Григорий Ряжский - Люди ПЕРЕХОДного периода
Кстати, слегка была задета печень, но это выяснилось уже в ходе самого хирургического вмешательства. Чуть-чуть всего полоснуло лезвие, пройдясь по самому краю и не образовав следа, достаточного для полноценной картинки. Так что снимок — или чем там они диагностируют, не помню, этого не показал. Зато я не забыл, как заваливался на пол, теряя пространство перед глазами, цепляясь утекающим сознанием за кафельную стенку, в которую упирается край кухонного вытяжного шкафа. Помню ещё, как в момент падения на пол ощутил внутри себя мгновенную лёгкость, будто избавился на секунду от необременительного, но лишнего груза, и это отчасти затмило общее удивление от случившегося, как и пригасило острую боль в низу живота.
В общем, пришлось им менять весь план операции прямо на месте, подштопывать край печёнки и надеяться на мой крепкий организм, привычный к работе с печенью. И то правда. Отбираем хороший кусок, лучше парной — хотя всё равно соврут, скажут, только с мясобойни, пару часов всего, как быка завалили, — с минимумом прожилок, отделяем плёнки, какие изначально видны глазом. Делаем «Pâté de foie maison» — паштет из печени по-домашнему. И главное тут, как ни странно, не сама печень в качестве основы этого блюда, а коньяк и копчёная грудинка. Печень — могучий фон, связующий неожиданные ингредиенты. Дальше — просто: печёнку чуть обжарить, в толстых ломтях толщиной с палец, легко, сохраняя воздух и розоватую сукровицу. Затем всё — в однородную массу, вертим с луком, специями, всё как обычно, даже скучно напоминать. Затем — коньяк. Тут каждый сам себе канарейка, хочешь — самый дешёвый и простой «cognac ordinaire», но если желаешь, можно выдержанный. Это для бандитов как ни для кого подходит, если уважительно ввести в курс насчёт присутствия дорогого алкоголя внутри блюда, или для женихов из деловых, демонстрирующих жизненный успех. Ну и для реальных гурманов, как водится. Но массу, прежде чем выложить в форму, непременно следует накрыть сверху ломтиками сала и укутать пекарской бумагой. Фольга — для уродов, так и запомните. Короче, часа полтора ждём, и все дела. Да! Форму поставить в противень с горячей водой! Теперь — всё.
Так вот, снова про Ленку. Как всё началось, и почему в первый же вечер нашего знакомства она осталась у меня до утра.
В том месте, где каждый из нас оказался больше по случайности, чем по прямому делу, на котором изначально строился расчёт, у малознакомых, в общем, но чрезмерно состоятельных людей, имелось всего два блюда под быстрый перекус и пара бутылок выдержанного бордо: основное и десерт. За первое, так уж получилось, отвечал я, второе взялась изготовить кудрявоголовая Леночка Грановская, в то время сидевшая на временной зарплате у хозяйки дома. В отличие от эффектной, но весьма сдержанной гостьи хозяйка выглядела просто отвратительно: в своих неуклюжих попытках очаровывать и острить она лишь тупила и выдавала банальные глупости, не попадая в масть. Леночка в ответ лишь вежливо улыбалась, но чаще отводила глаза, испытывая явную неловкость за свою работодательницу. В такие моменты взгляды наши непроизвольно пересекались, и тогда, стараясь угодить этой милой кудряшке, я хмурил нос и игриво поджимал губы, придавая своему лицу выражение полной солидарности с имевшим место непотребством. Я строил морды и гримасничал по-всякому, не снижая оборотов, однако при этом успевал подмечать, что обильно рассыпаемые мной глуповатые знаки внимания не остаются незамеченными. Всякий раз, отлавливая взглядом мой призывный намёк, девушка понимающе подмаргивала и касалась указательным пальцем носа, как бы мимоходом почёсывая его кончик.
О, как любил я его уже тогда, с самой первой минуты, этот шевелящийся кончик, чуть заострённый и отдельно живой, потому что, когда Ленка говорила, одновременно улыбаясь, или просто смеялась, кончик носа её подрагивал вместе с вибрацией гортани, и это было и заметно, и ужасно трогательно.
Потом уже, спустя какое-то время, чаще по утрам, ещё не дождавшись долгожданного момента пробуждения своей жены, я едва касался его подушечкой мизинца — так, примеряясь, делает лапой подросший лев перед финальным броском на уже принадлежащую ему добычу. Я играл с ним, предвкушая, как через минуту уже окончательно овладею женой и буду терзать её безропотное тело, любить и вновь терзать его ненасытно в нашей общей любовной игре.
Она стала Еленой Веневцевой спустя месяц, отсчитывая от первой совместно проведённой нами ночи.
А в тот счастливый для меня вечер Леночка Грановская, пропустив через тостер тонкие, с вкрапленными по корке крупными семечками буханочные ломти серого «Волконского», дала им остыть, затем намазала тонким слоем сливочного масла и разделила на квадратные порции. Перед тем как съесть, каждый квадратик следовало обмакнуть в жидкий, тёмного колера мёд. Сказала, «архиерейское пирожное на гречневом меду», так что, раз нет хозяйского кулича, то всем дарю рецепт.
