Отто Штайгер - Держите вора
«Закурите для меня сигаретку, — попросил он, — и суньте мне ее в рот».
Штрассеру понравилось, что водитель взял сигарету, которую он ему прикурил. Штрассер повернулся в нашу сторону и заметил:
«Мы всегда так делали в армии».
«И как же произошел этот несчастный случай?» — поинтересовался водитель.
«Итальянец выпрыгнул из окна. Тогда он, вероятно, и вывихнул себе ногу. Потом его закрутило в воздухе, и он съехал с откоса. Тяжелые камни покатились и задели его. Мы подобрали его уже внизу».
«Ему еще повезло», — проговорил водитель.
Теперь Сильвио закурил сигарету и протянул мне пачку. Но я не стал курить из-за Штрассера, хотя тот наверняка ничего бы мне не сказал.
Потом водитель забросал нас вопросами. Как нам нравится здесь в горах? — Спасибо, очень хорошо. — Наконец-то погода установилась. — Да, слава богу. — Откуда мы сами? — Из Берна, целый гимназический класс, всего шестнадцать мальчиков, все, кроме самого старшего — Сильвио, которому почти семнадцать, в возрасте от пятнадцати до шестнадцати. — А есть в классе девочки? — В нашем четвертом — нет. Но это исключение. А в основном все классы смешанные.
Когда мы проезжали мимо дома в Цермайджерне, никого из наших не было видно. Штрассер заметил:
«Остальные, наверно, спустились с гор в Зас-Альмагель. Мы наверняка застанем их в полицейском участке».
Перед самым городком итальянца снова вырвало. Мы поддерживали его, а он, свесив голову через борт, давился что было сил, но у него опять ничего не получилось — вышло немного слюны да желтой слизи.
Остальные ребята действительно ждали около полицейского участка, устроившись рядом в маленькой комнате, в коридоре и прямо на земле перед входом в дом. Судя по всему, они намного опередили нас. Они были усталыми и вспотевшими и выглядели так, словно ничто в жизни их больше не интересовало. Когда мы подъехали на джипе, они безмолвно сидели, как мексиканцы в каком-нибудь американском вестерне. Оживление наступило только тогда, когда мы выгрузили носилки с итальянцем.
— Сколько же времени вы нас ждали?
— Может, полчаса, а может, чуть больше, — сказал Артур. — От Маттмарка шли очень быстро. Правда, не так быстро, как раньше, но тем не менее. Мы не хотели, чтобы вы обогнали нас на джипе, а кроме того, мы спешили, чтобы не пропустить момент встречи полицейского с Каневари. И мы добрались до полицейского участка, опередив вас на целые полчаса.
— В полицейском участке никого не оказалось, двери были заперты. Но мы решили ждать в расчете на то, что полицейский скоро придет, может, он сейчас как раз на вызове. А может, просто зашел в кафе пропустить рюмку-другую.
Из соседнего дома вышла женщина и спросила, вы, наверно, ждете Антаматтена? Я ответил, что мы ждем полицейского. Я ведь не имел понятия, как его зовут: Антаматтен или Мюллер.
Она ответила, я все равно его увижу и скажу ему.
Он действительно вскоре появился. Впустил нас к себе и сразу задал вопрос:
«Ну как все прошло? Успешно?»
«Да, — ответил я. — Еще бы! Вы были правы: мы захватили его в горах в теллибоденской хижине. Ребята доставят его сюда на джипе, потому что ему сейчас трудно ходить».
«Ничего, скоро опять научится ходить, — сказал полицейский и рассмеялся. — Ну а деньги?»
«Все в порядке. Мы их у него отняли».
«Четко сработали, — проговорил полицейский. — С вами можно иметь дело. Да и вам самим наверняка было приятно совершить что-то значительное. Ну прямо как взрослые. Я сказал: как взрослые… Даже более того. Из тысячи взрослых едва ли найдется хоть один, кто участвовал бы в погоне за преступником. Когда вы расскажете об этом домашним, они сделают большие глаза от удивления».
«Надо думать, — подхватил я. — Но вот что еще. Итальянцу немного досталось при задержании, потому что он решил защищаться с ножом в руках».
Я рассказал, как Каневари выпрыгнул из окна, как мы выкуривали его из расселины в скале, как потом он пошел на нас с ножом.
«Но вы, надеюсь, не разбежались от страха?» — спросил полицейский.
«Мы? Наоборот». — И я рассказал, как мы сломили сопротивление итальянца, забросав его камнями. Это понравилось полицейскому, он заметил, что в такой ситуации очень важно не растеряться, а с такими птицами, как этот вот, и церемониться нечего.
