Надежда - Шевченко Лариса Яковлевна
Еще дрожало сердечко от падения крышки, как новая беда свалилась на голову. Я никак не могла найти деревянную лестницу, ведущую наверх. От этого страх настолько сковал мое тело, что я с трудом переставляла ноги. В который раз я, как мне казалось, обходила весь подвал, но все равно попадала в разные места: то к свекле, то к кадкам с капустой и яблоками. Я совсем не ощущала, в какую сторону перемещаюсь. Замерзла к тому же. Измученная, опустилась на кучу моркови. «Надо успокоиться, и все получится», — настраивала я себя тогда. А тут еще память высветила историю с девочкой, которую припутал в сарае сосед, вернувшийся из армии. Замуж ее тогда выдали в пятнадцать лет. А я одна дома. «Тьфу, черт!» — злилась я на себя, пытаясь унять дрожь. И все-таки взяла себя в руки! Перестала метаться по подвалу и, последовательно ощупывая каждое препятствие, на коленках (чтобы не расшибить голову) поползла вдоль стены. Только с третьего раза мне удалось отыскать лестницу. После того как вылезла наружу, неделю не могла близко подходить к погребу: жутко делалось.
И в городе с Валей тоже в историю попадала. Она боялась одна идти в подвал. А я смелость свою решила показать, и мы пошли вместе. Спускаемся по ступенькам, а старик идет мимо и говорит:
— Девочки, не боитесь одни ходить? Гаражи рядом.
А я ответила весело:
— Волки в городе не водятся!
Мы боком преодолели узкий проход между стеной и канализационной трубой и только подошли к Валиному подвалу, как услышали шум. Валя быстренько открыла замок, мы вскочили в темное помещение и притворили дверь. Стоим, прислушиваемся. О цементный пол застучали сапоги. Грубый мужской голос рявкнул:
— Где же они?
Тихий ответил:
— Сам видел, как входили.
Бесконечно долго грохотали сапоги по лабиринтам коридоров подвала, а мы дрожали с обрезками железного уголка в руках.
— Я записку родителям не оставила. Искать нас здесь не догадаются, — зашептала Валя.
— Заметят, что нет ведра для картошки, — успокоила ее я, пытаясь унять дрожь.
— Не стучи зубами, услышат, — сердилась подруга.
На соседней линии послышался шум отмыкаемой двери. Мы ползком подобрались поближе и спросили:
— Вы из какой квартиры?
— Из пятой, — ответила женщина и посветила в нашу сторону фонарем.
Мы рассказали о происшествии, и она попросила мужа проводить нас до выхода.
Оказывается, мы три часа просидели в напряжении. Боялись, что мужчины спрятались и ожидают нас где-то поблизости от входа.
— Нас спасло то, что бандитам в голову не пришло, что за канализационной трубой может находиться твой подвал, — рассмеялась я.
Только смех получился невеселый.
Валя тогда поклялась, что никогда, никогда в жизни не пойдет в подвал без взрослых...
Старые истории промелькнули в голове как одно мгновение. И почему страшное всегда вспоминается в самый неподходящий момент? Почему в темноте ощущения пространства другие? Когда-то в детдоме, нащупывала ночью лесную тропинку, и мне казалось, что любой шаг в сторону ведет в бездну. Ну, или хотя бы в яму. Все вокруг было чуждым, страшным, неведомым. А когда днем там же пробегала, не замечала ничего особенного. Лес как лес, и тропинка обычная. Как темнота меняет представления! И волк обязательно за деревьями ждет, и ветки, цепляющиеся за одежду, — обязательно гады-разбойники...
А сейчас я ниже земли не упаду. Некуда падать. И бандитов здесь нет. Одна мысль занозой в голове сидит: возможен обвал.
— Вов, о чем думаешь? — не выдержала я долгого молчания.
— Про то, что мы будем первыми, как Колумб.
— Может, как Ломоносов. Он же наш, русский.
— А в чем он первый?
— Не знаю, раз знаменитый, значит в чем-то первый.
— Хватит болтать. Кислород берегите, — приказал Леня.
Наши голоса звучали приглушенно и таинственно.
