Джеймс Хайнс - Девяносто девять
– Вам не холодно? – спросила она.
Грегори открыл было рот, но ничего не сказал. Сердце его неистово колотилось.
– А я пришла вас согреть. – Джиллиан соскользнула с кровати, встала и одним легким движением сняла с себя ночную рубашку. У Грегори перехватило дыхание. Он не мог оторвать от нее взгляда и уже чувствовал, как напрягается его мужское естество. Джиллиан взяла ночную рубашку за бретельки, аккуратно, как и куртку, положила в ногах кровати.
Джиллиан оказалась обладательницей некрупного округлого тела, полных белых грудей, маленького живота, сильных бедер, соединявшихся в темном треугольнике. Она мрачно взглянула на Грегори, одной рукой сорвала с него все одеяла, затем забралась в постель и обмотала пуховое одеяло вокруг бедер, словно турнюр. Грегори мгновенно ощутил резкое дыхание ледяного воздуха комнаты. Джиллиан наклонилась над ним, и ее грудь коснулась его сосков. Вес ее тела на нем был весьма чувствителен, и Грегори помимо своей воли тяжело выдохнул. Тем не менее он старался не касаться Джиллиан руками, которыми ухватился за перекладины изголовья кровати у себя за головой.
– Джиллиан, – произнес он, сглотнув. – О мой Бог!
Джиллиан коснулась своих губ, а затем тем же пальцем прикоснулась к его губам, потом приподнялась, встала на колени, содрала с него трусы, протянула руку, нашла член и мгновенно вставила его себе во влагалище.
Грегори закрыл глаза, пытаясь восстановить дыхание.
– Джиллиан, – пробормотал он, – мне кажется, что это не очень разумно…
Она приставила свою теплую, грубую ладонь к щеке Грегори, он открыл глаза и увидел, что Джиллиан наклонилась вперед, ее груди покачиваются над ним, волосы ниспадают ему на лицо. Она наклонилась и поцеловала его.
– Ш-ш, – произнесла она ему на ухо и начала двигаться. Сердце Грегори неистово билось, тепло и упругость тела
женщины были ему приятны, но холод и изумление в сочетании постоянно отвлекали его и постоянно пробуждали сильнейшее смущение. Грегори закрыл глаза и попытался представить, что в подобной ситуации следует делать, что следует говорить… ничего в голову не приходило. Открыв глаза, он вновь увидел над собой ее покачивающееся тело, ее губы, что-то произносящие без слов, и блестящий взгляд широко открытых глаз, застывший на его лице. Все это вызывало в нем одновременно и сильное волнение, и ужас.
Джиллиан кончила раньше него, внезапно с пронзительным криком упала на спину и перекатила его на себя, затем натянула одеяла на обоих и крепко сжала Грегори бедрами. Он продолжал совершать ритмические движения во влажной темноте под одеялами, а она молча гладила его плечи своими мощными руками, ее горячее дыхание обжигало ему лицо, а пружины кровати истошно скрипели. Грегори почти не видел ее под одеялом и в панике стал «работать» еще активнее, гонясь за пиком наслаждения, которое, однако, ускользало от него. Тут Джиллиан вновь вскрикнула и так сжала его своими бедрами, что он едва не задохнулся. Он кончил со всхлипом, дрожью и сильным ударом кровати о стену.
Казалось, в это мгновение Грегори был полностью опустошен, все вышло из него – усталость, страх, раздражение на Фиону, воспоминания о пережитом профессиональном унижении, – и он упал на спину рядом с Джиллиан, сердце его рвалось из груди наружу, дыхание перехватило от ледяного воздуха. Джиллиан поднялась и вновь оседлала его, сбросив все одеяла. Груди ее то поднимались, то опадали над ним, пот сверкал в мерцании свечи. Она закрыла глаза, обеими руками откинула назад волосы, сжала губы и начала дышать, широко раздувая ноздри. Возникало странное ощущение, что Джиллиан молится.
Грегори взирал на нее в полнейшем изумлении, широко открыв рот, в предельной усталости. Все тело его покрылось гусиной кожей. Он поднял руки и коснулся ими ее бедер, живота, грудей. И ему показалось, что он никогда в жизни не испытывал подобного наслаждения.
– Спасибо, – выдохнул он.
Джиллиан открыла глаза, пальцами провела по его рукам и прижала его ладони к своей горячей груди.
– Я хочу вам кое-что сказать, – произнесла она. Грегори взглянул ей в лицо. Глаза Джиллиан светились отраженными бликами свечи.
– Я люблю вас.
Грегори уставился на Джиллиан. Он снова открыл было рот, чтобы заговорить, но, так и не сказав ни слова, закрыл его. Хотелось что-то ей ответить, однако мозг был абсолютно пуст, будто все его извилины в одно мгновение стер приступ невыносимого, немыслимого ранее наслаждения. Наконец Грегори начал смеяться. Высвободив руку из-под груди Джиллиан, он зажал ею рот.