Я очень обрадовался, когда полицейский так сказал, он снял с меня тревогу, которую я чувствовал из-за Каневари. Теперь я уже нисколько не сомневался, что поверят нам, а не итальянцу, если тот вздумает рассказать о том, что мы его избили.
Наконец появились вы. Это вызвало всеобщее оживление. У дверей толпились живущие по соседству, им тоже было интересно посмотреть на преступника. Не знаю каким образом, но по округе уже разлетелась весть о том, что нам удалось задержать беглеца.
— Да, — подтвердил Петер. — Все очень напоминало демонстрацию. Перед полицейским участком стояли люди. Вместе с нашими ребятами собралась уже целая толпа.
Мы велели Каневари выйти из машины. Сейчас он чувствовал себя нормально, только лицо оставалось желтым. А вот губа распухла еще больше. Вначале итальянец недоверчиво осмотрелся по сторонам. Увидев перед собой многочисленные любопытные лица, он опять в страхе затаился, но потом ему бросилась в глаза вывеска: кантональная полиция. И это его, кажется, чуточку успокоило. Каневари поднялся, но без посторонней помощи он идти не мог. Нам пришлось его поддерживать. Когда собравшиеся увидели его изукрашенное лицо, большинство отнеслось к нему с симпатией.
«И как такое могло случиться?» — проговорил кто-то в толпе.
«Он вор. Деньги у нас украл», — крикнул я, полагая, что слова произведут впечатление на толпу. Но не тут-то было.
«Как они его отделали! Просто жуть!» — заметил кто-то.
«Жуть да и только!» — подхватили все в один голос.
«Это с ним случилось при попытке к бегству», — возразил я.
Всего несколько человек в толпе были за нас. Какая-то женщина проговорила:
«Так ему и надо. Все они воры».
Но большинство решило: несмотря ни на что, так зверски избивать его мы не имели права.
Я снова возразил:
«Да не мы его так избили. Это он сам свалился с откоса при попытке к бегству».
Какой-то старик заметил:
«Известное дело — при попытке к бегству. Знаем, знаем. Раньше так расстреливали — при попытке к бегству».
Я был по горло сыт этими упреками и совершенно без сил. Я, собственно говоря, рассчитывал на совсем другой прием. Естественно, без фанфар, но все же я ожидал, что нас хотя бы похвалят за то, что мы поймали преступника. Повернувшись к старику, который сказал, что раньше так расстреливали при попытке к бегству, я заметил:
«Вас ведь при этом не было, как вы можете знать?»
Мы отвели Каневари в караульное помещение. Там за барьером сидел полицейский. Увидев итальянца с распухшей губой и с запекшейся кровью на лице, который с нашей помощью проковылял по комнате, полицейский воскликнул:
«Черт возьми! Здорово вы его отделали».
Он пододвинул итальянцу стул, тот сел, опустил голову, и мне показалось, что сейчас его опять станет рвать. Но этого не произошло.
«Здорово отделали», — повторил полицейский.
Штрассер заметил, что, наверно, не помешает вызвать врача. Дело в том, что ночью и во время переезда итальянца несколько раз рвало, поэтому стоит вызвать врача. Теперь полицейский уже не был столь любезен, как прежде.
«Всему свое время, — возразил он. — Вначале давайте разберемся с деньгами».
Штрассер положил на стол конверт и сказал:
«Вот они. Мы их у него забрали».
Полицейский внимательно пересчитывал купюры, перекладывал их из одной кучки в другую, причем каждый раз поворачивал их таким образом, что голова изображенного на банкноте мальчика оказывалась сверху. Я помогал считать, заметив при этом, что и Каневари, подняв голову, мысленно пересчитывал разложенные на столе деньги.
Закончив подсчет, полицейский сказал:
«Значит, из этой суммы вам причитается шестьсот. Остальные он, видимо, стащил в другом месте».
«Весь вопрос — где?» — заметил кто-то.
«Это выяснится в ходе следствия».
Он положил шесть купюр рядом с остальными и сказал:
«Вам только придется расписаться в получении», — и, чуть сместившись на стуле, наклонился к пишущей машинке. Тут его взгляд упал на итальянца, впервые с того самого момента, как тот поднял голову и уставился на лежавшие перед ним деньги.
Вдруг, словно напоровшись на какое-то препятствие, полицейский застыл в крайнем удивлении. Несколько секунд он пристально смотрел итальянцу в лицо, потом перевел взгляд на Штрассера, потом снова на итальянца. И наконец изрек:
«Что за наваждение, черт возьми? Кто это?»
«Каневари», — проговорил Штрассер.
«Нет, это не Каневари. Это не мой Каневари. Это не он».
