Мария Галина - Малая Глуша
Машинка под чехлом – Розка успела разглядеть – была новенькая электрическая «Ятрань».
– Ага, – сказала Розка, заглядывая Петрищенко в глаза. Ничего не поймешь, стекла очков отблескивают.
– Сколько знаков в минуту?
– Чего? – удивилась Розка, бойко печатавшая двумя пальцами.
Та скорбно кивнула головой, словно подтверждая – иного она и не ожидала. Розка украдкой вытерла ладонь о юбку.
– Родственники за границей есть?
– Откуда?
Розка уже готова была сказать, что она – круглая сирота, и сама в это поверить.
– Поймите, девушка, – печально сказала Петрищенко, – у нас в общем-то режимная контора…
Лев Семенович насчет режима предупреждал. «Режимных предприятий, Розочка, – говорил он, – вообще гораздо больше, чем кажется, и СЭС – в том числе, потому что – а вдруг холера? Или чума, не приведи господи, или еще что… а вообще любая работа, связанная с языком, режимная, а ты как думала?»
– А эти… горничные, которые на заграницу? – спросила тогда Розка.
– Ты что, – сказал Лев Семенович, – маленькая? Какие они горничные? Но здесь, деточка, – сказал Лев Семенович, – на что подписываешься, то и получаешь… поработаешь несколько лет с бумагами, освоишь терминологию, а там подумаем, что с тобой делать… тебе же спешить некуда, да и режим тут… вегетарианский, можно сказать, хи-хи…
Из чего Розка заключила, что он тоже слушает радио «Голос Америки», там недавно передавали воспоминания Лидии Чуковской об Анне Ахматовой. Люди способны удивлять, даже такие, как Лев Семенович.
Петрищенко опять вздохнула и встала из-за стола. Розка потянулась за ней, отметив, что из-под юбки-четырехклинки у Петрищенко выглядывает кружевная комбинашка.
Голубоглазая по-прежнему сидела у окна, правда, вязание куда-то делось, впрочем, Розка увидела, что из ящика стола торчит розовая мохеровая нитка.
Пахло от голубоглазой, как в парфюмерном отделе универмага. Даже воздух стал липким.
– Вот, Катюша, – печально сказала Петрищенко, – секретаря прислали.
– Опять девочка? – выщипанные бровки Катюши полезли вверх.
– От Льва Семеновича, – пояснила Петрищенко.
Катюша молча окинула Розку взглядом бледных выпуклых глаз.
И задвинула боком ящик стола так, что розовая пушистая ниточка совсем исчезла из виду.
Воцарилось молчание. Потом Петрищенко вздохнула и сказала:
– Бумаги при тебе?
– Ага, – жизнерадостно ответила Розка, – паспорт и аттестат.
Она втайне надеялась, что не подойдет. Она была глубоко разочарована.
– Ну, так неси в кадры. Трудовую оформишь, приходи.
– А долго оформлять?
– Недели две-три. Тебя как зовут, Роза, да? Это, Роза, серьезная работа. Так быстро дела не делаются.
Прав был Лев Семенович, уныло подумала Розка, везде, где язык нужен, проверяют…
– А в кадры – куда?
– Наверх, в Пароходство. С башенкой такое здание, зелененькое. Еще якорь перед ним. Спросишь на вахте.
– Спасибо, – вежливо сказала Розка.
– И в следующий раз, пожалуйста, – сказала Петрищенко, и на шее ее появились красные пятна, – оденься поскромнее. Это ж порт.
* * *Новую жизнь надо начинать в новой одежде. Под это дело Розка выцыганила себе пальто джерси, ярко-зеленого цвета. Оказалось, оно чуть маловато и топорщится на талии, но Розка не позволяла такой мелочи испортить себе удовольствие от новой вещи.
Тем более, как только окончательно повернет на осень, погода опять установится и дни будут солнечные. Правда, все короче и короче.
У крыльца строения 5/15 А сидел на корточках парень в брезентовой робе и курил, заслонясь от ветра. Он поглядел на Розку, помахал рукой, отгоняя дым, и подмигнул ей.
Розка пожала плечами и величественно прошла мимо, но опять зацепилась о половичок. Они нарочно его сюда положили, чтобы люди выглядели глупо. Она оглянулась, но парень уже и не смотрел в ее сторону. Розка что-то пробормотала себе под нос от неловкости и боком зашла внутрь. Вкрутили еще одну лампочку в коридоре, а вот в самой конторе мало что изменилось. Только стало темновато; море больше не передвигало по поверхности зеркала света, а было тусклым и шуршало, как смятая фольга. На подоконнике отращивало деток чахлое каланхоэ, на календаре рыжий котенок сменился серым, Катюши не было, а в углу стоял тот самый столик с «Ятранью», из кабинета, и чехол был снят.
Дверь в кабинет была открыта, и Петрищенко, увидев Розку, кивнула.
