Майя Новик - «Зона свободы» (дневники мотоциклистки)
Я все же снимаю шлем, кладу его рядом и щекой прижимаюсь к уже нагретому солнцем грязноватому коврику. Солнце… Наверное, сегодня первый день, когда я вижу солнце. Может быть, если дождя больше не будет, дальше станет легче? Слабое, северное солнце… Его лучи еле пробиваются через толщу облаков, но все же это солнце. В черной куртке становится даже тепло, но я не тороплюсь её снимать.
Здесь, блин, вам не равнина, и через десять минут куртку снова придется надевать.
Так зачем стараться? Лучше лишний раз не двигаться. Промокшие ноги потихоньку начинают согреваться. Наверное, лучше вернуться обратно, ко всем, всё равно с мотоциклом тут ничего не случится. Но ведь для этого нужно, по крайней мере, встать. Да и видеть мне сейчас никого не хочется. Вообще никого, а уж тем более остальных.
Как же так получилось, что я сама, собственными силами, преодолевая различные преграды и барьеры в виде многочисленных инстанций, выкопала себе яму и сама благополучно в неё и свалилась? Впрочем, ямы я не копала, то есть, я не знала, что это яма. Я думала, что это холм, но не подумала о том, что если землю для холма где-то брать, то в этом месте и образуется яма. И теперь это даже не холм, это курган, под которым похоронено все, о чем я мечтала последние годы. И, самое грустное, винить в этом некого. И парней винить в этом нельзя. Нельзя же злиться на погоду, или на смену времен года. Они такие, какие есть, нормальные, крепкие ребята. И если искать свои ошибки, то нужно начинать с начала. А началось все примерно так.
Встреча (1998 год, конец мая — июнь)
…Высокий, широкоплечий парень в щегольской косухе поднимался по ступенькам на второй этаж дворца культуры. В руке у него был шлем, а на шее повязана бандана.
Облик завершали черные джинсы и сапоги-казаки. Парень держался уверенно и чуть небрежно.
Мы стояли вдвоем со Светланой Меньшиковой, ответственным секретарем газеты «Ангарские вести», в коридоре дворца культуры нефтехимиков нашего родного города Ангарска у большого, в полстены, окна и курили. Я обратила внимание на парня только тогда, когда он прошел мимо, и Светка, маленькая, морщинистая Светка, чем-то похожая на старенькую обезьянку, стрельнула вдруг в него своими линялыми голубыми глазами и вздохнула:
— Вот это зверюга!
— Что?
— Я о парне. Мотоциклист. Эх, помню, как сядешь сзади на моцик, как обнимешь такого вот… И ничего больше не надо!
Я с удивлением посмотрела на Светлану. Ношеные драненькие джинсы, светлая рубашечка, кожаная жилетка, коротенькая стрижечка. Она говорила только о работе и никогда — о себе. Сейчас она смотрела сквозь стекло куда-то вдаль, намного дальше, чем позволяла серая стена библиотеки, которая была напротив окна. Куда она смотрела? Что видела? Кого вспоминала? И я с удивлением поняла, что у нашей «тети Светы», оказывается, есть биография. И что когда-то, быть может, совсем-совсем недавно, Светка любила и была любимой. И ей нравилось подставлять лицо навстречу бьющему наотмашь ветру. Или мчаться на мотоцикле сквозь ночь, всем существом своим ощущая тепло, исходящее от мускулистого, горячего тела водителя…
Она очнулась.
— Когда ты сдашь статью о горздраве?
— Давай, в пятницу…
Мы поговорили еще немного, и я ушла. Внизу, у крыльца стоял мотоцикл, но я даже не обратила на него внимания. Мало ли у провинциального журналиста хлопот?
Второй раз я увидела этого парня неделю спустя. В тесной редакции все галдели, стараясь перекричать друг друга, словно стая голодных чаек. Я разбирала купоны бесплатных объявлений, помогая сотруднице рекламного отдела, когда, перекрывая шум, Светка, вспомнившая о том, что вчера на планерке её не было, стала спрашивать, какие материалы я сдам в номер. Я вспомнила.
— Интервью с председателем СВ-Банка, это реклама. Мальчик с ожогами от самодельной бомбы, информашки о чрезвычайных ситуациях, это будет во вторник, там обязательно что-нибудь еще нароем, жалоба бабушки…
— Это все не то, скандальчик какой-нибудь будет? Зиновий ничего не говорил? А где он? Где наш чертов редактор? Снова в буфете, пиво пьет?
— А может, вы о байкерах напишете? — не сразу, но я поняла, что это обращаются ко мне.
Я подняла глаза. Передо мной за столом сидел и вопросительно смотрел на меня тот самый «зверюга». Не могу сказать, чтобы он произвел на меня впечатление: лохматый, и это не стиль, просто он давно не стригся, поскрипывающая косуха блестела заклепками. Маленькие глаза, крупный нос, чуть размазанная линия рта, четкий, решительный подборок. Но и отталкивающего впечатления он не производил.