Это был её вклад в наш случайный стол. Дело было после Пасхи, на Красную горку, завершалась Фомина неделя, о чём мне, убогому нехристю, пока мы готовили на кухне тосты, каждый для своей надобности, с улыбкой поведала просвещённая Леночка, — так что самое время искать невест, добавила она, — а ещё разговляться, веселиться и непрерывно застольничать.
Я ответил основным блюдом, для чего, к моему удивлению, в хозяйском арсенале нашлись все необходимые ингредиенты. Сказал: «На ваше пирожное откликаюсь „Аrhierejsky le sandwich avec dés de saumon et d’avocat“»[4]. Тот же самый «Волконский» я подержал в том же тостере, но только совсем чуть-чуть, и, едва дождавшись момента, когда поверх ломтей стала образовываться слабая корочка, выдернул хлеб из электрической печки. Далее — имейте в виду, говорю сейчас важное, так что напружиньте память — сёмгу, напластанную тончайше, с лёгким захватом серого подкожного слоя, расстилаем по хлебу лишь после того, как нанесём чувствительный слой мякоти зрелого авокадо. Однако секрет заключается не в этом, вся хитрость в том, что потребную для архиерейского рецепта мякоть надлежит брать лишь возле само́й шарообразной косточки, только ту, что прилегает к кругляшу на два-три миллиметра, не больше. В отличие от однородной зелёной массы, заполняющей тело авокадо, вы легко узнаете её по белёсому оттенку и определяемой даже на глаз высокой маслянистости.
Это священнодействие я проделал на глазах всей немногочисленной компании, которая, будучи в курсе хозяйкиных пристрастий к новейшим и малоизвестным рецептам, неотрывно следила за моими манипуляциями.
— Это вещь… — только и сумела сказать она, после того как, медленно разжевав и размазав по нёбу, проглотила часть «архиерея», пришедшуюся на первый укус, и немного подумала, загадочно прикрыв веки. Далее произошла метаморфоза: на глазах присутствующих, без особого к тому усилия, одним коротким движением дама стряхнула с себя так неудачно напяленную маску и, вернув себе привычный вид сосредоточенной бизнес-леди, обратилась ко мне с вопросом: — Вы ведь профессионал, Герман? Странное дело, мне-то рекомендовали вас как толкового сотрудника известного рекламного агентства, а вы, оказывается, обладаете совсем другими талантами, скрытыми от вашего непосредственного руководства? — Она недоверчиво покачала головой, после чего уставилась на меня, пронзая пытливым взглядом. — Признайтесь, ведь далеко не все знают такие тонкости, такие нюансы — ведь сам рецепт кажется простым до примитивности. Но примитивен он, кстати, лишь на первый взгляд, потому что вы нам всем сейчас продемонстрировали, насколько непредсказуемой может сделаться любая вещь в руках мастера. Я ведь помимо основного своего бизнеса задумала в скором времени запустить ресторанную сеть, не так чтобы очень разветвлённую, но весьма и весьма привлекательного свойства. Для некоторых, конечно, не для всех — не помню, говорила я вам об этом или нет. Не очень разветвлённую не потому, что нет возможности её раскрутить, а из-за того, что просто нет в нашем городе такого количества гурманов, которые смогли бы оценить истинно высокую кухню. И потому, как говорится, лучше меньше, да лучше. Если угодно, это моя маленькая прихоть, желание подтвердить свою профессиональную репутацию — я могу запустить любое дело. А в данном конкретном случае — это ещё и желание выразить свою утончённую натуру — например, через уникальное меню. В моем заведении должно быть то, чего больше нигде не попробуешь. — В задумчивости она покачала головой, мысленно уже просчитывая, скорей всего, как лучше меня использовать. И продолжила, всё ещё сводя в уме внеочередной баланс: — Но не в этом суть, Герман. Для меня сейчас важней понять другое — что именно вы умеете вообще, в принципе? Чем могли бы поразить мою придирчивую клиентуру, дай вам волю? А то, знаете ли, мои незаурядные гости, которые посетят эти своеобразные заведения, любят, как бы это выразиться поточнее… в общем, они предпочитают некую особость, определённый выпендрёж, причём необычный, непохожий на привычные гастрономические наслаждения. Иными словами, чем чудней, тем изысканней. Даже если это малосъедобно, но по сути своей чрезвычайно привлекательно. А значит, — вкусно, несмотря ни на что. Вы способны удивить сочетанием редкого и привычного, повергнуть в шок, вызвать недоверие, возбудить в человеке огненную страсть, бешеное желание ощутить это на вкус, изумить самого себя, шокировать собственное нутро? Именно за это наш гость готов выложить любые деньги. Всё вторичное в такие моменты уходит, испаряется из сознания, исчезает одновременно с рождением потребности в новых открытиях, путь к которым и указывает ему моя «ресторанная сеть не для всех». Мы вот-вот откроемся, не в курсе? Для этого, собственно, я вас и пригласила. Хочется понять, как мы с вами будем строить рекламную кампанию, на что станем нашего гостя брать, какую рыбу будем для него вылавливать и на какую приманку. — Она кивнула на Грановскую: — А Леночка у нас дизайнер, разрабатывает художественную концепцию интерьеров для нашей сети с учётом развития на будущее, также занимается оформлением меню и заодно сочиняет названия блюд. У неё это ловко получается.