– Вот и хорошо, – сказала она и стала выбираться из-за стола. Для этого надо было отодвинуть стул к стене и обойти стол. Но Петрищенко не поленилась. Она вышла к Розке и похлопала ладонью по пишмашинке.
– Специально для тебя переставили.
Розке стало неловко. Она представила себе, как Петрищенко с Катюшей, кряхтя и задевая за косяк боками и задом, тащат столик из кабинета… Ну, может, они кого-то попросили, но все равно старались, а значит, ей, Розке, пути к отступлению отрезаны. Придется оправдывать ожидания.
– Это теперь твое рабочее место.
– Ага, – уныло сказала Розка.
– Ну, вот и приступай, – доброжелательно сказала Петрищенко. – Протоколы видишь? Их надо пронумеровать и подшить.
Она уткнула ноготь в облезлом розовом лаке в кипу бумажек рядом с машинкой.
– Чтобы последовательно были, по датам. А вот в эту книгу внести номер протокола, дату и судно. Тоннаж, порт приписки, все такое. Там уже есть, посмотришь. Если в протоколе на английском, переведешь. А то запустили все, сил нет.
– Ага, – опять согласилась Розка. – А печатать?
– Что печатать? – рассеянно переспросила Петрищенко.
– Откуда я знаю, что.
– Пока не надо. – Петрищенко подумала и налила в каланхоэ воды из кружки.
– А переводить?
– Я ж сказала. Если в протоколе на английском, тогда переводи. Только название судна сохраняй.
Розка вздохнула, подвинула стул и села. Ей стало совсем грустно. Если не надо печатать, зачем ей полстола заняли этой дурой? Тем более печатать она, как ни странно, любила. Если машинка была механическая, Розка с такой энергией лупила по клавишам, что они гудели и цеплялись друг за друга. А электрическая вообще класс: чуть дотронешься, и она уже работает. И при этом теплая и урчит, точно кошка.
Она придвинула кипу заполненных бланков. Лесогруз «Бирюса». Столько-то кубометров леса. Зерновоз «Тимур Фрунзе». Пшеница сортовая. Легковые автомобили «Лада», экспортный вариант. Лиловый штамп «Санитарная инспекция № 2». Подпись и дата. Еще штамп. Еще подпись. Розка, чтобы не перепутать, нумеровала бумажки соответственно дате – карандашиком в верхнем правом углу, и подкладывала под зажим в папочку. Одну за другой.
– Корабли постоят, – бормотала сквозь зубы Розка, – и ложатся на курс… Но они возвращаются сквозь непогоду…
«Машинистка приравнивается к рабочему, – сказал Лев Семенович, – в трудовой книжке так и будет написано „рабочий“, для анкеты это хорошо… С такой анкетой, может, и проскочит. И скажи спасибо, Эммочка, что она у тебя не захотела на востоковедение. Дочка Майи Владимировны захотела на востоковедение, золотая медалистка, прекрасная анкета, придраться не к чему, так ей пришлось пять лет на сталелитейном оттрубить, мастером цеха и попутно комсоргом – за рабочую путевку. Ну, понятно, там известно, на кого учат».
Розка отчаянно затосковала. Красивая, насыщенная жизнь опять отодвинулась куда-то в неопределенную перспективу. Осталась кипа бумажек, на некоторых отчетливо виднелись бурые круги, видно, чашку с чаем ставили.
– «Оil-tanker» – «нефтеналивной танкер», – прикусив кончик языка, переводила Розка. Потом задумалась, занеся ручку над пустой строкой, неохотно встала и заглянула в кабинет.
– Елена Сергеевна, а «DISPLACEMENT» – это что такое? Порт приписки?
– То же, что и «tonnage», – сухо отозвалась Петрищенко, занятая какими-то своими унылыми делами, – водоизмещение. «Порт приписки» – это «registration».
– Спасибо! – громко и вежливо сказала Розка и опять уселась на стул, поджав под себя ногу.
– Crue – это команда, это я знаю, – бормотала про себя Розка. – Дисплейсмент это сволочное так похоже на «порт приписки», это же надо… Ладно, тогда получается, «порт приписки» – «Кувейт». Ну и фиг с ним.
Большей частью поперек штампа «Санитарная инспекция № 2» была приписка шариковой ручкой по-русски: «Посторонних объектов не обнаружено». И подпись. Только к кувейтскому подколота бумажка с надписью «Заражение третьей степени объектом Д-8. Объект обнаружен и уничтожен. Команда отправлена на профилактический осмотр и восстановительные процедуры на МБМ». Наверняка какие-нибудь мухи, подумала Розка, личинки песчаных мух. Они откладывают свои яички в теле человека, и, скажем, палец, а то и вся рука постепенно превращаются в гниющую, шевелящуюся массу. От воображаемого зрелища ее передернуло.
Перемещаясь по морю, люди таскают за собой самые разные вещи. Багаж. Воспоминания. Надежды. Прошлое. Будущее. В том числе и свои болезни. И не только люди.
