Инна Карташевская - Необыкновенные приключения «русских» в Израиле. Семейные хроники времен Большой Алии
— Это все у вас происходит, потому что вы живете в марокканском районе, — как-то сказала им Марианна. — У нас такого нет.
И вот тогда они узнали, что, оказывается, евреи тоже делятся на группы. Выходцы из Европы и Америки называются «ашкеназийцами» и считаются чуть ли не аристократами. Среди них много людей с высшим образованием или просто богатых, и именно их дети составляют большинство студентов в университетах и специалистов с высшим образованием. Те же евреи, чьи предки оставались на Ближнем Востоке и проживали в арабских странах до репатриации в Израиль, называются «марокканцами». Они, в основном, и живут в таких бедных районах, а самые успешные из них торгуют фалафелями и шуармой, так как ума у них на то, чтобы учиться не хватает. Сказалось, по-видимому, то, что им не нужно было изворачиваться и приспосабливаться как европейским евреям, так как их и здесь неплохо кормили.
Так вот, когда приехали «русские» и поселились в непрестижных районах, «марокканцы» приняли их спокойно, даже чувствовали свое превосходство, так как у них все-таки уже было хоть что-то за спиной, например, квартиры, пусть и не очень хорошие. Но русские не стали надолго задерживаться в их районах. Едва закончив ульпан, они хватались за любую работу, трудились с утра до ночи на уборках и дежурствах, но покупали квартиры в хороших районах и отправляли своих детей учиться. Яблоком раздора стали еще и автомобили, которые «олимам» продавали без пошлин, то есть на сорок процентов дешевле, чем местным. Этого уже даже и «румыны» и «поляки» не могли простить. И пошли разговоры о русских проститутках и алкоголиках, и о дипломах, купленных за сало. Одна соседка, выспросив у Беллы, что она вышла замуж за Сашу без равина и хупы, просто заполнив документы в какой-то неизвестной ей конторе под названием ЗАГС, даже объявила ей, что она вовсе и не замужем, а просто сожительствует с отцом своего ребенка, и он ей не муж, а «хавер», то есть любовник.
— Вот и хорошо, — сказал Саша, когда Белла сообщила ему эту новость. — Я всю жизнь хотел иметь любовницу, и наконец, она у меня есть.
Но хуже всех приходилось Пашке. В садике местные дети, постоянно слышавшие от родителей, что «русские» плохие, просто лупили его, а воспитательница делала вид, что не замечает этого.
— Что вы хотите? — невозмутимо отвечала она Белле, когда та говорила ей об этом. — Это детские ссоры, и взрослые не должны вмешиваться в них. Дети сами разберутся, не стоит им мешать.
Один раз Белла пришла за Пашкой в садик и увидела, как какой-то местный мальчик ударил его, а когда Пашка дал ему сдачи, воспитательница схватила его за шиворот, вытащила в коридор и насильно усадила там сидеть одного под вешалкой. Белла, конечно, устроила ей скандал как смогла на иврите, но та оставалось все такой же невозмутимой и только твердила, что именно ее ребенок ведет себя плохо и срывает ей все занятия. Тогда Белла подскочила к мальчишке, который ударил Пашку, в свою очередь схватила его за шиворот и сказала ему, что убьет его, если он еще раз подойдет к Пашке. Тот заревел, воспитательница возмутилась, а на следующий день к Белле домой с криком прибежала мать мальчишки, которой воспитательница любезно сообщила, что Белла пыталась задушить ее ребенка прямо в садике на глазах у всех детей. Доведенная до отчаяния Белла, решила что терять ей нечего, и объявила той, что ее сын избивает Пашку, и она действительно убъет его за это, даже если ей придется сесть в тюрьму. Услышав такое, любящая мамаша задумалась и сказала, что поговорит с сыном, чтобы он Пашку больше не трогал. По-видимому, она решила, что от русских можно ожидать всего, и они, очевидно, не только алкоголики и проститутки, но еще и убийцы.