Широкие плечи, прямой дружелюбный взгляд, низкий голос.
— Что?..
— О байкерах. Существует такое движение мотоциклистов, я могу рассказать, — он хотел что-то добавить, но Светка его перебила.
— Да не о чем там писать, нет там ничего интересного!.. Все уже было!
А я вдруг вспомнила. Мне было шестнадцать, и я не хотела жить, как все. И слово «рокер» будило во мне неведомые, странные желания. И слово «Ява» манило в дорогу.
Отец сказал: «Я не куплю тебе мотоцикл, убьешься. Все, разговор окончен». А я, даже поступив в институт, все еще мечтала о «Яве» и копила деньги, и сумела накопить целых двести пятьдесят рублей. А потом… А потом наступили другие времена. И мечтать стало некогда. Это было, — страшно подумать, — двенадцать лет назад.
— Ну, почему же нет ничего интересного, — запротестовала я. — Я напишу! Нет, в самом деле! У вас есть телефон? — спросила я у парня, — Как вас зовут?
— Антон. Антон Белецкий. А телефона у меня нет. Давайте встретимся завтра, я подъеду сюда, в редакцию. В четыре вам удобно?
— Вполне.
Ровно в четыре часа на следующий день он вручил мне серебристый открытый шлем с козырьком. Показал, как застегивать ремешок.
— Как тебя зовут? — спросил он. — Давай «на ты». Куришь? Поехали куда-нибудь, покурим…
Шлем оказался, как минимум, шестидесятого размера и сваливался мне на нос. Антон то поддавал газу, то тормозил. Я что есть мочи вцеплялась в рукоять «Ямахи» позади сиденья, или, не успев отреагировать, валилась вперед и стукалась шлемом о шлем Антона. Ничего приятного от поездки я не ощущала.
Был канун июня тысяча девятьсот девяносто восьмого года, поздняя и какая-то мучительная весна никак не желала уступать лету, но сегодня зажимистый на теплые дни май, словно сжалившись, выдал первый в этом году теплый денечек. Антон поехал на берег Китоя. Мы пили шершавый газированный напиток из банок, курили и смотрели на реку.
— Многие этого не понимают, — говорил Антон, — но мотоцикл — это… Это стиль жизни. Даже друзья не вникают, — продай, говорят, все свои моцики, купи нормальную тачку. А зачем мне тачка? Андрей Зверев, есть в Улан-Удэ такой парень, говорит так: «Лучше иметь уважаемый мотоцикл, чем неуважаемую машину». Второго мая в Улан-Удэ был первый слет мотоциклистов. Я ездил туда, представляешь, у них там свой клуб, я думал, приеду, там такие крутые аппараты, а, оказалось, мой — самый лучший, «японцев» у них вообще нет.
— А еще кто-нибудь из Ангарска был?
— Был, — равнодушно ответил Антон, — паренек еще приехал на «Урале» с коляской.
Глаза у него такие странные… Я даже думал — наркоман, спросил его, а он говорит, нет, просто какая-то болезнь глаз.
Антон рассказал, что работал когда-то в Улан-Удэ, что женат, что дочери пять лет, и что он собирает для неё маленький мотоцикл. Он хотел учредить в Ангарске байк-клуб, и, конечно же, стать его лидером, хотел организовать мотосервис, мотошколу, хотел купить себе какой-то особенный мотоцикл «Хонду Голд Винг», он говорил, что название мотоцикла переводится, как «Золотое крыло», и что это самый лучший мотоцикл в мире.
Оказалось, что в нашу редакцию он пришел во второй раз по очень простой причине,
— «Ангарские вести» были единственной газетой, которая не сделала ошибок в объявлении, которое он подал во все газеты города. Он продавал свою «Ямаху».
— Почему?
— В ней всего четыреста кубиков, хочу купить аппарат помощнее.
Потом он стал рассказывать о мотоциклах, о том, чем отличается чоппер от эндуро, а спортбайк от квадрацикла, и что еще есть классики и неоклассики, дорожные мотоциклы и мотоциклы утилитарного назначения. От незнакомых названий у меня голова пошла кругом.
— Хочешь, прокатимся за город? До Иркутска?
Чего греха таить, я хотела, и мы поехали в сторону Иркутска.
Весна, она на то и весна, что с одной стороны улицы жарко, а с другой стороны — еще сосульки висят, и поэтому, едва мотоцикл оказался за городом, как я сразу же поняла, что до Иркутска не доеду, не заработав пневмонии. Антон, по-видимому, тоже понял, что еще прохладно для долгих прогулок, и свернул на объездную дорогу.
Новенькое шоссе позволило как следует разогнать мотоцикл. Когда из карманов моей куртки стали вылетать обрывки бумаги с записанными на них номерами телефонов, визитки, фантики и старые чеки, я заглянула Антону через плечо на спидометр.
