Андрей Геласимов - Год обмана
Потом эта одежда. Ты даже слушать меня не хотел, когда я предлагала обсудить твой гардероб. Носил какие-то немыслимые шапки в виде кармана на голове. Это было ужасно. Я стеснялась выходить во двор рядом с тобой. Какие-то рваные джинсы. Вечно горбился как верблюд.
Потом даже просто поговорить с тобой стало для меня настоящим мучением. Ты перестал отвечать на вопросы. Нечленораздельно мычал. Издавал междометия. Ты не хотел смотреть мне в лицо. А мне так нужна была твоя помощь. Ты запирался у себя в комнате и без конца смотрел какой-то черно-белый фильм. Я не понимаю как можно смотреть кино больше одного раза. Это же смертная скука. Тем более, что фильму было уже пятьсот лет.
Наверное, все-таки мне надо было родить второго ребенка. И третьего. И потом еще. Ты знаешь, всю жизнь хотела родить девочку.
Твой отец пишет, что хочет женить тебя где-то в Италии. Не слушай его, если тебе не хочется. Слушай свое сердце.
Я очень люблю тебя.
Твоя мама.
ЛЕТО: СЕРГЕЙ
2 февраля 1998 года.
Ну вот, а говорил – не буду писать. Три года прошло. Быстро. Я даже не заметил.
Сегодня убежал от охраны. Давно хотел, но получилось только сейчас. Достали они меня. Ходят и ходят. Зачем отцу это нужно? Боится, что меня похитят? А, может, так было бы даже лучше. Всем нам. Перестали бы делать вид, что мы друг другу родня. Отец с сыном. Еле здороваемся. Кому это надо? Он же ненавидит меня. Он думает, что мама из-за меня от нас уехала. Делать ей больше нечего.
Когда убежал от охраны – прыгнул в трамвай. А там меня поймал контролер. Где, говорит, ваш билетик? А я говорю – нигде. А он говорит – вот вы и попались. Я думаю – да плевать на тебя, и тут чувствую – мне сзади кто-то в руку что-то кладет. Я посмотрел – а там проездной билет. И на нем написано – «Единый». Я не понял, что значит «Единый», но контролер отошел. Ему уже было все равно. Я повернулся посмотреть, кто это мне проездной свой дал, а там стоит девушка. С таким знакомым лицом. Я посмотрел внимательно – а она похожа на Одри Хепберн. Я думаю – ни фига себе. Три года искал. И тут вдруг в трамвае. А контролер ей говорит – где ваш билетик? Я хотел ей проездной обратно отдать, но она мне глазами показала – не надо. Вынула деньги и заплатила штраф. Через две остановки мы с ней вышли, и я вернул проездной. Она говорит – вы что, в первый раз на трамвае ездите? А я говорю – ну да. Она говорит – почему? А я говорю – я из Калуги. У нас там трамваев нет. Даже сам не знаю, почему так сказал. Наврал почему-то. Неудобно было про отцовского шофера ей говорить. А она говорит – ну, до свиданья. Я говорю – подождите, я должен вам деньги вернуть. Вы же штраф из-за меня заплатили. Она стоит и смотрит на меня. Глаза как у Одри Хепберн. Ждет, когда я ей деньги верну. А я ей говорю – только у меня с собой денег нет. Она засмеялась и говорит – что же вы тогда про них заговорили? Я говорю – я вам потом верну. Где вас найти? Она мне телефон написала. Я потом посмотрел в компьютере – это должно быть где-то в Кузьминках. Одри Хепберн живет в Кузьминках. Прикольно.
А как, интересно, ее на самом деле зовут?
3 февраля 1998 года.
Отец сказал, что наймет мне нового репетитора. Я его достал. Кто-то ему позвонил из школы. Придурки. Берешь осколочную гранату и кидаешь ее в учительскую. Кто не спрятался – я не виноват.
Отец говорит – через год надо ехать в Оксфорд, а я, типа, полный дебил.
Может, сказать ему, чтобы он пошел в жопу со своим Оксфордом? А я пойду в Красную Армию. Попрошусь в горячую точку и пусть меня там убьют. Из гранатомета в голову. Или в сердце. Во славу российского оружия. Блин, ну и достали же меня все.
А насчет репетитора – это он зря. Я уже знаю все эти его приколы. Последний явно был нанят, чтобы просто на меня стучать. Ни фига он меня не учил. Тоже мне – доцент МГУ. Женатый. Достал меня разговорами про свою жену. Я же не рассказывал ему про свои порнографические журналы. Но скоро стало понятно, что он стучит. Отец несколько раз проговорился. А я потом специально через этого придурка запустил ему чепуху. И он на нее отреагировал. Гомосексуализм, говорит, это тупиковое поведение извращенных людей. А я говорю – ну не знаю. И тогда он говорит – я тебе в ухо дам. Вежливости как не бывало. А я говорю – ты уже один раз давал. Помнишь, три года назад? Когда вы еще с мамой ругались. Он смотрит на меня и молчит. Я говорю – я с тех пор этим ухом почти не слышу. Вот даже тебя сейчас еле слышно. Подожди, я к тебе другой стороной повернусь. Что ты сказал насчет тупикового поведения?
Доцент МГУ после этого вылетел как пробка. Я купил пару презервативов и положил их ему в портфель, а жене его по телефону сказал, чтобы она туда заглянула. Типа, не ясно куда это ваш муж ходит после лекций в университете. У нас он больше не появлялся. Видимо, она нашла ему занятие дома. Лысый козел.
4 февраля 1998 года.
Одри Хепберн зовут Марина. Я сегодня ей позвонил. Взял у нее адрес. Это совсем рядом с универмагом «Будапешт». Надо ухитриться передать ей деньги. Снова придется убежать от охраны. Не хочу, чтобы отец про нее узнал. Ни за что.
Марина – тоже красивое имя.
5 февраля 1998 года.
Сегодня встретил Семенова. Он теперь учится в другой школе. Говорит, что высокого Андрея скоро освобождают. Он к нему ездил не так давно. Интересно, о чем они разговаривали? Еще говорит, что его отца скорее всего посадят. Прокуратура чего-то там у него нашла. Возбудили уголовное дело. Связи с бандитами, типа того. Короче, Семенов доволен. Говорит, что пока папаша на зоне, он все его денежки спустит коту под хвост. Я говорю – он же тебя убьет потом. Он смеется, говорит – пусть сначала поймает. Я так понял, что он куда-то за границу решил свалить. В принципе, если он знает, где отцовские деньги лежат, ему там плохо не будет. Лет на пятнадцать хватит, наверняка. Он говорит – ты-то как? От матери что-нибудь есть? Я говорю – да нет, все нормально. Он говорит – ну, я как-нибудь забегу. Я говорю – смотри сам. Забегай, если хочешь. И потом говорю ему – а ты знаешь, на что я твои пятьдесят баксов тогда пустил? Он говорит – какие пятьдесят баксов?
6 февраля 1998 года.
Отец привел нового репетитора. Сказал – это Александр Сергеевич. Я говорю – Пушкин? А репетитор говорит – всегда так все говорят. И смеется. Я думаю – ну и придурок. Что тут смешного? Отец говорит – ну, вы тут знакомьтесь. А я говорю – знакомы уже. Я Пушкина почти всего прочитал. А он говорит – Сергей, возьми себя в руки. Я говорю – не могу. Я не виноват, что я так много читаю. Он говорит – извините, Александр Сергеевич, сын у меня сегодня не в духе. А Пушкин говорит – не проблема. Мы быстро найдем с ним общий язык. Я думаю – ну, давай, попробуй.
7 февраля 1998 года.
Никак не могу уехать в Кузьминки. Отец приказал охране глаз с меня не спускать. Догадался он, что ли? Надо что-то придумать. Нельзя, чтобы он про нее узнал.
8 февраля 1998 года.
Снова разговаривал с Мариной по телефону. Она учится в театральном, на первом курсе. Будет актриса. Как Одри Хепберн.
9 февраля 1998 года.
Номер с презервативами не пройдет. У Пушкина нет жены. Гомосексуалист, видимо. Сразу заметно как у него глаза блестят.
10 февраля 1998 года.
Сказал отцу, что Пушкин ко мне приставал. Он говорит – слушай, ты надоел мне. Я говорю – я знаю. Он говорит – в каком смысле ты знаешь? Я говорю – что я тебе надоел. Он говорит – перестань. Я говорю – нет, я, правда, про это знаю. Он смотрит на меня и молчит. И я молчу тоже. Потом он говорит – иди занимайся. Я говорю – а Пушкина уберешь? Он говорит – нет, иди занимайся. Я говорю – он гомосексуалист. А он говорит – иди занимайся.
Надо что-нибудь другое придумать.
11 февраля 1998 года.
Сегодня сказал отцовскому шоферу, что мне надо в Кузьминки. Он говорит – А Павел Петрович? Я говорю – ему не надо. Это мне надо. А он говорит – я понимаю, но мы должны сообщить. Я говорю – я потом сам сообщу. Вечером. Он говорит – ладно, тогда поехали. А куда? Я говорю – в универмаг «Будапешт». Мне там одну вещь купить надо. Больше нигде нет. Только в этом универмаге. Он говорит – а что за вещь? Я говорю – зафигайзер. Он говорит – а. Я думаю – знать бы еще самому, что это такое. Но он не спросил. Типа образованный. Люблю я этих людей.
Возле «Будапешта» сказал ему подождать, а сам пошел к Марине. Там народу много на рынке. Он не заметил, что я мимо магазина прошел. У Марины дома сидел какой-то мужик. Сказал, что ее отец. Я спросил – где Марина? А он сказал – много вас тут таких ходит, чтобы перед каждым отчитываться. Я сказал – я деньги принес. Он говорит – где? Я говорю – вот. А он говорит – маловато. Я говорю – это долг. Я принес долг за трамвайный штраф, который Марина из-за меня заплатила. А он говорит – непонятно, но все равно, давай деньги сюда. Я говорю – меня Сережей зовут. Вы передадите Марине? А он говорит – деньги? Я говорю – нет. То, что я приходил. Он говорит – сколько угодно. Я говорю – можно я свой телефон оставлю? А она мне потом позвонит. Он говорит – ручку не дам. У меня ее уже десять раз такие как ты уносили. Я говорю – может, какой-нибудь карандаш? Он говорит – нет. И ждет, когда я уйду. А я говорю – подождите, я сейчас у соседей попрошу. Он говорит – некогда мне ждать. И закрыл дверь. Я взял у соседей ручку и опять к нему позвонил. Он открыл и говорит – не ушел еще? Я говорю – вот мой телефон. Только передайте, пожалуйста. А он говорит – иди, иди, не волнуйся.
