Михаил Вивег - Игра на вылет
— Знаешь, ты ужасно жестокий! — улыбаюсь я. — Знаешь, ты ужасно бестактный!
— Ну подожди, подожди.
— Нет, ты подожди. Теперь моя очередь. Я немного под мухой и могу сейчас все высказать. Кроме того, ты, возможно, единственный, который поймет меня. Теперь слушай. Ты выслушаешь меня?
— Выслушаю.
Трава мокрая, невидимые волны бьются о невидимый берег.
— Мы оба знаем: то, что ты сейчас делаешь, называется сладкой подменой невезухи, — говорю я.
Прищурившись, он удивленно смотрит на меня, но при этом достаточно честен, чтобы притворяться непонимающим.
— Молодец, — хвалю я его. — Что до меня, мы оба знаем: я словно бедный автомеханик, который признает только «мерсы», хотя отлично понимает, что у него самого «мерса» никогда не будет.
Опасаюсь, как бы он не завел какой-нибудь банальный спор по поводу этого сравнения — лишь бы скрыть свою растерянность. К счастью, он не говорит ничего.
— Другая метафора: когда встречаются люди разных социальных групп, они тактично избегают упоминания о деньгах — смекаешь, что я хочу сказать? Ты уже знаешь, в чем коренится ваша жестокость?
— Ваша?
Он шатается, поддерживаю его за локоть.
— Твоя, Джефа и других красивых мальчиков.
— В чем?
Разумеется, он это знает, просто не хочет высказать вслух.
— В том, что при каждой встрече вы показываете тугой кошелек.
Но пора его и пожалеть. В темноте я больно натыкаюсь ногой на деревянную лавочку. Сажусь без всяких объяснений, а Том просто валится ко мне на колени. Прижимаю его голову к груди и глажу по волосам.
— Диктатура обаяния, — продолжаю я. — Фашиствующий террор наружности. — Алкоголь окрыляет меня. — Что же остается мне? Либор, — горько смеюсь я, — и мастурбация.
Он откидывает голову назад и смотрит на меня, но иначе, чем прежде.
— Покажи, — говорит. — Покажи, как ты это делаешь. Мы можем сравнить технику.
Наша свобода не имеет границ.
— Ты спятил? Я видела себя в зеркале. При оргазме я выгляжу так, будто кто-то клещами выдирает у меня ногти.
Мы смеемся. С усилием он садится и беспардонно разглядывает меня. Потом обеими руками гладит мне грудь. Я не сопротивляюсь.
— Принимаешь милостыню? — спрашивает.
— Только на Рождество.
Пододвинувшись, он начинает ерзать.
— А хоть какой-нибудь залог?
— Залог — можно.
Он долго и хорошо меня целует.
(Музыка, смычки.)
Он снова ко мне ложится на колени и вскоре засыпает. Я слушаю его посапывание — я счастлива и расстроена одновременно. Я только что объехала два квартала на «мерседесе», а всю оставшуюся жизнь буду ходить пешком.
Джеф
Июньский день, солнечный и теплый. Они встречаются у Железничного моста, разумеется, не целуются — с того момента, как Ева призналась, что на Слапах лишилась девственности, прошло всего две недели.
Эти две недели он ее упорно избегал; мысль, что они вдруг встретятся, вызывала в нем головокружение, тяжесть в желудке и сильное биение сердца. Но сейчас Ева стоит против него, в сандалиях и светлом платье на бретельках, стоит спокойно, без улыбки, без видимых признаков виноватости. От реки дует ветер, она то и дело придерживает подол платья. Прежде чем Джеф успевает заговорить, они замечают Фуйкову с Веткой: девушки идут по набережной прямо навстречу им — с ними уже не разминуться. Обе выглядят растерянно, но тут же овладевают собой.
— Ну, привет, — улыбается Ветвичкова. — Тоже прогуливаетесь?
Джеф молчит.
— Так, немножко, — отвечает Ева.
Фуйкова оглядывает их.
— Вы напоминаете рекламу ссуды для молодоженов.
Ева пожимает плечами.
— Первое впечатление обманчиво.
Наступившее молчание тягостно.
— Я что-то ляпнула, да? — говорит Фуйкова неуверенно.
Ветвичкова делает вид, что рассматривает панораму Градчан.[20]Джеф, насупившись, вертит головой и делает несколько шагов вперед.
— Нам с Джефом надо поговорить, — объясняет Ева одноклассницам, иронически поднимая брови.
Джеф не верит собственным ушам.
— Стало быть, пардон, — извиняется Фуйкова. — Мы вмиг отваливаем.
Бог весть почему она переходит на шепот, чем еще больше действует Джефу на нервы.
— Привет, девочки, — говорит он холодно.
