Хелен Филдинг - Причина успеха
О'Рурк увидел меня, встал, потом увидел Бетти и снова сел.
– Вы открыли карантинное отделение?
– Да, разумеется. Холерные там, с Линдой.
– Здесь все прибывшие? Вы изолировали остальных?
– Нет, нет. Доктор О'Рурк сделал анализы и отпустил всех здоровых в деревню. Он прекрасно справляется, знаешь.
– Они все из одной деревни?
– Да... нет. Вообще-то, я не уверена.
Я пошла на обход. Сиан измеряла рост младенца, вытягивая тонкие маленькие ножки по линейке, и рассчитывала соотношение роста и веса. Она ущипнула кожу на маленьком бедре. Бугорок долго не разглаживался, словно горка взбитых сливок на пирожном. Я подошла к О'Рурку. Он пытался отыскать вену на черепе ребенка, чтобы поставить капельницу.
– Привет, Рози, – сказал он, не поднимая глаз.
– Привет, – тихо произнесла я.
– Черт! – Он выпрямился, вытер лоб и начал заново. Наконец ему удалось установить капельницу. – Хорошо, теперь можем поговорить.
Он отвел меня в сторону.
– Ты говорила с Бетти? – Да.
– Дело плохо, но пока мы справляемся.
– Они спасаются от нашествия саранчи?
– Да, но все беженцы из одной деревни. Будем надеяться, эпидемия не распространится за ее пределы.
– А холера? Думаешь, следует изолировать прибывших?
– Я провел анализы, результат отрицательный. Думаю, не стоит отправлять в изолятор здоровых, у нас и так места не хватает.
– Мы должны быть предельно осторожны. Ты знаешь, как быстро разносится эпидемия. Вы делали прививки от кори?
– Собирались, – вмешалась Бетти, – но доктор О'Рурк сказал...
Я бросила на него уничтожающий взгляд. Он слишком раскомандовался, учитывая, что только вчера приехал.
– Мы делаем прививки, – проговорила я, – каждому беженцу. От полиомиелита, кори, дифтерии, коклюша, столбняка, туберкулеза. Еще не хватало, чтобы началась эпидемия. Нужно немедленно привить всех вновь прибывших.
– Доктор О'Рурк сказал, чтобы этим занялись врачи из Кефти, – запыхавшись, заявила Бетти. – Все прививки уже сделаны.
Генри отпер спасательный центр. Матери сидели на подстилках и кормили детей из оранжевых пластиковых стаканчиков. Здесь располагались самые тяжелые больные. На улице снова стояло три гигантских металлических котла. Генри и Мухаммед разговаривали с поварами.
Я взяла Генри на локоть.
– Как вы?
– А, это ты, Рози, старая кошелка. Ничего, ничего. Бьемся изо всех сил, все на амбразуру, и всё такое прочее. – Генри не смотрел на меня. Он был очень бледен, под глазами черные круги. Позади него стоял Мухаммед. У него на висках выступили капельки пота. Мы все понимали, что в любой момент ситуация может выйти из-под контроля и люди начнут умирать как мухи.
– Сотрудники службы здравоохранения показали вновь прибывшим зоны дефекации? Объяснили, что нельзя приближаться к реке?
– Мы всё сделали, старушка.
– Рози, мы должны связаться с Ассоциацией содействия Кефти, – сказал Мухаммед. – Беженцев гложет червь страха.
Я бросила на него красноречивый взгляд.
– Извини. Я хотел сказать, они немного нервничают.
Я направилась в аптеку проверить, как у нас обстоят дела с лекарствами, но она была заперта. Вернулась, нашла Генри и попросила его заняться лекарствами, а сама пошла в хижину Мухаммеда и стала ждать представителей Ассоциации содействия Кефти. Встреча предстояла не из легких. Это была благотворительная организация, которая не имела отношения к политике, но ее представители отличались несговорчивостью, отказывались идти на компромиссы и ревностно отстаивали свои права. У меня ломило спину. Я чувствовала, как по позвоночнику стекают капельки пота. Успокаивало одно: лагерь был очень хорошо организован, все точно знали, что делать, все было под контролем. Мухаммед вернулся, и с ним О'Рурк. – Он пришел поддержать тебя, – с хитрым видом сказал Мухаммед. О'Рурк явно чувствовал себя неловко.
Как всегда, переговоры оказались затянутым, утомительным предприятием. Сначала мы выпили кофе, потом долго говорили ни о чем. Мухаммед переводил. О'Рурк не произносил ни слова. Он сидел за столом напротив и время от времени смотрел на меня и кивал.
Я решила сразу все рассказать и передала в точности то, что мне сказал Андре. Реакция последовала незамедлительно.
– Судя по всему, они считают, что, если в некоторых лагерях запасов хватит на шесть недель и нет вновь прибывших, они должны поделиться с нами, – перевел Мухаммед. – Они спрашивают, почему ты не предложила так и сделать и не привезла еду.
