Марк Леви - Те слова, что мы не сказали друг другу
— Ладно, Джулия, забудь о своей ненависти и позвони… А впрочем, делай как знаешь, только предупреждаю: вместо того чтобы наслаждаться свадебной церемонией, ты все глаза проглядишь, высматривая, пришел он или нет.
— Вот и хорошо, это отвлечет меня от мыслей о закусках, ведь я не смогу проглотить ни крошки, иначе платье, что ты мне выбрал, лопнет по швам.
— Ну, милочка, ты меня достала! — едко сказал Стенли и направился к выходу. — Давай пообедаем как-нибудь в другой раз, когда ты будешь в более подходящем настроении.
Джулия оступилась и чуть не упала, второпях спускаясь с подиума. Она догнала Стенли и крепко обняла:
— Ну прости, Стенли, я не хотела тебя обижать, просто я очень расстроена.
— Чем — звонком от отца или платьем, которое я так неудачно выбрал и подогнал по тебе? Кстати, обрати внимание: ни один шов не лопнул, когда ты так неуклюже спускалась с подиума.
— Твое платье великолепно, а ты — мой лучший друг, и без тебя я никогда в жизни не решилась бы пойти к алтарю.
Стенли внимательно посмотрел на Джулию, вынул из кармана шелковый платок и вытер ее мокрые глаза.
— Ты действительно хочешь прошествовать к алтарю под ручку с ненормальным приятелем или, может, у тебя родился коварный замысел — заставить меня изображать твоего сволочного папеньку?
— Не обольщайся, у тебя недостаточно морщин, чтобы выглядеть в этой роли правдоподобно.
— Балда, это же я тебе делаю комплимент, намекаю, как ты еще молода.
— Стенли, я хочу, чтобы к моему жениху подвел меня именно ты! Ты, и никто другой!
Он улыбнулся и мягко сказал, указывая на мобильник:
— Позвони отцу! А я пойду и дам кое-какие распоряжения этой идиотке-продавщице, — она, по-моему, знать не знает, как обращаться с клиентами; растолкую ей, что платье должно быть готово послезавтра, а потом мы наконец пойдем обедать. Давай, Джулия, звони скорей, я умираю с голоду!
Стенли развернулся и направился к кассе. По дороге он украдкой взглянул на Джулию и увидел, что она, поколебавшись, все же набирает номер. Он воспользовался моментом и незаметно вынул собственную чековую книжку, рассчитался за платье, за подгонку и приплатил за срочность: оно должно быть готово через два дня. Сунув квитанции в карман, он вернулся к Джулии как раз, когда она выключила мобильник.
— Ну что, придет? — нетерпеливо спросил он.
Джулия покачала головой.
— И какой же предлог он выставил на сей раз в свое оправдание?
Джулия глубоко вздохнула и пристально взглянула на Стенли:
— Он умер!
С минуту друзья молча смотрели друг на друга.
— Н-да, предлог, должен сказать, безупречный, не подкопаешься! — наконец пробормотал Стенли.
— Слушай, ты что, совсем сдурел?
— Извини, так просто вырвалось… сам не знаю, что на меня нашло. Я тебе очень сочувствую, дорогая.
— А я ничего не ощущаю, Стенли, ровно ничего — ни малейшей боли в сердце, даже поплакать не хочется.
— Не беспокойся, все придет потом, до тебя пока еще не дошло по-настоящему.
— О нет, дошло.
— Может, позвонишь Адаму?
— Только не сейчас, попозже.
Стенли обеспокоенно взглянул на свою подругу:
— Ты не хочешь сообщить жениху, что твой отец сегодня умер?
— Он умер вчера вечером в Париже; тело доставят самолетом, похороны через четыре дня, — еле слышно сказала Джулия.
Стенли быстро подсчитал, загибая пальцы.
— То есть в эту субботу! — воскликнул он, вытаращив глаза.
— Вот именно, как раз в день моей свадьбы, — прошептала Джулия.
Стенли тотчас направился к кассе, аннулировал покупку и вывел Джулию на улицу. — Давай-ка я приглашу тебя на обед!
* * *Нью-Йорк был залит золотистым светом июньского дня. Друзья пересекли Девятую авеню и направились к «Пастису» — французскому ресторану с настоящей французской кухней в стремительно менявшемся квартале Meat Packing District.[2] За последние годы старинные склады уступили место роскошным магазинам и бутикам ультрамодных кутюрье. Престижные отели и торговые центры вырастали тут как грибы. Бывшая заводская узкоколейка превратилась в зеленый бульвар, который тянулся вплоть до Десятой улицы. Первый этаж старого завода, уже прекратившего свое существование, занимал рынок биопродуктов, на других этажах обосновались производственные компании и рекламные агентства, а на самом верху располагалась студия, где работала Джулия. Берега Гудзона, также благоустроенные, стали теперь длинной прогулочной зоной для велосипедистов, любителей бега трусцой и влюбленных безумцев, облюбовавших манхэттенские скамейки, — прямо как в фильмах Вуди Аллена. Уже с вечера четверга квартал заполоняли обитатели соседнего Нью-Джерси, они переправлялись через реку, чтобы побродить по набережной и развлечься в многочисленных модных барах и ресторанах.