– Извините, – проговорил он, сжимая рот, но все равно никак не мог совладать с собой.
Теперь с той же силой и интенсивностью, с какой всего несколько мгновений назад излились из него все его проблемы и треволнения, изливался смех. Грегори смеялся так громко, что даже кровать тряслась под ним.
Джиллиан протянула руку и отняла его ладонь ото рта. Грегори прикусил губу, чтобы прекратить смех, но его член все еще находился внутри Джиллиан, и от пароксизмов смеха он вновь напрягся.
Она наклонилась вперед и сжала его, отчего Грегори вновь испытал острейшее наслаждение и застонал. Джиллиан прижалась к нему щекой, волосы ее упали ему на глаза.
– Не бойся, дорогой, – прошептала она. – Смеяться – хорошо. Ведь это на самом деле смешно.
Она снова сжала его, а Грегори разразился новым приступом смеха, исходившего из самых глубин его физического естества, смеха, выворачивавшего наизнанку, смеха, от которого раскачивалась кровать, а член все глубже входил в Джиллиан. Женщина ритмично двигалась, опершись на руки и глядя на Грегори широко открытыми глазами.
– Я люблю тебя! – воскликнула она. – Правда люблю.
– Я знаю, – ответил Грегори. От смеха у него из глаз полились слезы.
Он снова кончил, на сей раз с громким криком, Джиллиан прекратила движение и легла на него. Он слышал, как бьется ее сердце, ее дыхание щекотало ему ухо. От ее пота Грегори сделалось холодно, и он потянулся за одеялом.
– Джиллиан…
– М-м-м… – был ответ, она уткнулась ртом ему в шею.
– Джиллиан, – произнес он снова, хихикая. – Мы можем накрыться? Я замерзаю.
Джиллиан приподнялась и серьезно взглянула ему в глаза.
– Перевернись.
– Можно я натяну одеяла, Джиллиан? Здесь чертовски холодно.
Она улыбнулась ему, неожиданно по-девчоночьи игриво.
– Вначале перевернись. Грегори снова начал смеяться.
– Я хочу сделать тебе кое-что приятное, – сказала она.
– Что-то еще более приятное? – Грегори почувствовал, как расслабляется каждый мускул в его теле, ему не хотелось двигаться. – Джиллиан, если ты сделаешь что-то еще более приятное, чем то, что уже сделала, ты меня убьешь.
– Я знаю, – ответила Джиллиан, смеясь. – Повернись.
Она поднялась над ним и практически силой повернула его на живот. Обеими руками Грегори ухватился за подушку, прижавшись к ней щекой. Теперь одним глазом он мог видеть окно. Облака разогнало, и он видел слабое мерцание звезд и отраженный огонек свечи. До самого последнего момента Грегори не знал, что именно этого простого, даже примитивного удовольствия вожделела его душа больше чего бы то ни было еще. Именно о таком удовольствии говорил он Мартину на следующий день после своего приезда. И какой от него может быть вред? Он доставил радость одинокой вдове фермера и сам получил давно взыскуемое. Глупый анахронизм сельского празднества казался ему теперь таким далеким и ненужным. Черт с ними, с полевыми исследованиями. Пусть они себе играют в дартс до умопомрачения и танцуют всю ночь на обдуваемой ветрами вершине холма или обнаженные и с ног до головы разрисованные водят хороводы вокруг древних мегалитов, пока он проведет здесь недельку-другую в объятиях Джиллиан, трахаясь до полного забвения всего и вся вокруг. Расставание с ней может оказаться в сложившихся обстоятельствах достаточно сложным, но если все это разыграть в стиле приятной грусти, томной меланхолии, своеобразной tristesse[1] антропологического варианта «Мадам Баттерфляй»…
Джиллиан села ему на поясницу и крепко сжала Грегори бедрами. Он чувствовал, как она наклоняется, и услышал, как грохочет столик у него за спиной.
– И что теперь? – спросил он с улыбкой.
– Тебе понравится, – ответила она. – Все будет просто чудесно.
– М-м-м… – пробормотал Грегори, сжимая подушку и поудобнее устраиваясь на скрипящем матраце.
– Не двигайся, – приказала Джиллиан, сильно надавив ему между лопаток, и Грегори почувствовал острый укол в задней части шей.
Жуткая боль пронзила его позвоночник, и Грегори содрогнулся с ног до головы, так, словно его ударило электрическим током. Грегори попытался сделать вдох и захлебнулся. Он взвыл от боли, попытался приподняться, но Джиллиан крепко держала его, продолжая совершать те же нестерпимо болезненные нажатия между лопаток Грегори. Боль уходила все глубже, сопровождаясь каким-то ослепительным светом, – и вдруг прекратилась, уступив место немыслимому наслаждению и медленно опускающейся темноте.
