Кихару Накамура - Исповедь гейши
Спустя годы я вновь повстречала Митио с его американской супругой, младшим братом Юдзи и сыном Дэннисом уже в Нью-Йорке.
С Юдзи я часто совершала прогулки по Нью-Йорку. Поскольку его жена находилась тогда в Мексике, их маленький сын Гэндзи нередко ночевал у меня, и мы вместе ходили в зоопарк.
Впрочем, младшим братом Митио и Юдзи был известный театральный художник Ито Кисаку, который сразу после войны участвовал в постановке оперы «Сон в летнюю ночь» в токийском театре «Тэйкоку». После войны людям хотелось приобщиться к прекрасному, чтобы забыть обступающие их со всех сторон руины, а опера в тогдашних условиях предлагала им необычайно роскошные декорации.
Кисаку удалось превратить малую сцену театра в настоящую лесную чащобу. У меня никогда не изгладится из памяти эта чудная сцена, где из глубины дремлющего леса выходят с фонарями гномы и феи.
Если бы меня попросили назвать одного из японских гениев, я бы без промедления указала на Ито Кисаку. К сожалению, все они уже умерли. Даже Дэннис, который был еще так молод…
Самого младшего из братьев Ито звали Сэнда Корэя. Митио часто приглашал меня вместе с его возлюбленной гейшей, юной Норико посетить его.
Корэя был прекрасным исполнителем нагаута. Норико и я аккомпанировали ему на сямисэне, когда он сказывал знаменитое повествование о герое Ёси-цунэ из «Книги пожертвований». Лишь немногие имели возможность услышать речитативы в исполнении Сэнда Корэя.
Митио рассказал мне много необычного об Америке. Он говорил, что там есть гостиницы, которые называются мотелями, где можно переночевать вместе с машиной, или что почти у всех есть электрический холодильник и не нужно ежедневно запасаться льдом. Почти каждая семья имеет собственное авто, на котором могут разъезжать и женщины.
Я всегда была рада видеть Митио, так как узнавала от него много совершенно нового для себя.
Митио впервые исполнил в нью-йоркском Кар-неги-холле оригинальный танец бугаку на старинную придворную музыку гагаку из Этэнраку. Дирижировал Коноэ Хидэмаро. Когда Митио закончил танцевать, публика стоя устроила ему овацию.
Помимо Ито Митио, среди посетителей ресторана «Юкимура» были и другие близкие мне люди. Поскольку владелицей заведения была женщина весьма передовых взглядов, у нее собиралось много людей с подобными убеждениями.
Прежде она сама была известной гейшей и, выйдя замуж за комика Соганоя Горо из Осаки, отправилась с ним в Европу. Когда разразилась Первая мировая война, они оттуда бежали в Америку. Для того времени это была достаточно эмансипированная и повидавшая мир женщина.
Спустя годы я, будучи консультантом оперного театра, посетила одну нью-йоркскую библиотеку, чтобы собрать кое-какие материалы о Пуччини. И там я узнала, что премьера оперы «Мадам Баттерфляй» с Миура Тамаки в заглавной партии состоялась в 1904 году в миланском театре «Ла Скала». Консультантом по костюмам и прическе мадам Баттерфляй была некая госпожа Юкиэ Хаяси, иначе говоря, владелица ресторана «Юкимура». Меня поразило и необычайно порадовало, что имя этой женщины оказалось запечатленным в истории европейской оперы.
Среди посетителей «Юкимуры» был также Огу-ра Сэйтаро. Это был врач, прославившийся тем, что привез с собой из девственных лесов Борнео настоящего орангутанга. Он на небольшой лодке пересек реку, кишащую крокодилами, а орангутанг, как самый настоящий друг, ходил с ним за руку.
Господин Огура узнал от хозяйки ресторана, что я учу английский.
— Должно быть, ты устаешь, ведь приходится утром идти в школу, а вечером работать. Не засыпаешь ли ты порой на уроках? — поинтересовался он.
— Даже Наполеону случалось уставать. На третьем часу меня действительно часто одолевает усталость.
— Завтра я тебе подарю что-нибудь эдакое, — пообещал господин Огура.
На следующее утро он самолично принес десять тюбиков, похожих на зубную пасту. Там оказался растворимый кофе. Выдавливаешь немного содержимого в чашку, заливаешь кипятком, и вот ты уже во власти чудного аромата.
— Когда кофе закончится, я еще принесу, — сказал он.
Я была безмерно счастлива.
Это был кофе «Арабика», и когда я перед школой выпивала одну чашку, усталости больше не ощущала. Так что растворимый кофе уже существовал пятьдесят лет назад, о чем большинство молодежи сегодня, возможно, и не подозревает.