Ребята не боятся, чего же я трушу? Папанинцам на Северном полюсе хуже было. Здесь хоть тепло. Главное в панику не удариться. От волнения всегда кажется, что воздуху не хватает. Зачем меня черти понесли в эту дыру? Если бы большие ребята не стояли у входа, не решилась бы. Повоображать захотела? Почему они не удержали нас? Тоже сгорают от любопытства перед неразрешимой загадкой? Зато завтра вся школа узнает о нашем путешествии! А вдруг мы на самом деле найдем секретное пристанище древних разбойников или полный оружия блиндаж партизан? Тогда мы будем героями!
Я попыталась вспомнить самое веселое, что происходило в моей жизни. Набиралось не много. И вдруг подумала, что на всякое событие можно смотреть двояко: серьезно и с юмором. Вот когда тяжелый мешок с картошкой свалил меня в межу, все хохотали. Я в первый момент разозлилась. Мне было неловко, что свои силы переоценила, а потом смеялась вместе со всеми. От этой мысли дышать стало легче, будто свежая волна воздуха качнулась в темном пространстве. Но только на миг.
— Ребята, не молчите, — попросила я.
— О чем говорить? — спросил Вова.
— Не знаю, о хорошем.
— Вов, а ты помнишь, как притока реки промерзла до дна и люди из льда рыбу выдалбливали? — спросил Леня.
— Намаялись мы тогда с Колей. Взрослые мелкую рыбу доставали, а мы огромную щуку отыскали. Лежим на льду и от восторга визжим, представляя, как всех удивим. Полдня долбили лед лопатой и ломом. Когда начинали работать, нам представлялось, что щука совсем близко. Но не то обидно. Она оказалась порченой, замшелой. Мозоли кровавые на руках горят. Настроение на нуле... — подхватил тему Вовка. Но тут же прыснул от смеха: — Помнишь, как ты на брюках повис в школьном саду, а сторож тебя по голому заду крапивой?
— Это тебе было весело из-за забора глядеть. А мне не очень — беззлобно огрызнулся Ленька. И добавил: — А как ты после аппендицита Ленку на велике катал и столб на полном ходу обнял? Она-то успела с багажника соскочить, а ты здорово пострадал.
— Еще бы! Шов тогда разошелся. Я кишки рубахой зажал и бегом в больницу. Примчался и у дверей приемного покоя в обмороке свалился, — тихо засмеялся Вова.
— Ого, три километра бегом с распоротым животом? — ахнула я.
— Не волновать же мамку. Тем более, что сам виноват. Две недели всего после первой операции прошло, а доктор велел год поберечься, — объяснил Вова.
— Не ахай громко. В горах лавина бывает от крика или выстрела. В кино видел, — шепотом предупредил Ленька.
И вновь наступила тревожная тишина. Теперь слышно только сопение ведомого.
— Почему лаз такой низкий? Здесь же взрослому не пролезть — спросила я шепотом.
— Земля с годами осела, — объяснил Вова.
Опять напряженно замолчали. Сердце мое стучало, как часы в пустой бочке. Если воздуха не будет хватать, лучше вперед идти или назад возвращаться? Я бы назад поползла: надежнее. Ленька будто почувствовал мои мысли и заговорил нерешительно:
— Может, пора прут втыкать, выяснять на какой глубине находимся?
— А вдруг обвал получится и дальше ходу не будет. Обидно ведь. Давай еще чуть продвинемся, — предложил Вовка.
— Вов, а ты один пошел бы? — спросила я.
— Нет.
— Почему?
— Пробовал... Будто один во Вселенной. Даже холод одиночества ощутил.
— Человек — животное общественное, — засмеялась я через силу, потому что мурашки на спине побежали.
Опять глухая тишина. Только Леня сопит тревожно.
— Будильник не догадался взять. Сколько идем? Час? Два? — спросил Леня.
— Ты что! Больше, — возразила я.
Туннель расширился, ползти стало легче, но повернуться назад все равно не получалось. Вдруг я уперлась головой во что-то твердое. Пощупала. Холодное. Металл. Потянула на себя. Струей посыпался песок.
— Ребя, назад! Я железку сворухнула, — испуганно позвала я и потянула Вовку за штаны.
Он попятился назад.
— Не паникуй. Крепко вросла, — успокоил меня Вова, ощупав непонятный предмет.
— Может, это ружье? — спросила я с надеждой.
Очень уж мне хотелось найти что-либо достойное нашей мечте.