкнувший к группе сюрреалистов во главе с Андре Бретоном. Авангардисты внимательно следили за киноэкспериментами Жана Эпштейна, Абеля Ганса и Фернана Леже.
Николай Бердяев начал выпускать в Париже журнал “Путь”, который стал, пожалуй, самым авторитетным центром интеллектуальной жизни русской эмиграции.
Таким был 1926-й. Этот год не был отмечен грандиозными событиями, однако профессор богословия Марбургского университета Рудольф Бультман, гуляя как-то по берегу Лана с другом, профессором Мартином Хайдеггером, назвал переживаемое время предродовым, промежуточным, die qualvolle Pause zwischen der Kreuzigung und der Auferstehung – мучительной паузой между Распятием и Воскресением. Металл раскалился, но еще не начал плавиться.
“Броненосец” не утонул в этой вавилонской плавильне, хотя за признание публики ему пришлось побороться с фильмом “Сын шейха”, который благодаря секс-символу эпохи, любимцу миллионов женщин Рудольфу Валентино в главной роли стал рекордсменом французского проката.
3
В Париже тогда проживало около пятидесяти тысяч русских (в канун Первой мировой их во Франции было чуть более тридцати шести тысяч).
Они молились в православных храмах, учили детей в русских школах и спорили о Достоевском в кафе “Ротонда”, на дверях которого один едкий завсегдатай однажды предложил начертать лозунг “Психопаты всех стран, соединяйтесь!”.
Многие русские имена – антрепренера Дягилева, танцовщика Нижинского, композитора Черепнина, создавшего в Париже Русскую консерваторию, великой княгини Марии Павловны, владевшей модным салоном русских вышивок “Китмир”, топ-моделей княгини Трубецкой и графини Белецкой (праправнучки Жуковского), парфюмера Эрнеста Бо, придумавшего chanel № 5, иммунолога Метальникова – были хорошо известны во Франции.
Однако мало кто из русских мог позволить себе деликатесы от Фошона и одежду из салонов, расположенных на Фобур Сен-Оноре. Большинству новых эмигрантов приходилось вкалывать за баранкой такси, на заводах Луи Рено в Бийянкуре или в многочисленных русско-цыганских кафе и кабаре. Первое русское кабаре открылось в 1922 году на улице Пигаль, в “районе красных фонарей”, неподалеку от того самого театрика “Артистик”, где четыре годы спустя состоялась премьера “Броненосца”.
Кстати, в отличие от испанских анархистов, румынских воров и итальянских бандитов, русские эмигранты в массе своей (как, впрочем, и поляки) не доставляли особых хлопот французской полиции.
Русские эмигранты по понятным причинам приняли фильм “Броненосец “Потемкин” холодно, чтобы не сказать – враждебно. Левым французским эстетам было, в общем, наплевать на степень исторической достоверности картины – они восхищались ее мощной выразительностью.
А вот русские парижане были возмущены весьма вольным обращением с фактами, допущенным “евреем и большевиком” Эйзенштейном, который воспел бессмысленный и беспощадный бунт русских моряков, открывших огонь из корабельных орудий по мирному русскому городу. Тем не менее очень многие побывали сначала в театрике “Артистик”, а затем в “Казино де Гренель”, причем некоторые с одной-единственной целью – хотя бы на экране снова увидеть утраченную родину.
Именно с такой целью и отправился на улицу Гренель парижский обыватель русского происхождения Федор Иванович Завалишин, которого немногочисленные друзья звали просто Тео.
Он был родом из Одессы, в 1905 году был призван в армию и участвовал в усмирении “потемкинских” беспорядков.
В то время по всей империи бунтовали миллионы человек, разочарованных поражением великой державы в войне с Японией, унизительными для России условиями мира и катастрофически снижающимся уровнем жизни в результате чрезвычайных военных расходов.
Летом 1905 года во время учений на Черном море взбунтовался экипаж броненосца “Князь Потемкин Таврический”, который направил корабль в ближайший порт – Одессу. Поводом к мятежу стало червивое мясо, поданное матросам на обед. У матросов-бунтарей не было никаких идей, никакого плана и никаких целей – они всего-навсего хотели, чтобы к ним относились по-человечески. Того же самого, впрочем, хотела и вся Россия. Город охватили волнения, начались выступления рабочих и студентов.