И идет вперед, даже не оглядываясь. Понимает, что ведет себя грубо, но ему все равно. Ева послушно следует за ним, но, не пройдя и ста метров, отрывается и по узкому мостику с веревочными поручнями перебегает на плавучий стальной понтон. Разувается, подбирает платье, садится на серые ступеньки и погружает ноги по колено в воду. Джеф волей-неволей идет вслед за ней, что портит ему настроение: заставила-таки его перейти к обороне. Хотя защищаться надо бы ей. Сегодня ему положено определять, где им садиться.
— Три года я ждал тебя, — наконец произносит он. — Три года ни на какую другую девчонку даже не взглянул. Три года проявлял понимание и нечеловеческое терпение.
О понтон бьются мелкие волны. Эти фразы он заготавливал дома. Ева сосредоточенно исследует свои пальцы под зелено-бурой гладью: похоже, считает их. Ее реакция разочаровывает Джефа: он ожидал, что его справедливые, логичные упреки проймут ее больше.
— Три года, — повторяет он дрожащим голосом. — Три года ты говорила, что для этого время еще не пришло.
Она замечает, что у него трясутся руки.
— Я знаю.
Оба смотрят на воду.
— У тебя случайно нет ощущения, — говорит Джеф, тщетно пытаясь успокоиться, — что этим человеком полагалось быть мне, а не Вартецкому?
Ревность едва позволяет ему произнести это имя. От моста приближается прогулочный пароходик. Ева поворачивается к Джефу и пытается погладить его, но он увертывается от ее руки. Никогда больше не дотронусь до тебя, думает он.
— Весь четвертый класс гимназии ты просила меня: давай еще отложим, потому что не чувствуешь себя готовой к этому…
— Да, правда.
Она собирается что-то добавить, Джеф ждет. Он смотрит на прибитые ветки и мусор между понтоном и береговым плитняком. С пароходика доносятся крики и свист, но Евина светловолосая голова остается склоненной.
— Вообще-то, если честно, я не хотела это откладывать. Вообще-то я хотела, чтобы это сделал ты.
У Джефа перехватывает дыхание.
— Что?!
Ева смотрит ему в глаза.
— Правда, я не хотела, чтобы ты ждал три года… Это все-таки смешно…
Джеф широко открывает рот — не владеет собой.
— Смешно?!
— Да, понимаю: это трудно понять.
— Смешно?!
— Все, хватит.
— Минуту, — просит Джеф. — Дай мне еще минуту.
— Я больше не хочу об этом говорить.
Джеф смотрит на нее, словно на какой-то потусторонний призрак.
— Нет, давай подведем черту, — произносит он с внезапной решимостью. — Ты три года просила меня подождать, но в глубине души или где-то еще ты не хотела, чтобы я ждал? Подсознательно или как-то еще ты мечтала о том, чтобы это сделал я?
Ева закрывает глаза.
— Хотеть ты хотела, однако утверждала совершенно другое. Я правильно говорю?
Ева наклоняется, набирает воду в сведенные ладони и поливает обнаженные колени.
— Да или нет?
— По существу, да.
Он оглядывает ее затылок и полуоткрытую грудь и представляет ее обнаженной с Вартецким. Это видение он в ярости отгоняет.
— За такие дела положено измолотить вас, — говорит он серьезно. — А то и убить.
— Что ж, сделайте так, — тихо отвечает Ева, не глядя на него. — Или не болтайте попусту.
Фуйкова
Первая встреча бывших абитуриентов была в ресторане «У медвежат» на Перштине, но я сошла с трамвая уже на Карловой площади: во-первых, я люблю эту остановку больше той, что перед торговым домом «Май» с ее вечной толкотней, а во-вторых, по дороге я смогу повторить хотя бы основные сведения о Либоре. У костела Св. Игнаца, минуя Йечную, через парк подхожу к Новоместской ратуше — именно здесь в 1963 году отец заключал брак с моей мамой. Умышленно делаю крюк по Водичковой на Юнгманку, и тут же от «Тузекса»[21] прямо ко мне направляется один из околачивающихся здесь валютчиков, однако, приглядевшись, быстро поворачивается спиной и сквозь зубы цедит что-то своему собрату. Вопреки желанию ускоряю шаг, но все равно их злобный гогот еще несколько метров преследует меня.
Встречу организовала Мария: одноклассников, имевших домашний телефон, она обзвонила лично, а тем, кто его установки все еще терпеливо дожидается, заблаговременно послала телеграмму. Ее непомерная активность вскоре объяснится: как только в заказанном салоне на втором этаже над рестораном появятся последние опоздавшие и официант разнесет дешевый тепловатый вермут, она торжественно объявит нам, что беременна и что через месяц они с Карелом поженятся. Карел улыбается.