Благодарна всей душой я еще одному человеку. После того как издатель Japan Times, господин Аси-да Хитоси, узнал от хозяйки ресторана, что я изучаю английский, он предоставил мне бесплатную трехгодичную подписку на свою газету. Так как Japan Times была единственной англоязычной газетой, она была очень дорогой. А я получала ее целых три года!
Поначалу я там ничего не понимала. Но я постоянно отмечала красным карандашом пару мест либо же вырезала их, а затем во время своих вечерних выступлений просила господина Суга из Императорского отеля или иностранных посетителей перевести текст. Через два года я понимала почти все. За все это я весьма признательна господину Асида. Но и сам господин Асида, и его красавица жена, которую я порой встречала, радовались тому, что мне все лучше дается понимание газеты, которую он мне посылал.
К моим тогдашним любимым посетителям принадлежал также управляющий японской судоходной компанией господин Отани Нобуру. Он всегда называл меня Тутанхамон, так как считал, что я своей прической симада похожу на Тутанхамона. Тогда я не знала, кто такой Тутанхамон. Через сорок пять лет мне довелось увидеть настоящего Тутанхамона, и я с улыбкой спросила себя, как бы тот выглядел с прической симада.
Управляющий международной пароходной компанией Курокава Синдзиро был также одним из моих любимых посетителей. Жена его сына была музыкантшей, и он хвалился своей невесткой.
Тиба Танэаки, ученый из придворного ведомства по проведению стихотворных состязаний, и профессор Тацуно Ютака из Императорского университета научили меня многому ценному.
Мне никогда не забыть Кубота Сэйити с литейного завода, Наганума Коки из министерства финансов, его друга Цукамото Кэмпо, впоследствии руководителя Государственного онкологического центра, Койкэ Такэо из японской авиационной компании и Атараси Дзюн из компании по производству счетных машин «Тайгер». Также я встречала людей из министерства иностранных дел, бюро по туризму и редакций газет, воспоминание о которых заставляет сладко сжиматься мое сердце. И тому, что моя жизнь и в Японии, и в Америке сложилась столь чудесно, я обязана всем им без исключения.
Тогда за свои регулярные встречи в кафе «Мои ами», которые мы называли «мозговым штурмом», мы каждый месяц платили около пяти йен (что сегодня соответствует примерно десяти тысячам йен).
Мы ели, беседовали об интересующих нас предметах и давали друг другу советы.
К нашему кругу принадлежали Кобаяси Тиёко, эстрадная певица; Цутия Дзюн, молодой дипломат; Итикава Дандзюро, отец нынешнего актера театра кабуки Энносукэ Третьего; Фурукава Роппа — сын барона, тем не менее он был комиком; Кисии Акира, очень рослый мужчина, певец и комик. И, конечно, я, Кихару.
Дандзюро охотней всего рассуждал о будущем кабуки; Тиёко надеялась, что японская эстрада снис-кает славу, подобно той, что есть у французских шансонье; Дзюн заботило положение в мире; Роппа говорил исключительно о будущем японской комедии, а также мюзикла; а меня, как и Дзюн, заботило будущее Японии. В этих напряженных разговорах три часа пролетало совершенно незаметно. На свои пять йен в «Мон ами» мы могли себе немногое позволить. Мы выпивали огромное количество воды и самозабвенно обсуждали политическое положение в мире.
Покончив со своим ежедневным меню (суп, салат и бифштекс или фрикадельки) и так и не насытившись, Роппа и Акира громко требовали, чтобы все теперь отправлялись ко мне есть отядзукэ, политый чаем рис.
Дзюн и Дандзюро решили разузнать, что же делать, если подаваемого в кафе ежедневного меню никогда не хватает. Они разыскали в Сибая русский ресторан, где за пять йен давали огромные порции еды. Вначале подавалась душистая русская похлебка. Затем следовал большой шампур с мясом и овощами. К нему подавали плов с изюмом и различные приправы.
— Не беспокойтесь, я сам заплачу, — сказал Акира, поскольку каждый брал себе по два супа, четыре шашлыка и две порции риса.
Потом они, довольно улыбаясь, покидали ресторан, и Акира говорил:
— Ну а теперь хотим к Кихаре, есть отядзукэ.
Все смеялись, ведь всё, оказывается, осталось по-прежнему. Роппа и Акира были такими же толстыми, как огромный гавайский борец сумо Такамияма.
Чудесная пора молодость, когда у всех — будь то дипломаты, актеры или гейши — есть свои мечты. Вспоминая об этом сегодня, я вижу, что говорила тогда много глупого, несуразного, ибо была самой юной и все меня баловали.
Когда в мае 1936 года разразился скандал вокруг Абэ Сада, чью историю перенес на экран режиссер Осима Нагиса, сняв фильм «Империя чувств», в нашем кружке случилось небольшое замешательство.
