Ирина Левитес - Отпусти народ мой...
«Здравствуйте, дорогие мама, Века и Нина!
У нас все в порядке. На работе я уже вполне освоилась. Оказалось, что кое-что еще помню и даже могу считаться специалистом. Несмотря на то, что в нашей геологоразведке незнакомая для меня специфика и мне пришлось многому учиться заново, я все же справилась. Сейчас весна, поэтому мы занимаемся расчетами в городе, а когда сойдет снег, наша партия отправится в поле. Жду с нетерпением этого события, соскучилась по настоящему делу.
В коллективе меня приняли очень хорошо, здесь работают замечательные люди. Особенно тесно я общаюсь с двумя подружками — молодыми специалистами Галей и Тамарой. Они славные, веселые, но им тяжело приходится. Конечно, трудно начинать взрослую жизнь самостоятельно, без родителей, да еще после Москвы привыкать к нашему небольшому городу.
Мне Южно-Сахалинск понравился. Маленький, уютный, довольно компактно расположенный в долине, у подножия сопок. Жаль, что море далеко — километров сорок в любую сторону, кроме севера. Но зимой оно все равно замерзает, а летом, говорят, можно ездить поездом или на рейсовом автобусе.
Эта зима была очень снежной. Сугробы поднимались до второго этажа, а одноэтажные домики скрывались в снегу полностью. Очень забавно иногда получалось — из снежной горы труба торчит, а из нее дым идет. Однажды я шла по тропинке и вдруг споткнулась. Посмотрела — что такое? — а это указатель автобусной остановки, которому полагается быть на высоте двух метров от земли.
Такая погода по-доброму влияет на людей. Чувство товарищества у сахалинцев очень развито. Даже просто на улице, если человек случайно оступился и упал в рыхлый снег, ему обязательно прохожие помогут встать. Вот меня в последнюю пургу какой-то незнакомый человек довел до дома. Снег летел в лицо со страшной скоростью, и даже дыхание перехватывало от ветра. Я встала спиной к ветру и стою, не могу ни шагу сделать. Тут же откуда-то появился дядечка и прокричал, чтобы я за ним шла, он меня отведет, куда я скажу. Я за него уцепилась и пошла. Самое интересное, что своего спасителя я никогда не узнаю, даже если он знакомым окажется. Здесь все в пургу лица закрывают шарфами, платками. А мой спутник просто здорово придумал: надел маску для подводного плавания!
Но вы за меня не волнуйтесь, мои дорогие. Снег — снегом, а климат здесь довольно мягкий, сильных морозов не бывает, так что суровой сахалинскую зиму не назовешь. Я не мерзну. Под пальто надеваю теплый свитер и кофту (мама, ту желтую, которую ты в прошлом году связала). В шапке я хожу, когда ветра нет, а когда сильно дует, сверху повязываю Векину шаль. К моему большому разочарованию, мои новые зимние ботики стоят до востребования, а пока приходится носить валенки. Одно утешает — все местные модницы тоже носят валенки. Некоторым удается раздобыть бурки, но это если сильно повезет.
Снабжение здесь неплохое. В магазинах всегда есть мясо, рыба, икра, крабы. Крупы и сахар тоже в изобилии. Вот с чем бывают сложности — так это с фруктами и овощами. На острове прекрасно растут картошка, морковка, капуста, но они „доживают“ только до января, а дольше не хранятся, пропадают. Но продают сухой лук, сухофрукты, консервированные компоты, поэтому никто от голода не умирает. Детей здесь полно, и никто на авитаминоз не жалуется. Тем более что сахалинцы привыкли в отпуск на материк ездить и там получать солнце и витамины.
Федор меня просто удивляет. Он за эту зиму ухитрился закончить всевозможные курсы: бульдозеристов, шоферов и трактористов. Теперь собирается учиться на курсах буровых мастеров, хочет со мной вместе в геологоразведке работать. Понятно, он у нас натура романтическая. Поэтому, наверное, очень нравится девушкам. Сейчас у него очень серьезный роман, и похоже, что наш Федор скоро женится и сделает нас с Димкой бабушкой и дедушкой!
Пока я пишу, он подглядывает и вносит коррективы. Последние строки вызвали у него бурю негодования, и он просит, чтобы я написала: это все выдумки! Федор очень скучает по Нине и бабушкам и передает им привет.
Ну все, пора закругляться. Пишите, как у вас дела? Как здоровье мамы и Веки? Не очень устали с Ниной? Как успехи в учебе Ниночки? Очень-очень скучаю. Целую вас крепко.
Ваша Оля.
P. S. Самое главное не спросила: куда будет поступать Женя? У нее сейчас самый ответственный период. Передайте Леле, что я волнуюсь за Женечку
и желаю ей успеха».
* * *В Лелином доме кипели страсти. Жене предстояло поступление в институт. Все разговоры о том, как трудно поступить в любой из киевских, московских или ленинградских вузов. Проводился подробный сравнительный анализ конкурсов в престижные учебные заведения: каков проходной балл, сколько человек на место было за прошедших три года и есть ли шанс у евреев для поступления. Были институты, куда с пятой графой нечего и соваться, были более лояльные, но и соответственно менее престижные.
