Марси Дермански - Плохая Мари
Вещи все еще лежали на столе. Пиво ничего не изменило. Мари хотела бы убрать их, но не знала куда. Надо будет избавиться от кошки. Она мечтала избавиться от кошки.
— Кто ты? — спросил Бенуа.
Мари почти забыла о том, что Бенуа Донель тоже был тут. Что с ним надо разговаривать. Она думала о Мексике, о том, как просто там было. Никаких денег не требовалось, чтобы жить в маленькой деревушке на берегу океана, хотя у Хуана Хосе как раз был полный чемодан этого добра.
Мари раздраженно посмотрела на Бенуа Донеля:
— Что ты сказал?
— Прошу прощения, — сказал он. — Я понятия не имею, кто ты такая. Половина твоих вещей украдена у моей жены. У тебя на коленях сидит моя дочь. Кажется, она любит тебя. А моя жизнь разрушена. И я даже не знаю, как это случилось. Потому что ты влюбилась в книгу моей сестры.
Мари кивнула.
Его жизнь была разрушена.
Он не знал, кто она такая.
Ее бокал опустел, и она взяла его пиво. Она не знала, что ей на это ответить. Они с Хуаном Хосе никогда не ссорились. С Эллен — да, ссорились, в детстве, но это были короткие яростные стычки. Они пихались и толкались, а один раз — Мари никогда не давали этого забыть — она укусила Эллен. За руку. До крови. Мари не помнила почему. Тогда она победила, но чувства торжества не испытала.
Эллен убежала домой, а мать Мари заставила ее извиняться. А потом прочитала Мари лекцию о том, что необходимо сдерживать свой темперамент. Никто и не подумал, что у Мари могли быть причины, чтобы укусить подругу.
Мари не могла ругаться с Бенуа Донелем в этом чудесном ресторане. Она могла укусить его за руку, даже до крови, но она все равно не победила бы. Мари уже проиграла. Она больше не любила Бенуа, во всяком случае, не так, как любила за день до этого. Не так, как любила его образ, представление о нем, когда он был всего лишь черно-белой фотографией на книжной обложке.
Он не понимал, как грустно ей было от этого. От той перемены, что произошла в их отношениях.
Бенуа взял со стола три серебряных браслета и надел их на свою руку.
— Эти браслеты, — сказал он, — принадлежали Натали. Ты знала? — Мари покачала головой. Она не знала. Но хотела их. Браслеты Натали. Она хотела их обратно. — Я подарил их своей жене. Своей жене.
Мари отхлебнула пива.
— Надо заказать еще, — сказала она. — И для меня тоже, пожалуйста.
Она посмотрела на браслеты на руке Бенуа, зная, что никогда не получит их назад. Они принадлежали Натали. Бенуа не должен был отдавать их Эллен. Они были предназначены для Мари.
Людивин жалобно мяукала под столом, и Мари вдруг почувствовала, что ее сейчас стошнит. С трудом она проглотила подступивший к горлу комок. Привкус во рту был отвратительный. Она отпила еще пива из бокала Бенуа. Потом еще и еще, пока высокий бокал не опустел.
— Нам нужно поесть, — прошептала она. — И воды.
В той, другой жизни Хуан Хосе привез Мари домой, к своей матери. В ее честь зарезали цыпленка и приготовили из него вкуснейшее рагу. Его семья отвела ее в свою церковь. Она приняли ее, как родную, как свое собственное дитя. И ничего от нее не ожидали, разве что быть красивой, сделать счастливым Хуана Хосе. Мари закрыла глаза. Что бы сделала Руби Харт? Если бы они сейчас были в прачечной, складывали простыни, загружали стиральные машины, болтали, что бы она сказала об этом худосочном маленьком французе, который сидит рядом и обвиняет ее во всех своих проблемах? Руби сказала бы Мари все как есть. Всю правду. Ты и этот мужчина, сказала бы она, между вами все кончено, девочка. Все кончено.
И еще она посоветовала бы Мари отказаться от девочки. От Кейтлин. И от мечты о счастливой жизни, украденной у другой женщины. Строй свою собственную жизнь. Вот что она сказала бы. К тому времени, как Руби выйдет из тюрьмы, у нее уже будет диплом по юриспруденции. Мари взглянула на Кейтлин, которая пила молоко. Она не хотела отказываться от нее. Руби Харт убила своего мужа. Вполне возможно, он это заслужил, но все равно Руби не в том положении, чтобы давать советы.
Мари увидела, что к столику приближается официант, и положила руку на локоть Бенуа.
— Пожалуйста, закажи нам что-нибудь.
Ей не хотелось ни о чем его просить, вообще ни о чем и никогда, но еще меньше хотелось разговаривать с этим ужасным человеком, официантом. Он обладал абсолютной властью: мог принести ей еду, а мог и не принести.
— Не указывай мне, что делать, — сказал Бенуа.
