Дженнифер Барнс - Фиксер
— Мне позвонил твой школьный психолог, — произнесла Айви за моей спиной. — А потом я и сама сделала пару звонков.
Её слова не заставили меня замедлить шаг, но мои внутренности скрутились, словно выжатое полотенце.
— Я поговорила с работниками ранчо, — продолжила Айви.
Я забралась на крыльцо, распахнула дверь и позволила её с грохотом захлопнуться за моей спиной. Были времена, когда хлопнувшая дверь привлекла бы внимание моего дедушки. Он назвал бы меня дикаркой, пригрозил содрать с меня шкуру и отправил бы обратно на крыльцо, чтобы «попробовать ещё разок».
Те времена остались в прошлом.
Айви расспрашивала людей. Я сбежала на второй этаж, но от бурлящей внутри меня уверенности было не скрыться. Она знает.
— Наслаждайся душем, — крикнула мне вслед Айви. — Потом мы поговорим.
Как заевшая пластинка. Она знала. Я так старалась сохранить это в тайне, старалась позаботиться о дедушке, сделать одно единственное одолжение человеку, давшему мне всё, а теперь…
Я не знала, чем именно Айви занималась в Вашингтоне. На самом деле, я даже не знала, жила ли она там до сих пор. Я понятия не имела о том, был ли у неё парень — возможно, она даже вышла замуж. Но кое-что я знала наверняка — как бы сильно я не старалась не об этом не думать — Айви не просто так снизошла до полета в Монтану и поощрения ранчо своим присутствием.
Моя сестра жила изменениями, встряской и решением проблем — и прямо сейчас проблемой, которую ей так хотелось решить, была я.
ГЛАВА 3
Я выделила себе три минуты на душ. Айви не могла оставаться наедине с дедушкой надолго. Мне вообще не стоило оставлять их вдвоём, но мне нужна была минутка. Мне нужно было подумать.
Я не видела Айви почти три года. Раньше она приезжала на ранчо раз в несколько месяцев. Приехав в последний раз, она спросила у меня, не хочу ли я переехать в округ Колумбия и жить с ней. Когда мне было тринадцать, я боготворила свою сестру. Так что я согласилась. У нас были планы. А потом она уехала. Без объяснений. И без меня.
Даже не попрощавшись.
С тех пор она не возвращалась. Если мне удастся убедить её, что у нас с дедушкой всё в порядке, она снова уедет. Эта мысль должна была успокоить меня. Она должна была стать проблеском надежды.
Мне больше не тринадцать. Эта мысль не должна была причинять мне боль.
Я натянула спортивные штаны и футболку, вытерла полотенцем мои небрежные, слишком уж густые волосы. Мы с Айви были двумя крайностями брюнеток — мои волосы были всего на тон светлее черных, а волосы моей сестры — всего немного темнее блонда.
Она встретила меня у подножья лестницы.
— Готова поговорить? — её голос звучал, как мой. Она разговаривала куда быстрее, но наши голоса явно были похожи.
Я почувствовала знакомый прилив гнева.
— Тебе даже в голову не могло прийти, что я могу не захотеть с тобой разговаривать?
Всего на миг приятная маска слетала с лица Айви.
— Я уловила намёк, когда ты не ответила на три последних телефонных звонка, — мягко произнесла она.
Рождество. Мой день рождения. День рождения Айви. Моя сестра звонила домой ровно три раза в год. Я перестала поднимать трубку примерно тогда же, когда мой дедушка начал забывать о мелочах, вроде ключей, имен и включенной духовки.
Дедушка. Я заставила себя сконцентрироваться на главном. Мой долг — суметь контролировать сложившуюся ситуацию. Я обогнула угол и шагнула в кухню, понятия не имея, что меня там ждет.
— Ты вовремя, медвежонок, — дедушка взъерошил мне волосы и похлопал меня по плечу.
Он узнал меня. По моему телу прокатилась волна облегчения. Он звал меня медвежонком столько, сколько я себя помнила.
— Вы только посмотрите, кто наконец-то решил навестить нас, — произнес дедушка, кивая в сторону Айви. Его голос звучал неприветливо, но в его глазах сверкали искры.
Хорошо, — подумала я. — С этим я справлюсь. Вот уже год я прикрывала дедушку. Теперь приступы случались чаще, чем в прошлом году.
Чаще, чем в прошлом месяце.
Но если сегодняшний день был удачным, Айви не должна знать о происходящем. Опыт научил меня одному — надолго она не останется.
— Знаю, дедушка, — произнесла я, усаживаясь за шаткий деревянный стол, разваливавшийся на этой кухне ещё до моего рождения. — Поверить не могу, что мы заслужили личную проверку от Айви.
Темные глаза моей сестры замерли на мне.