Вопрос о техникуме даже не рассматривался, как совершенно абсурдный, немыслимый и попросту компрометирующий. Высшее образование — вот цель и смысл существования любого мало-мальски уважающего себя выпускника. А тот, кто, не имея способностей или усидчивости, отказывался от нереальной мысли о поступлении, навлекал позор на семью, и несчастные родственники ходили, краснея от стыда за свое неудавшееся чадо. Слава Богу, к нашим детям это не относится. Наши дети — умные и талантливые. Но — конкурс! С конкурсом приходится считаться и готовиться, распрощавшись с отдыхом.
Женя, приходя из школы, наскоро обедала и сразу же раскрывала учебники, просиживая над ними до глубокой ночи. Даже по воскресеньям упорно занималась. Вся семья теперь ходила на цыпочках и разговаривала шепотом. Когда Нина звонко кричала свой «привет!», на нее тут же шипели со всех сторон: «Тише, Женя готовится!» После долгих дебатов остановились на строительном институте, который в свое время окончили Леля и Миша. Осведомленность родных по абитуриентской теме была обширна:
— В университет нечего и пытаться! — авторитетно уверяла Мира Наумовна. — Там документы посмотрят — и сразу в отдельную папочку складывают. Где вы видели еврея в университете?
— Моя мама училась, — тут же исправила историческую несправедливость Нина.
— Твоя мама! Так это когда было? Через три года после войны. Тогда еще можно было рискнуть. А сейчас — смешно! Только год потерять! — уверенно парировала Мира Наумовна.
— Я не понимаю, — развела руками Леля, — если человек готов и у него хорошие знания, как его можно завалить?
— Она не понимает! Им сказали завалить, так что? Они умеют завалить, будьте уверены! Эти бандиты… — повел свою обычную партию Семен Семенович.
— Да! — поддержала мужа Мира Наумовна. — Мне недавно приятельница рассказывала: ее племянника на экзамене по истории на минуточку спросили, как звали лошадь Александра Македонского! Вы понимаете? При чем тут лошадь, я вас спрашиваю? При чем тут лошадь, если мальчик собирается стать юристом?
— Буцефал! — вылезла Нина.
— Какой Буцефал? При чем тут Буцефал? Когда мальчик сдает экзамен, он может знать какой-то Буцефал?
Лера тут же снисходительно объяснила:
— Бабушка, ты ничего не понимаешь. На вступительных экзаменах принято задавать вопросы на сообразительность. Например, что легче: килограмм пуха или килограмм чугуна?
— Такое теперь спрашивают в институтах? — искренне удивилась наивная бабушка Соня. — Каждому ребенку ясно, что пух легче. Когда у меня была перина! О! Это была перина! Сейчас таких уже не делают. Сейчас пуха такого нет. А вот раньше…
— Мама! — Миша схватился за голову и начал стонать. — При чем тут перина? Когда вопрос стоит о жизни и смерти? Я не знаю, что я сделаю, если Женька не поступит!
— Все! — заявила Женя, влетев в кухню, где заседали озабоченные домочадцы. — Я не могу в таком гаме заниматься! Сумасшедший дом! И вообще, имейте в виду, я решила поступать на вечернее отделение. Туда конкурс меньше. И еврейское происхождение не так заметно.
— В сумерках, — ехидно добавила Лера.
— Новости! — расстроилась Леля. — Ты хоть представляешь, как это тяжело — учиться по вечерам? А днем придется работать, это, по-моему, обязательное условие. Кем ты собираешься работать? И где?
— Чертежницей. Я уже узнавала в проектном институте. Иначе бесполезно. Вы что, хотите, чтобы я год потеряла?
Тут Женя совершила тактически верный ход. Потерять год — это крах, кошмар, стихийное бедствие. И что говорить всем знакомым? «Наша Женечка не прошла по конкурсу. Она не добрала одного балла». И при этом уверенно смотреть людям в глаза, чтобы у них не закралось подозрение, что наша Женечка недоучила, недоготовилась и, чего доброго, не такая умная и талантливая, какой должна быть девочка из хорошей семьи.
Поэтому Женя не имела права подвести родных. Тем более что любая случайная встреча на улице или каждый телефонный звонок начинались с животрепещущей темы: «А вы уже решили, куда будет поступать Женечка?», «Она уже готовится?», «Семь человек на место, что вы говорите?», «Проходной балл восемнадцать? Постойте-постойте, дайте сосчитать: это две пятерки и две четверки? Или, в крайнем случае, три пятерки и тройка? Но я бы на вашем месте не рисковала — тройка, это, знаете, чревато!», «А вы уверены, что Женя хорошо знает? Вот у Цили Ароновны внучка, она-таки хорошо знала, но это никого не касается — поступила только с третьего раза!», «Воронеж! Я вам говорю — только Воронеж! Там наших берут. Для них главное — голова!», «Какой Воронеж? Нет, вы только посмотрите на него — какой Воронеж? Надо ехать в Улан-Удэ! Улан-Удэ — и все!»