Когда друзья наконец устроились на открытой террасе «Пастиса», Стенли заказал два капучино.
— Мне давно следовало бы позвонить Адаму, — виновато сказала Джулия.
— Если только для того, чтобы сообщить о смерти отца, то несомненно. Но если ты хочешь заодно сказать ему, что придется отложить свадьбу, что нужно предупредить священника, ресторатора, гостей, а главное, его родителей, тогда все это может немного подождать. Смотри, какая чудная погода, — пусть Адам поживет спокойно еще часок, прежде чем ты испортишь ему день. И потом, у тебя траур, а траур все извиняет, так воспользуйся этим!
— Как я ему скажу?..
— Дорогая моя, он должен понять, что довольно трудно и похоронить отца, и выйти замуж в один и тот же день; но даже если ты сама сочтешь это возможным, то скажу тебе сразу: другим эта мысль покажется совершенно недопустимой. Господи боже мой, и как это могло случиться?!
— Поверь, Стенли, господь бог тут совершенно ни при чем: эту дату выбрал мой отец — и только он один!
— Ну-у-у, я не думаю, что он решил умереть вчера вечером в Париже с единственной целью — помешать твоей свадьбе, хотя признаю, что он проявил вполне изысканный вкус, выбрав такое место для своей кончины!
— Ты его не знаешь, он способен на все, лишь бы заставить меня поплакать!
— Ладно, пей свое капучино, наслаждайся жарким солнышком, а потом будем звонить твоему будущему супругу!
2
Колеса «боинга-747» компании «Эр Франс» со скрежетом коснулись посадочной полосы аэропорта Кеннеди. Стоя у застекленной стены зала прилетов, Джулия смотрела на длинный гроб из красного дерева, плывущий по транспортеру вниз к катафалку. Офицер полиции аэропорта пришел за ней в зал ожидания. Джулия, секретарь ее отца, ее жених и ее лучший друг сели в мини-кар, который подвез их к самолету. Чиновник американской таможенной службы ждал ее у трапа, чтобы передать пакет, где были деловые бумаги, часы и паспорт покойного.
Джулия перелистала паспорт. Многочисленные визы красноречиво говорили о последних месяцах жизни Энтони Уолша: Санкт-Петербург, Берлин, Гонконг, Бомбей, Сайгон, Сидней… Сколько городов, где она никогда не бывала, сколько стран, которые ей так хотелось повидать вместе с ним!
Пока четверо мужчин суетились возле гроба, Джулия думала о далеких путешествиях отца в те годы, когда она, еще совсем девчонка-забияка, по любому поводу дралась на переменках в школьном дворе.
Сколько ночей провела она без сна, дожидаясь возвращения отца, сколько раз утром, по дороге в школу, прыгала по плиткам тротуара, играя в воображаемые классики и загадывая, что, если вот сейчас она не собьется, сегодня он уж наверняка приедет. А иногда ее горячая ночная молитва и в самом деле сотворяла чудо: дверь спальни открывалась, и в яркой полосе света появлялась тень Энтони Уолша. Он садился у нее в ногах и клал на одеяло маленький сверточек — его следовало распечатать поутру. Этими подарками было озарено все детство Джулии: из каждого путешествия отец привозил дочери какую-нибудь забавную вещицу, которая хоть немного рассказывала ей о том, где он побывал. Кукла из Мексики, кисточка для туши из Китая, деревянная фигурка из Венгрии, браслет из Гватемалы — для девочки это были подлинные сокровища.
А потом у ее матери появились первые симптомы душевного расстройства. Джулия помнила, какое смятение охватило ее однажды в кино, на воскресном сеансе, когда мать в середине фильма вдруг спросила, зачем погасили свет. Ее разум катастрофически слабел, провалы в памяти, поначалу незначительные, становились все серьезней: она начала путать кухню с музыкальным салоном, и это давало повод для душераздирающих воплей: «Куда исчез рояль?» Вначале она удивлялась пропаже вещей, потом стала забывать имена тех, кто жил с ней рядом. Настоящим ужасом был отмечен день, когда она воскликнула при виде Джулии: «Откуда в моем доме взялась эта хорошенькая девочка?» И бесконечная пустота того декабря, когда за матерью приехала «скорая»: она подожгла на себе халат и спокойно наблюдала, как он горит, очень довольная, что научилась добывать огонь, закуривая сигарету, а ведь она никогда не курила.