Полк, в котором служил Федор Завалишин, был направлен на подавление этих выступлений. Так что у Тео были все основания считать себя участником событий, о которых рассказывалось в фильме. Но, повторяю, он шел в кинотеатр вовсе не ради того, чтобы погрузиться в пучину исторических и политических страстей.
Он купил билет, занял место в зале и расслабился в предвкушении отдыха. Конечно же, он и предположить не мог, что через семьдесят пять минут после начала сеанса жизнь его изменится бесповоротно.
Вот как рассказывали об этом парижские газеты.
“Вчера поздно вечером господин Тео Z., фотограф с улицы Коленкур, явился в полицейский участок XV округа и заявил, что он совершил страшное преступление. Он выглядел возбужденным и расстроенным.
Однако вскоре выяснилось, что его заявление скорее курьез, чем повод для вмешательства полиции.
А дело вот в чем.
Господин Z., родом из России, в 1905 году участвовал в подавлении мятежа на военном корабле русского флота, о чем повествует нашумевший русский фильм “Броненосец “Потемкин”, который сейчас собирает множество зрителей на окраинах Парижа. Господин Z. посмотрел этот фильм и был потрясен увиденным.
В этом фильме есть впечатляющая сцена расстрела бунтовщиков на широкой лестнице в Одесском порту. По словам господина Z., он принимал участие в том расстреле. Как он рассказал, начальство объяснило солдатам, что толпа портовых подонков решила воспользоваться смутой и собирается громить город. Рядовой не задумывался о верности этой информации и по команде офицера стрелял с довольно большого расстояния в людей на откосах у лестницы, пока толпа не рассеялась. А вскоре полк перебросили в другую часть огромной и беспокойной империи, и одесские события если и не забылись, то были заслонены другими впечатлениями.
После демобилизации господин Z. служил техником в русском отделении кинокомпании “Гомон”, участвовал добровольцем в войне с Германией, в 1916 году был зачислен солдатом в состав Русского экспедиционного корпуса и попал во Францию, а после войны осел в Париже.
О подробностях своей военной службы в России господин Z. не вспоминал, пока в Париже ему не довелось пойти в театр на картину “Броненосец “Потемкин”, в которой, как говорили друзья, он мог увидеть свой родной город: картина пользовалась большим успехом, и ее стоило посмотреть. Только тогда, увидев на экране, в кого он стрелял много лет назад, этот человек, по его словам, понял ужас преступления, бессознательным участником которого он оказался. В состоянии, близком к помешательству, он отправился в контору кинотеатра и потребовал от администрации указаний, куда ему пойти, чтобы предать себя законным властям и понести должную кару за совершенное злодейство. Его направили в полицию XV округа, где он и сделал свое странное признание. Ему подали воды, и тут-то с ним и случился припадок, сопровождавшийся судорогами. Господина Z. в бессознательном состоянии увезли в военный госпиталь.
Все свидетельствует о сильном душевном смятении, вызванном потрясением, которое этот бедняга только что перенес. Впрочем, по словам врачей, жизнь его сейчас вне опасности”.
4
Заметку эту вытеснила на задворки тогдашняя новость номер один – сообщение о “довильской могиле”. Об этом страшном происшествии писали все парижские газеты: хотя Довиль и находился в двухстах километрах от Парижа, на нормандском побережье, состоятельные парижане издавна привыкли считать отдых в Довиле неотъемлемой частью своей жизни.
Инвалид, служивший в госпитале на посылках, утром принес газеты, и Тео внимательно прочел статью об испытаниях новейшего гусеничного полноповоротного экскаватора с бензиновым двигателем. Испытания проходили неподалеку от Довиля, на участке с глинистой почвой.
Там-то при вскрышных работах и была обнаружена странная и страшная могила, из которой были подняты семь слипшихся женских тел. Все женщины были зарезаны. Убийца или убийцы бросили их совершенно нагими в яму и забросали землей. Полицейские врачи утверждали, что случилось это не далее как минувшим летом.
Жандармы опрашивали местных жителей, пытаясь установить личности убитых и мотивы преступления, но люди могли вспомнить только о киносъемочной группе – это были трое или четверо мужчин и несколько женщин, которые несколько дней провели на окраине Довиля. Один из них, по словам свидетелей, носил под широкополой американской шляпой железный колпак.