Но подозвал официанта. И заказал еще два пива и, не заглядывая в меню, еду для всех троих. Мари благодарно улыбнулась ему, но тут же пожалела об этом. Бенуа вытянул из кучи кимоно и прижал шелк к щеке.
— Ты и вправду воровка, — пробормотал он.
Мари казалось, что взять с собой кимоно было вполне естественно. Из всех ее вещей, которые Бенуа вытащил из рюкзака, эта была самой любимой. Она привыкла считать кимоно своим. Всегда надевала его после ванны, перед тем как заняться любовью с Бенуа. Он развязывал пояс, распахивал кимоно и почти благоговейно смотрел, как шелк соскальзывает с ее тела на пол.
— Мне нужно кремировать тело бабушки, — сказал Бенуа. — Нужно убрать в ее квартире. Оплатить счет за дом престарелых. Моя жена знает, где я. Она едет во Францию. Уже едет. Я бросил Лили. Опять. После того как занимался с ней любовью. Второй раз в жизни я ее бросил. Я не знаю, простит ли она меня на этот раз.
Мари безучастно посмотрела на Бенуа Донеля, плагиатора.
Он беспокоился об Эллен, своей жене.
Он беспокоился о Лили. Он беспокоился о Лили, своей бывшей любовнице. Бывшей и нынешней. Он только что сам в этом признался.
Мари не существовало.
Ты и я , сказал он на лодке.
Людивин в рюкзаке снова замяукала. Их могут арестовать за жестокое обращение с животными. Ее крики становились все реже и слабее. Эта кошка может издохнуть прямо здесь, во французском ресторане. И Мари придется таскать ее с собой всю оставшуюся жизнь.
Мари выпила еще пива.
Это было хоть какое-то занятие.
Пиво уже становилось теплым. Нужно пить быстрее.
— Что тебе рассказала Эллен? — спросила Мари. — В Нью-Йорке? Что она тебе рассказывала обо мне?
— Кто ты? — снова спросил Бенуа. У него было такое лицо, словно он собирался плюнуть в Мари. — Преступница. Тебя только что выпустили из тюрьмы. О чем я думал? — Он с отвращением покачал головой. — Ты очень хорошенькая, знаешь. У тебя большие сиськи.
Мари почувствовала, что глаза наполняются слезами, словно ее ударили. Она отвернулась от Бенуа и посмотрела на Кейтлин. Кейтлин не любила, когда кто-то плакал.
— Привет, Кит Кат.
Глупое прозвище, учитывая Людивин, которая задыхалась там, под столом.
— Ты плачешь? — спросила Кейтлин.
Мари покачала головой:
— Я? Никогда. Только не я. Я крутая, закоренелая преступница.
Кейтлин поднялась на стуле, потянулась к Мари и вытерла слезу с ее щеки.
— Сейчас принесут твою еду, — сообщила ей Мари. — Что-то очень хорошее. Что-нибудь французское и вкусное. Что ты ей заказал? — спросила она у Бенуа. — Ей это понравится?
Бенуа Донель пожал плечами.
— Что-то очень вкусное, — повторила Мари Кейтлин. — Сама увидишь. Лучше, чем макароны с сыром.
Кейтлин вытерла еще одну слезу.
— Где мамочка?
— Едет с работы, — сказала Мари. — А ты что думала? Она только что вышла из офиса. И едет. Она очень много работает, твоя мать.
Подошел официант с едой. Он посмотрел на стол, заваленный вещами Мари. Мари посмотрела на Бенуа.
— Сам разбирайся, — сказала она. — Ты уже достаточно меня унизил.
Бенуа переложил всю кучу на соседний стул, большая часть вещей при этом свалилась на пол. Недовольный официант стал еще недовольнее, но тарелки на стол все же поставил. Бенуа заказал им какую-то пасту, маленькие ракушки в сливочном соусе. Французские макароны с сыром, нежные, мягкие, которые легко жевать и глотать. Кейтлин принесли то же самое, только в меньшей тарелке.
Мари, Бенуа и Кейтлин ели молча. Мари была благодарна за еду, за то, что ей не пришлось решать самой, что съесть, за то, что Бенуа без вопросов знал, что ей понравится. В кухне Эллен они так же сидели и ели все вместе, и между ними не было никакой вражды, только спокойствие и удовольствие, наслаждение оттого, что не надо никуда торопиться. Когда Бенуа начал есть, Мари почувствовала, что настроение его стало постепенно меняться; ненависть словно уходила из него.
Раньше он никогда не говорил с ней так. О ее сиськах.
— Прости меня, — сказал Бенуа и взъерошил ей волосы. — Пожалуйста. Это я привез тебя сюда, верно? Прости меня. Я больше не знаю, кто я. А ты не знаешь?
Мари не знала.
Бенуа посмотрел на браслеты на своей руке и нежно дотронулся до них.
— Эллен никогда их не надевала, да?
Мари покачала головой.