Я попыталась объяснить, но снова поднялся крик. Я их прекрасно понимала. Я могла представить себе, что случится, если кончится еда, – эти упрямые молодые люди тут же превратятся в умирающих от голода и истощения. Я представила, что Мухаммед умрет от голода. Я не должна позволить этому случиться, – но разве можно считать, что жизнь одного человека важнее остальных?
Снова поднялся гул, и большинство криков было обращено ко мне.
Внезапно О'Рурк ударил кулаком по столу и поднялся на ноги.
– Ради бога! – закричал он. – Оставьте эту женщину в покое. Ей и так тяжело. Она делает все возможное. Вы сами видели, как идет работа в больнице – отлаженно, как часы. Это ее мы должны благодарить. Да, вы правы, скверно, что сегодня днем к нам не прибыли грузовики с продовольствием, но она в этом не виновата. Хотя бы соблюдайте приличия.
Мухаммед перевел. Воцарилась тишина.
– Продолжай, Рози, – сказал О'Рурк.
Я была в замешательстве. Беженцы с уважением относились к иностранкам, но иногда женщинам было тяжело поддерживать свой авторитет. Совершив рыцарский поступок, О'Рурк только усложнил ситуацию. Но я все равно продолжила. Пытаясь вложить в свои слова уверенность, которой у меня не было, я сказала, что, если количество беженцев не будет расти в геометрической прогрессии, мы продержимся до прибытия корабля.
Мухаммед поднялся на ноги и произнес речь. Представители Ассоциации начали перешептываться и закивали. Переговоры были закончены, и они покинули хижину по одному, вежливо пожав мне руку и с уважением похлопав О'Рурка по спине.
Когда они ушли, я повернулась к нему.
– Спасибо, – сказала я, – но я привыкла сама решать свои проблемы.
– О боже! Извини. Я вел себя как болван. Но мне показалось, что тебе нужна поддержка. Я пытался помочь.
– Занимайся своим делом, – сказала я и улыбнулась. Он улыбнулся в ответ.
После захода солнца надо было возвращаться в поселение. Песчаная котловина излучала персиковый свет, который, казалось, исходит от земли, а не от неба. Ветра не было, в воздухе стоял запах земли и дыма. Издалека лагерь казался таким спокойным: пастух загонял коз под навес, мужчина ехал на ослике – слишком крупный для такого маленького животного: его ноги почти волочились по земле. По равнине, покачиваясь, шел верблюд, его длинная шея подрагивала при каждом шаге. Из лагеря доносились крики, детский смех, блеяние коз. Я снова перенеслась на четыре года назад, и долина наполнилась стонами умирающих. За четыре года мы проделали такую работу! Кормили беженцев, строили хижины, организовывали школы, делали прививки. Мы делали все, чтобы принести счастье в эту долину. Наверху, на розовеющем небе, словно грозное предзнаменование, сгущалась темная туча. Впервые я приехала в Сафилу в это же время дня, на закате. Это было в ноябре 1985 года. Торопливая благотворительная миссия с книгами сэра Уильяма. Это было похоже на туристическую поездку: из аэропорта меня отвезли в отель с кондиционером, потом на экскурсию – посмотреть достопримечательности. Тогда здесь еще не было хижин. Беженцы жили в палатках, которые на время дождя накрывали белым пластиком. В складки забивался песок. Издалека это выглядело чудесно. Помню, что, впервые увидев Сафилу, я подумала: какая красота! Я была счастлива, что я в Африке, далеко от дома.
Глава 9
– Я влюблен в тебя, но не люблю тебя.
– Но ты же говорил, что любишь меня.
– Ты мне нравишься.
– Это не одно и то же.
– Это все равно любовь.
– Значит, ты влюбился в меня, но не полюбил, то есть пока ты влюблялся, ты вроде как отклонился от курса и причалил в другом месте?
– Рози, прекрати говорить глупости...
Мы с Оливером снова играли в до боли знакомую игру: он пятился, изворачивался и хитрил, держал свои изменчивые чувства, как приманку, у меня над головой, потом позволял мне почти дотронуться до приманки рукой – и быстро отнимал, так, что я даже не успевала опомниться. Я не понимала, зачем мне все это. Я будто пыталась сдать какой-то экзамен. Как будто его чувства могли как-то повлиять на мое представление о самой себе. Как будто любовь – это вознаграждение за приложенные усилия. Если бы я точно следовала всем инструкциям во всех ежемесячных глянцевых журналах – питалась бы только сырыми овощами и блюдами на пару, избавилась от целлюлита, носила бы платья от Николь Фархи, умела бы готовить домашнюю лапшу, тренировала интимные мышцы, не давила на него, всегда бы поддерживала его и при этом оставалась самодостаточной личностью, продвигалась бы по карьерной лестнице и не становилась карьеристкой, красила ресницы в салоне, прочитала бы все существующие книги по кубизму и использовала в сексуальных играх наряд строгой кондукторши автобуса, – Оливер решил бы, что любит меня, а не просто влюблен, даже если бы раньше не подозревал об этом. Но все не так просто – иначе все мужчины влюблялись бы исключительно в девушек с рекламы спортивных машин с откидным верхом.
