Рейчел Джойс - Операция «Перфект»
– Может, их уже сегодня, наконец, прибавят?
– Неужели Джеймса это тоже так волнует?
– Нет, он, по-моему, и вовсе об этом позабыл.
Мать вытерла губы, и Байрон увидел, что она улыбается. На щеках у нее сразу появились две крохотные ямочки, словно кто-то пальцем нажал.
– Время у нас уже меняли, и не раз. И еще наверняка будут менять. Если эти секунды действительно добавят, об этом сразу же напишут в «Таймс». И уж в «Нэшнуайд»[4] все, конечно же, подробно расскажут.
– У меня сразу же голова болеть начинает, стоит об этом подумать, – пожаловался Байрон.
– Да ты даже не заметишь, когда это случится. Две секунды – это такой пустяк.
У Байрона от возмущения аж кровь бросилась в лицо. Он резко вскочил, потом снова сел и воскликнул:
– Вот чего никто из вас, к сожалению, не понимает! Две секунды – это на самом деле огромный отрезок времени! В них заключена разница между случившимся и не случившимся. Достаточно одного крохотного лишнего шажка – и ты рухнешь с обрыва. Нет, это очень, очень опасно! – Байрон говорил торопливо, лихорадочной скороговоркой.
Мать посмотрела на него озадаченно, такой вид у нее делался, когда она пыталась подсчитать, сколько истратила денег. Потом она сказала:
– И все-таки нам пора вставать. – И встала. И раздвинула занавески в эркере и выглянула наружу. Летний туман стекал с холмов Кренхемской пустоши и был таким густым, что казалось, вот-вот смоет и унесет с собой и сад, и холмы за ним. Мать быстро посмотрела на свои наручные часики.
– Двадцать четыре минуты седьмого, – сказала она, словно сообщая по телефону точное время. Затем сняла с крючка свой розовый халатик и пошла будить Люси.
* * *Когда Байрон пытался представить себе мысли, которые таятся внутри материной головы, то словно видел перед собой множество выстланных шелком или бархатом ящичков с крошечными ручками, инкрустированными самоцветами, такими изящными и хрупкими, что его пухлым пальцам с ними было бы не справиться. Другие матери были совсем не такие, как она. Другие матери носили вязанные крючком кофточки и пышные юбки, а некоторые даже щеголяли в новомодных туфельках на танкетке. Отцу Байрона больше нравилось, когда жена одевается строго и официально. В изящных узких юбках, на каблучках-шпильках, с того же цвета сумочкой и вечной записной книжкой в руках, Дайана невольно выделялась среди прочих женщин, которые рядом с ней казались слишком толстыми, неуклюжими и неухоженными. Андреа Лоу, мать Джеймса, возвышалась над ней, точно какая-то темноволосая великанша. В свою записную книжку Дайана вклеивала заметки, вырезанные ножницами из иллюстрированных журналов для женщин «Отличная домохозяйка» и «В кругу семьи». Еще она записывала туда дни рождения, о которых ей следовало помнить, даты особо важных школьных событий, а также кулинарные рецепты, описания интересных образцов вязания, всевозможные советы по уходу за садом, варианты причесок и те слова, которых никогда раньше не слышала. Ее записная книжка буквально распухала от вклеенных туда различных предложений: «22 варианта новой прически, способные этим летом сделать вас еще привлекательнее». «Бумажные салфетки и полотенца в подарок за каждую покупку». «Готовьте из требухи». «Запомните: «i» в английских словах всегда предшествует «е», за исключением тех случаев, когда «е» следует сразу за «с».
– Elle est la plus belle mère[5], – говорил иногда Джеймс. И, покраснев, сразу же надолго умолкал – словно погружаясь в созерцание какой-то святыни.
Байрон надел серые фланелевые брюки и летнюю курточку. Он всегда с некоторым трудом застегивал пуговицы на рубашке, а эта рубашка оказалась еще и практически новой. Надев длинные, до колен, носки и закрепив их с помощью самодельных подвязок, он направился вниз. Деревянные панели на стенах сверкали темно-коричневым лаком, точно конские каштаны.
– Но я именно с тобой разговариваю, дорогой, – услышал он голос матери.
Она стояла у противоположной стены холла у телефонного столика и была уже полностью одета. Рядом с ней ошивалась Люси, ожидая, когда мать заплетет ей косы и завяжет банты. В воздухе сильно пахло полиролью и «Вимом»[6], и этот знакомый запах действовал ободряюще, почти как свежий воздух на улице. Когда Байрон проходил мимо, Дайана поцеловала кончики пальцев и коснулась ими его лба. Она была лишь чуточку выше него ростом.
– Нет, только я и дети, – сказала она в трубку. Окно у нее за спиной было затянуто сплошной белой пеленой тумана.
