Михаил Сергеев - Последняя женщина
Вдруг ей стало невероятно стыдно за то, что много раз в своей жизни она пыталась убежать от неприятного присутствия рядом чего-то ущербного, недостойного, да и просто не имеющего отношения к ней. Она даже нашла выход из таких неприятных ситуаций: если мне что-то непонятно, но мешает жить, нужно избегать всего этого. И она избегала. Старалась не ездить на метро, где можно встретить неприятных и не-
опрятных людей, избегала подземных переходов, где сидели нищие, старалась не смотреть передачи про брошенных детей, умирающих стариков и несчастных женщин. Много раз, видя попрошайку, она спрашивала себя: дать или не дать? "Я только что помогла старушке на углу, на сегодня достаточно". Этот ответ не удовлетворял ее. "Но что же, подавать всем, кого я встречу? Вон их сколько", — успокаивала она себя.
Ответа не было.
Довольно часто она бывала за границей и видела другой мир, избавленный от того, что ее так раздражало. Но тогда ей и в голову не приходило то, что стало ясно позже: они живут так потому, что сотни миллионов других людей живут хуже, чем должны жить. Очень просто: одни живут за счет других.
Одно время она даже пристрастилась читать популярную литературу о нравственном и физическом совершенствовании, статьи о психологии и парапсихологии, эзотерике, шаманизме и о многих других "измах", которыми так напичканы модные глянцевые журналы. Но поскольку она получила достойное образование и воспитание, во всяком случае, она так считала, то, проанализировав подобные измышления, пришла к заключению, что все они — суть профанация, имеющая одну цель: отнять у нее деньги. Таким выводом она осталась довольна и даже немножко гордилась тем, что не свихнулась на всяких бреднях, как ее подруга Ленка.
Но сейчас, в это мгновение она стала прозревать совершенно иную сторону, казалось бы, уже минувшего периода ее жизни. Неожиданно она поймала себя на мысли, что знает, почему так увлекалась таким чтивом: оно давало ответы, которые ее устраивали, советовало и помогало избегать тех неудобств и нравственных сложностей, какими так наполнена наша обычная жизнь.
К примеру, если от вас ушел муж, дело поправимое. Вы просто не умеете хорошо выглядеть, говорили авторы этих публикаций. Но мы здесь и уже готовы вам помочь. Вызывающая одежда, чуть откровеннее, чем обычно, открытая грудь, броская прическа — вот, пожалуй, и все, что необходимо. Появилась даже телевизионная передача с успешными девицами, которые учили, как привлечь мужчину. Пожалуй, они искренне считают, что делают хорошее дело, думала она. Привлечь — да! Но заставить таким образом полюбить нельзя ни одного мужчину в мире. Любовь здесь подменялась суррогатом. Да и цель, пожалуй, у таких девиц иная: оставаться узнаваемыми. Ведь без этого они просто прохожие. Как все. Подумать только, и она с таким удовольствием смотрела подобные передачи по вечерам. Да, с удовольствием, но оттого, что у нее-то все нормально, а брошенные — где-то там, далеко, и ее это не касается.
"Всегда кажется, что только чужой, а не твой, ребенок может выпить уксус", — вспомнила она слова бабушки.
Бабушка, милая бабушка. Она умерла совсем недавно.
"Если человека обманули и он потерял квартиру, а затем оказался на улице, он виноват в этом сам!" — кричали многочисленные авторы. "Если он оказался без работы и не сумел ее найти, после чего распалась семья, дочь и жена ушли, а он побирается в пригородных электричках, — он виноват в этом сам!" — вторили им другие. Различны были только способы объяснения его вины — от кармы до сглаза, неправильных, по их мнению, поступков ("Не помогай ближнему, если не просит"), даже проклятием рода или расплатой за что-то содеянное. Но главной приманкой в таком чтиве были вовсе не объяснения, а то, что вас учили: забудьте, вашей вины тут нет, можете спокойно отвернуться и пройти мимо. Совесть ваша будет чиста, мы вам поможем.
"Вот тут была нестыковка. Лера, конечно, проходила мимо. Не обращала внимания. Все делала, как призывали эти наставники. Но совесть не становилась чистой. Неизменно оставался какой-то осадок, который понемногу накапливался. Да, так жить было гораздо легче: главное — побыстрее на что-то отвлечься и забыть. До чего просто! И действительно, вновь приходило ощущение комфорта, и радости уже не отягощались неприятными воспоминаниями. "Время лечит", — говорила себе Лера и открывала новую книгу.
"Вот для чего люди читают весь этот обман: убежать, уйти, отгородиться от мира бездомных, больных, голодных", — вдруг осенило ее.
— Ну, вот и твоя первая ступенька здесь, — отдалось эхом у нее в мозгу.
— Но для чего же я здесь?