— Айви? Что ещё за Айви? — дедушка заговорщически улыбнулся Айви, а затем снова обернулся ко мне. — Завела воображаемого друга, медвежонок?
Моё сердце пропустило удар. Я могла с этим справиться. Должна была. Ради дедушки.
— Даже не знаю, — ответила я, впиваясь пальцами в сидение собственного стула. — Сейчас «воображаемыми друзьями» называют вечно пропадающих где-нибудь сестёр?
— Это ты перестала отвечать на мои звонки, — вмешалась Айви.
Отлично. Пусть сосредоточится на мне. Пусть рассердится на меня. Всё что угодно, только бы она не поняла, что то, что ей рассказали работники и школьный психолог не было даже половиной происходящего. Никто не знал, насколько всё плохо.
Никто, кроме меня.
— Я не отвечала на твои звонки, потому что не хотела с тобой разговаривать, — сквозь сжатые зубы сказала я. — Ты не можешь вот так просто исчезнуть из наших жизней и ждать, что я брошу всё, когда ты наконец-то соизволишь позвонить.
— Всё было не так, Тэсси, и ты это знаешь.
Гнев в голосе Айви порадовал меня больше, чем следовало бы.
— Тэсс.
— Вообще-то, — огрызнулась она, — Тереза.
— Ради всего святого, Нора, — вмешался дедушка. — Она проводит здесь всего пару недель каждым летом. Не раздувай трагедии из-за пары пропущенных звонков.
Всего за пару секунд злость на лице Айви сменилась шоком. Норой звали нашу мать. Я едва её помнила, а вот Айви было двадцать один, когда умерли наши родители. Наша разница в возрасте всегда казалась огромной, но больше всего нас разделял тот факт, что Айви провела с родителями на семнадцать лет больше. Для меня домом было ранчо, а единственным, кто растил меня — дедушка. Для Айви он был всего лишь дедом, с которым она проводила две недели каждое лето, когда была маленькой.
Возможно, когда она была маленькой, он тоже называл её медвежонком.
Она думает, что я — Айви, а Айви — мама. Я не могла скрыть это, мои саркастические комментарии не могли заставить Айви забыть об этом. Очень долго она просто сидела, глядя на дедушку. Затем она моргнула, и, стоило ей открыть глаза, она выглядела так, словно ничего этого не было. Словно она была роботом, который только что перезагрузился, отключая программу «избыток чувств».
— Гарри, — произнесла она, обращаясь к дедушке по имени. — Я — Айви. Твоя внучка. Это — Тэсс.
— Я знаю, кто она, — проворчал он. Я постаралась не замечать неуверенности в его глазах.
— Знаешь, — спокойно, но деловито повторила Айви. — А ещё ты знаешь, что она не может здесь остаться. Вы не можете здесь остаться.
— Чёрта с два мы не можем! — я вскочила на ноги.
Дедушка ударил ладонью по столу.
— Следи за языком, Тереза!
Вот так просто я снова стала собой, пусть и всего на миг.
— Дай нам минутку, Тэсс, — приказала Айви.
— Иди, медвежонок, — внезапно дедушка показался мне старым — и очень, очень уставшим. В этот миг я бы сделала всё, о чём он попросил. Я сделала бы всё, чтобы вернуть его.
Я оставила их на кухне наедине и принялась измерять шагами гостиную. Пять минут. Десять. Пятнадцать. Я огибала мебель небольшими восьмерками, направляясь из одного конца комнаты к другому.
— Ты делала так, когда была маленькой, — на миг Айви застыла в дверном проёме, а затем опустилась на диван. — Ты обходила кругами мамины ноги, кофейный столик. Другие младенцы учились ходить. А ты училась расхаживать кругами, — она едва заметно улыбнулась. — Это сводило её с ума.
Мы с Айви жили в одном доме всего один год, когда я была совсем маленькой, а она заканчивала школу. Иногда я жалела, что не помню этого, но даже если бы я помнила, она была бы для меня незнакомкой — незнакомкой, грозившей всему, что я так тщательно защищала.
— Ты должна была позвонить мне, когда всё стало плохо, Тэсс.
Позвонить ей? Почему я должна была взять телефон и позвонить ей, если она никогда не утруждалась навестить нас?
— Я справляюсь, Айви, — я проклинала себя, проклинала школьного психолога за тот звонок. — Мы в порядке.
— Нет, милая, не в порядке.
Она не имела права приезжать сюда спустя столько лет и говорить мне, что я не в порядке. Не имела права врываться в нашу жизнь и уж точно не имела права называть меня «милой».
— В Бостоне есть лечебный центр, — спокойно продолжила она. — Лучший в стране. Обычно, чтобы попасть туда, нужно пройти через лист ожидания, но я сделала пару звонков.