На кухне Байрон сел за стол и развернул чистую салфетку. Дайана все еще разговаривала с отцом. Отец звонил каждое утро в одно и то же время, и каждый раз ей приходилось уверять его, что она чрезвычайно внимательно прислушивается к каждому его слову.
– О, на сегодня у меня намечены самые обычные дела: дом, прополка. Надо все привести в порядок после выходных. Похоже, будет жарко.
Высвободившись из рук матери, Люси удрала на кухню, взобралась на свой высокий табурет, вытряхнула изрядную порцию овсяных хлопьев «Сахарные звезды» в мисочку с изображением кролика Питера и потянулась к синему кувшину с молоком.
– Аккуратней, Люси, – сказал Байрон, когда она с размаху плеснула молока на стол рядом со своей глиняной миской, – молоко разольешь. – Он сказал так исключительно из вежливости, поскольку молоко Люси уже пролила.
– Я сама все знаю, Байрон. И твои советы мне совершенно не требуются! – Каждое произнесенное ею слово звучало как атака маленького пикирующего бомбардировщика. Она поставила кувшин на стол – в ее ручонках он казался огромным – и отгородилась от брата пакетами с овсяными хлопьями и с мюсли. Теперь Байрону была видна только ее светловолосая макушка.
Из холла снова донесся голос Дайаны:
– Да, Сеймур. Я ее всю буквально отполировала. – Ага, догадался Байрон, теперь речь, разумеется, об их новом «Ягуаре».
– Можешь передать мне «Сахарные звезды», Люси?
– Нет. Тебе «Сахарные звезды» есть не полагается. Ты должен есть фруктовый салат и полезный для здоровья «Альпен».
– Я просто хотел прочитать, что написано на пакете. И рассмотреть картинку.
– Я сама как раз читаю!
– Но, Люси, ты же не можешь читать все сразу, – мягко возразил Байрон. – Ты и читать-то не умеешь.
– Да, дорогой, у нас все хорошо, все как полагается, – пропела в холле Дайана и засмеялась своим переливчатым смехом.
Байрону казалось, что в желудке у него застрял какой-то горячий комок. Он попытался придвинуть к себе хотя бы пакет с хлопьями, пока Люси не видит, но она сразу это заметила и, пытаясь удержать пакет, так резко взмахнула рукой, что кувшин с молоком, стоявший на краю, с грохотом полетел на пол. По недавно настеленному полу мгновенно растеклась гигантская молочная лужа, в ней поблескивали синие фарфоровые осколки. Дети в ужасе замерли, уставившись на эту лужу. Собственно, пора было кончать с завтраком, чистить зубы и отправляться в школу.
Дайана появилась на кухне почти мгновенно и, воздев руки так, словно намереваясь остановить уличное движение, приказала:
– Никому не двигаться! Вы можете пораниться!
Байрон и без того уже сидел совершенно неподвижно, у него даже шея затекла. Дайана осторожно, на цыпочках, двинулась к раковине, вытянув перед собой руки с растопыренными пальцами, по молочной луже пошли волны, молоко чавкало у нее под ногами, заливаясь в туфли.
– Это все ты, Байрон! – сказала Люси.
Дайана метнулась назад с тряпкой, шваброй, ведром, веником и совком. И, намочив тряпку в мыльной воде, принялась убирать молочное озеро. Затем, торопливо глянув на часы, веником вымела осколки на сухой участок пола, замела их в совок и ссыпала в помойное ведро. Последние, самые мелкие и тонкие, осколки ей пришлось собирать с пола руками.
– Ну вот и все! – весело сказала она. И, похоже, только теперь заметила, что изрезала себе осколками всю левую ладонь, из ранок алыми полосками проступала кровь.
– Ну вот, теперь у тебя кровь течет! – заметила Люси. Вид крови ее одновременно и пугал, и восхищал.
– Ерунда, – пропела Дайана, но кровь все продолжала течь и, стекая по запястью, капала на кухонный фартук и подол юбки. – Хорошо, всем сидеть на месте и не двигаться! – снова приказала она и выбежала из кухни.
– Мы же опоздаем! – заныла Люси.
– Мы никогда не опаздываем, – возразил Байрон. Таково было одно из правил отца. Англичанин всегда должен быть пунктуален.
Дайана действительно вернулась очень скоро – она успела переодеться в бледно-зеленое платье цвета мяты и сходного оттенка шерстяной кардиган. И руку перевязать успела, сделав ее похожей на маленькую белую лапу какого-то зверька, даже губы успела подмазать своей клубничной помадой.
– Господи, что же вы до сих пор тут сидите? – закричала она.
– Ты же сама велела нам не двигаться! – обиделась Люси.