— Тебя интересует смысл твоего пребывания здесь? А там? Разве там ты не задавала себе этот вопрос?
Конечно, она спрашивала себя об этом. Когда ей исполнилось тридцать, она впервые пошла в церковь. Ее родители так и остались неверующими — обычная вещь в большом городе. Наступила зима, и ее младшенький сильно заболел, затем ему стало еще хуже. В больнице, где она лежала с малышом, все очень переживали за его здоровье, и какая-то нянечка посоветовала сходить к священнику. Батюшка посетовал на испорченные нравы, побеседовал с ней и настоятельно рекомендовал крестить ребенка по выздоровлении, да и самой креститься. Она поставила свечку и вернулась в больницу. Все, к счастью, обошлось.
Но после этого жизнь ее стала другой. Она, конечно же, последовала совету, и вся семья крестилась, даже муж. Впрочем, в его жизни ничего не изменилось. Но за собой она заметила, что начала обращать внимание на то, что прежде не представляло для нее никакого интереса. Ловила себя на мысли, что у нее стали возникать вопросы, казалось бы не связанные напрямую с ее жизнью, жизнью ее семьи.
Почему есть богатые и бедные и кто позволил богатым быть таковыми? Почему есть слабые и сильные? Почему один человек красивый, а другой нет? Во всем этом чувствовалась какая-то несправедливость и неправильность. Вопросов было очень много. Наконец, почему один человек может убить другого, и почему есть люди, которые не могут сделать этого: конечно же, она имела в виду прежде всего себя. Иногда напрашивалось простое объяснение: убивают в гневе, в злобе, с целью ограбить кого-то, наконец защитить себя, но все эти объяснения пасовали перед фактами бессмысленной и немотивированной жестокости, которую все чаще можно было увидеть по телевизору. Чем и перед кем виноваты маленькие дети, которых нацисты сжигали в газовых камерах во время войны?
Ответа на эти страшные вопросы не было.
Иные вопросы прямо касались ее жизни и жизни ее близких. Например, почему ей суждено было родиться в Москве, в благополучной семье, рядом с такими известными людьми: ее отец был редактором крупной газеты, а его брат стал академиком в тридцать лет. Другие жили очень скромно и вообще не так, как они. Почему столь неправильно устроен мир? И может ли он быть устроен иначе? Она даже зачастила в церковь, но само по себе это не давало ответа на то, что ее заботило.
— На все эти вопросы ты получишь ответ здесь. Для того человек и приходит сюда, но не только…
Лера попыталась что-то возразить, но тут произошло неожиданное. Картины, которые нащупывал ее взгляд, вдруг стали меняться с такой скоростью, что, случись такое на земле, у нее просто закружилась бы голова. В этом бешеном круговороте видений невозможно было разглядеть ничего, кроме ярко вспыхивающих сцен, напоминающих мгновения ее прожитой жизни. Вот она совсем маленькая, в деревне у бабушки, вся в слезах, покусанная пчелами, а вот линейка в первом классе, больница, где женщина в белом халате повторяет одно и то же: "До свадьбы заживет", а сама почему-то бегает и суетится, прижигая разбитый качелями лоб. Вот море, и снова море. Сколько раз в детстве она бывала там: родители брали отпуск, и они каждый год ездили в Крым. Вот похороны дальнего папиного родственника, где все молчали и, только подходя по очереди к женщине в черном, что-то ей шептали. И вдруг — огромный арбуз, красный и сочный, с черными семечками, который папа привез домой, сказав, что это самый большой арбуз в мире. Лера помнила его всю жизнь.
А вот и первая любовь, город, работа, свадьба. Жизнь в одно мгновение. Где-то она уже это слышала, пронеслось в голове. Внешне она уже почти не менялась, зато как быстро на ней менялась одежда. "Забавно", — успела подумать Лера и неожиданно почувствовала то, на что череда картин не позволяла до этого обратить внимание: все, что ее окружало, быстро проваливалось куда-то вниз. Вдруг она поняла: нет, это она летит вверх, и этот полет, это мгновение было самым сладостным, самым восторженным и приятным из всех мгновений в ее жизни.
"Наверное, таким и должен быть полет души", — подумала она, и вдруг все замерло, наступила темнота, и Лера почувствовала резкую боль. Чувство устремления ввысь исчезло. Боль медленно отступила. Неожиданно ослепительная вспышка света озарила все вокруг. Совершенно незнакомое чувство охватило ее. Она ощутила легкий холодок ветра за спиной и жаркий, обжигающий губы поток света, бивший в лицо. Каждая ее клеточка задрожала; нет, это была не дрожь, а трепет, трепет ее души. И она поняла, что перешагнула порог какой-то тайны и, перешагнув, стала причастна ей. Она знала, что это было. Перед ней во всей своей беспредельной глубине и грандиозности открылась величественная картина мироздания.