Пришедший вечером и узнавший обо всем этом Саша, почесал в затылке и сказал, что знает, как решить этот вопрос. На улицах города он довольно часто видел детей, одетых в белое кимоно с поясами разных цветов, идущих или едущих на автобусе куда-то в одну сторону. На следующий же день, встретив одного такого мальчика, он спросил у него, каким видом единоборства он занимается и где. Тот ответил, что ходит на карате и объяснил, где это находится. Пашку отвели в спортивный зал и поговорили с тренером. Тот сначала не хотел его принимать, так как набирал детей только с семи лет, а Пашке было пять, но так как лишний ученик означал лишние деньги, он в конце концов согласился, поставив только условие, что если тот будет плакать на занятиях, его заберут. Пашка, пришедший в сильное восхищение при виде большого количества мальчиков и девочек, одетых в настоящие кимоно и совершающих странные движения руками и ногами под странно же звучащие команды, тут же поклялся, что никогда не будет плакать вообще и стал каратистом. У этого же тренера ему купили форму с пока еще белым поясом, одели в нее, и он пошел на первую в своей жизни тренировку. Саша объяснил ему, что, если он будет хорошо тренироваться, то сможет давать сдачи драчунам, и тот стал стараться изо всех сил и в спортзале и дома, повторяя все каты с Сашей. Через несколько месяцев домашних тренировок Саша объявил, что теперь может и сам дать по морде кому угодно, а еще через месяц Беллу вызвала в садик воспитательница, так как Пашка разбил в кровь нос тому самому Рои, который совсем еще недавно лупил его.
— А что вы хотите? — едва скрывая торжество, сказала Белла воспитательнице. — Это детские ссоры, и я не могу в них вмешиваться. Дети сами разберутся.
— Но ты все-таки скажи ему, что драться нехорошо, и что он не должен по крайней мере так сильно бить других мальчиков, — так и не узнав собственных слов в этом повторе, настаивала воспитательница.
— Хорошо, — кротко согласилась Белла, и повернувшись к Пашке сказала по-русски. — Ты все правильно сделал. На оскорбления нужно отвечать боксом. Так учил мой любимый русский писатель Александр Грин, и неважно, что тебе будет говорить воспитательница, я всегда буду на твоей стороне и не дам тебя в обиду. Я горжусь тобой, сын.
— Вот и хорошо, вот и правильно, — кивнула головой не понимавшая ни слова по-русски воспитательница. — Я надеюсь, что он все понял.
— Я тоже надеюсь, — сказала Белла и увела Пашку домой, где они вечером вместе с Сашей, Юрой и Ритой отпраздновали Пашкину первую боевую победу. Кстати, с этого дня этот же самый Рои стал Пашкиным лучшим другом, и теперь, когда они в саду строились в пары, чтобы идти куда-нибудь, у Пашки стало одной проблемой меньше. Вместо того, чтобы одиноко плестись сзади, так как никто не хотел становиться рядом с ним, он теперь гордо вышагивал вместе с Рои и еще парочкой самых хулиганистых детей во всем детском садике.
* * *В конце марта в Израиле объявился Вовка. Конечно, Рита и Юра выполнили свое обещание и послали вызовы ему и еще тридцати знакомым и незнакомым им людям. Они ожидали получить от Вовки письмо или по крайнеу мере звонок, хоть с какой-нибудь благодарностью или просто с извещением, что он получил вызов, но ничего такого не было. Через месяца полтора они перестали ждать от него вестей. К тому времени они знали от мамы и бабушки, что Вовка получил их вызов и усиленно готовится к отъезду. Так как он молчал, то они решили, что он едет совсем не в Израиль, а если и в Израиль, то не к ним. И вдруг он им позвонил, и не откуда-нибудь, а из Хайфы. На вопрос, почему он им не сообщил, по крайней мере, о своем приезде, он загадочно сказал, что на это есть причины, и он им объянит все при личной встрече.
На следующий день они поехали в Хайфу встретиться с Вовкой. Он ждал их на улице Елаг, примыкавшей к базару. Был поздний вечер, базар уже был закрыт, и Вовка повел их какими-то закоулками мимо подозрительно выглядевших наполовину заселеных, наполовину пустых домов в свое жилище. Конечно, от Вовки можно было ожидать любого сумасбродства, но когда он привел их к себе, они были поражены. Дом стоял с другой стороны базара в каком-то тупике, и Вовка снимал там подвал. То есть, это был не совсем подвал, но к дверям его квартиры, которая была расположена на первом этаже, шли ступеньки вниз, и в самой квартире было еще несколько ступенек вниз.
Само помещение представляло собой одну очень большую и совершенно пустую комнату, где передняя часть была отведена под кухню. Потом шли несколько ступенек вверх, и в противоположной стене была еще одна дверь, ведущая, по-видимому, в душ или туалет. У боковой стены сиротливо стоял старый диван, возле него на вбитых в стенку гвоздях висела одежда. На кухне стоял старый стол с несколькими разваливающимися табуретками и на окне таганок. Это было все.
— Вовка, — не выдержала Рита. — ну, что это за квартира? Ты что не мог найти что-нибудь поприличнее?
— Вот еще, — беззаботно махнул рукой их друг. — Какая мне разница где ночевать. Зато я плачу за нее копейки. Вот сколько вы платите за свою? Триста в месяц? А я плачу семьдесят.
— Но ведь здесь же страшно жить. Тут же дом наполовину разрушенный и район ужасный.
