Леонид Жуховицкий - Колькин ключ
— Погоди, — остановил Коля, — связи не чувствую. Если все так нормально, уезжать-то зачем?
Павлик пожал плечами:
— Да как сказать… пожалуй, скучновато стало.
— Ясно…
Вот так оно, подумал Коля, так уж люди устроены. От плохого бегут и от хорошего тоже.
Вернулась Раиса. Павлик поднял свой чемоданчик и ушел.
Раиса поставила чайник, зашла в комнату и села у Коли в ногах.
— Ну, полегчало?
— Отошел.
— Сейчас заварю… Часто это у тебя?
— Не очень.
— А я сразу поняла — запойный.
А что, подумал Коля, запойный так запойный. На все случаи отговорка.
— Как догадалась? — спросил он.
— Тут и гадать не надо. Разве путного мужика станет носить с места на место?
Раиса пошла на кухню, Коля за ней.
— Слава богу, ходишь, — отметила она. — Я уж думала — все, околел.
Чайник кипел, позванивал крышечкой. Раиса отключила баллон, распечатала заварку.
Коля взял у нее пакетик:
— Дай-ка, я. В момент, по-узбекски.
Он сыпанул заварки в маленький чайник, плеснул кипятка, перелил бледный, едва наметившийся настой в чашку, оттуда вновь в чайник, еще раз туда-сюда…
— Вот так в Самарканде умные люди делают, — сказал он.
— Гляди, настоялся! — удивилась Раиса. — Что не надо, так умеешь.
Он вяло огрызнулся:
— Что надо, все умеют, а что не надо — я один.
На почту нужно, подумал он, попить чаю, и на почту. Отослать и забыть…
Чай он пил молча. Раиса не донимала, тоже помалкивала.
…Но что отослать-то? Вчера на свежую голову не придумал, а сегодня, на похмельную…
Он закрыл глаза и сдавил рукою лоб.
— Опять? — встревожено вскинулась Раиса. Отвлечься бы, подумал Коля, забыть на полчасика, а уж там… Что «там», он не знал. И как отвлечься, не знал. Вновь бутылка? Это не на полчасика. Книжка с примечаниями?
Проще всего было отвлечься разговором. Он и затеял разговор:
— Видишь? Самый тебе резон меня с работы уволить без выходного пособия.
Но на этот раз побросаться словами не удалось, Раиса цепляться к фразе не стала. Дождалась, пока он допьет чай, и спокойно спросила:
— Ну, чего случилось-то?
Коля покаянно развел руками:
— Да вот видишь — потянуло.
— Я не дура, — сказала она. — Чего у тебя стряслось?
Коля вдруг почувствовал, что устал. Устал давить голову задачей, которую все равно не решить. Устал мучить душу в одиночку. Наконец, просто устал молчать, держать тормоза.
Раиса все смотрела вопросительно, и он проинформировал:
— Дела у меня хреновые.
— Ну и чего надо сделать?
— Ничего тут не сделаешь. Безнадега.
Она возразила уверенно:
— Так не бывает.
— Много ты видала…
— Для своей жизни — достаточно.
— Так то для твоей…
Раиса не отводила от него глаз — ждала ответа по сути.
Ему вдруг захотелось с ней посоветоваться. Не потому, что подскажет — чего она подскажет? — а просто легче думать вслух.
— Понимаешь, я письмо получил.
— Из дому, что ли?
Он усмехнулся равнодушно — это уже отболело:
— Можно сказать и так.
— Ну?
— Война у них там. Все вразнотык. Бывшая жена и дочка…
Он остановился — фраза выходила косноязычной и двусмысленной: вроде бы и дочка бывшая. Но исправляться Коля не стал — в общем-то, так оно и есть…
— Короче, у дочки парень — ну, живет с ним. Замуж хочет. Он приезжий. А супруга бывшая прописывать отказывается. Вот дочка и просит, чтобы я бумагу прислал насчет прописки. Кто прав — пес их знает. Что за мужик — пес его знает. Как лучше…
— А ты как думаешь?
— Я думаю, лучше всего в такой ситуации повеситься.
Фраза получилась не по делу, и Раиса на нее внимания не обратила.
— Давно у них был?
— Года три.
И предупредил следующий вопрос:
— Что там сейчас, понятия не имею. Никаких данных. За все время первое письмо.
— Прочесть не дашь? А чего бы и не дать, подумал Коля. Куртка висела в прихожей. Коля вышел, порылся в карманах. Конверт был на месте, только помялся. Раиса прочитала, вернула ему письмо и сказала:
— Дочка тоже хороша.
— Какая есть.
Раиса подумала немного и решительно проговорила:
— Ладно! Кого ты из них больше любишь? Жену или дочь?
— Любишь… — Коля опять усмехнулся. — Любишь, не любишь, а дочь всегда дочь.
— Ну, вот и сделай, как она просит. Пошли эту бумагу.
— А ей же хуже не выйдет?
— Если этот мужик — гад?
— Вполне возможное дело.
Раиса уверенно сказала:
— Тогда ей все равно плохо будет. Так и так. А если уж мучиться, лучше по своей вине. По крайней мере, жизненный опыт. Думать начнет.
— Пошли, — сказал Коля.
— Куда?
— Пошли на почту. Не могу больше в голове это держать.
— А заверить сперва не надо?
— Где?
— Да хоть у коменданта. Коля подумал.
— Да нет, не стоит. Она бы так и написала. Там же у них тетка опытная. Я думаю, им бумажка пока что не для суда — так, когти показать.
Он нашел тот, вчера написанный листок. Нет, не годится, измят и надорван.
Тут же за столом Коля переписал бумажку — покончил с неприятным делом. После чего пошли на почту, и Коля вывел на конверте адрес, которым не пользовался так давно, что не грех бы и запамятовать. Отдал Раисе:
— Заклей.
— Она деловито провела языком по клейкому краешку, положив конверт на стол, разгладила пальцами и еще пристукнула для надежности крепким кулачком.
— Все, — сказал Коля, — в ящик, и забыть. Они вышли на улицу, и конверт исчез в бесповоротной щели почтового ящика.
Вот и все, подумал Коля. И башку ломать не надо. Он поглядел вдоль улицы. Хороший день, нормальный. Люди идут.
Ну и чем же теперь заняться, подумал он. В библиотеку, что ли?
Чего точно не хотелось — это идти домой, придумывать вранье для Павлика. Может, к реке? Но в такую погоду небось людно.
— У тебя сейчас кто? — спросил он Раису.
— Пусто, — сказала она, — потом девчонки придут. Ладно, пошли.
— А заявятся?
— Не пущу.
— Ну и чего скажешь?
— Мое дело…
Он был как выжатый. Одного хотелось — лежать на спине, отпустив все мышцы, нервы, мысли, и плыть по времени, как по реке. Он так и лежал — на спине, откинув руку Раисе под голову.
Раиса не мешала — с ней было даже лучше, чем одному. Он чувствовал рукой живую тяжесть, слышал живое дыхание. Самое лучшее — и один, и не один.
Он молчал, был рад, что Раиса молчит, и вяло думал о странностях существования, стараясь понять, бестолково или мудро раскидывает жизнь свои кубики.
Вот лежит с ним рядом Раиса. А почему она? Так, случайность — могла бы и другая. Но вот оказалась рядом в тяжелый день — и советует, заботится, расходует душу, не считаясь, отдает все, что может отдать мужику женщина, будто он для нее вовсе не случайность, а ее главная, коренная судьба.
Ну а упади кубики по иному, окажись на месте Раисы другая — тогда что? Да, пожалуй, то же и было бы — так же суетилась бы в меру своих силенок. Если, конечно, человек, а не урод…
Так чего же тогда ради, думал Коля, люди ищут и мечутся, бросают друг друга, затевают все по новой и по новой? Сколько сложностей, боли, а зачем? Чтобы сменить человека на человека? Может, надо попроще — кто подвернулся, того и люби?
— Чего улыбаешься, — спросила Раиса.
— Я-то? — он подумал. — Волосы твои щекочутся. Она чуть подвинулась на его руке.
— А так?
— Так нормально.
И вновь лежали молча.
А почта небось уже ушла, прикинул Коля…
В ящик, и забыть, сказал он тогда. В ящик-то бросил, а забыть не получилось. Вся эта история заняла свое прочное место в мозгу и существовала там, жила своей неприятной жизнью, гнила и зудела, как гниет на низком лугу какая-нибудь болотистая проплешина, дыша затхлостью и дымясь комарьем. И жалко было Лариску — злую эгоистичную дурочку. И жалко было Вовку, которого толком и представить не мог.
— Не грызи себя, — сказала Раиса, — вывернется.
— Почему так думаешь? — спросил он, удивившись ее фразе: кожей, что ли, она его поняла?
— Все выворачиваются, — ответила Раиса.
— У меня еще сын там, — сказал он.
— Большой?
— Через год в армию.
— Ну и что за парень?
Равнодушный, подумал Коля, и сказал:
— Слабый.
— Ну и чего думаешь — будет с ними жить?
— Не знаю.
— Не будет, — поморщив лоб, решила Раиса, — отслужит армию и уйдет.
— Куда?
— Страна, что ли, маленькая?
— Страна-то большая, да люди свой угол годами ищут, — возразил Коля. Усмехнувшись, добавил: — Разве что в твой дом дополнительный квартирант.
Раиса без улыбки произнесла:
— Может и так случиться.
Полежали молча, не торопясь преодолеть возникший холодок.
Потом Раиса спросила:
— Съездить туда не хочешь?
Коля ответил нехотя:
