Константин Кропоткин - Призвание: маленькое приключение Майки
— И манекенщицы? — Майка не поверила.
— Да, и манекенщицы, — кивнул Никифор. — Необычные черты лица, грациозная походка и незабываемый шарм — это дается далеко не каждому. Красота — великий дар, — мечтательно произнес чудак, на глазах у Майки уносясь мыслями куда-то высоко-высоко.
Он замурлыкал танго:
— Гаргамелла, ГаргамеллаВ мир искусств за тобой жажду я.Мчусь к тебе я каравеллой,Опьяненный тобой — Арманьяк…
Мотив был стар, слова нелепы, но пение было столь чарующим, что не проникнуться было невозможно.
— Ах, — только и смогла выдохнуть Майка. Она нечаянно подслушала что-то очень взрослое.
— А математику подтяни, — очнувшись, подчеркнуто сухо сказал Никифор. — Витать в облаках, конечно, хорошо, но не до такой же степени…
Девочка смущенно засопела.
Детина-мальчик-Васенька
До них долетели звуки горна. Длинный, короткий, два длинных.
Они сообщали что-то странное:
— Ы не на-до.
— Кончилась, — сказал Никифор.
— Кто? — спросила Майка.
— «Справедливость» кончилась.
И разлетелись шорохи — с колбасой или без, сотрудники «Детского мира» возвращались к своим нелегким трудам.
— Пи-ла по-ет, — напоследок сообщил на своем языке горнист, выдув один короткий гудок, два длинных и еще один короткий.
Никифор фыркнул.
— Вот ты говоришь, что детей не видела, а как же детина-мальчик-Васенька?
— Кто такой? — спросила Майка.
— Наш горнист! Толстяк с дудкой. Наше вечное дитя. Мы распознали в нем дар пионерского горниста, взяли на воспитание, как сына полка, а горны — раз! — и вышли из употребления. Не нужны никому ни пионеры, ни их трубы. Мальчик Васенька вымахал в детину, а что с ним делать? — Никифор вопросительно поглядел на Майку. — Теперь он работает у нас объявителем. Дудит, если что-то важное случается.
— Вот не думала никогда, что человек может выйти из употребления.
— Человек не может, а его дар — вполне. Некоторые дары настолько уникальны, что им важно появиться в нужное время и в нужном месте. Помнишь Евгению Зелюкову?
Она отрицательно покачала головой.
— Как же? Тетя Женя! — подсказал Никифор.
— В будочке? — Майка обрадовалась. — Да, она очень хорошая.
— А была бы еще лучше, если б не поторопилась родиться. Пока мы твое призвание готовили, просветили и ее заодно. Увы-увы!
— Ничего не нашли?
— Нашли. Она — ткачиха будущего. Евгения Зелюкова могла бы ткать восхитительные ковры иллюзий, но по нашим расчетам иллюзорно-ковровые станки изобретут не раньше, чем через сто лет.
— Жалко.
— Пришлось сделать ей милость — напустили «БейсБоль».
— Это больно?
— Для кого-то больно, а для Евгении в самый раз. «БейсБоль» — наше сердечное лекарство. Чтоб не мучал нераскрытый талант. Дароносец влюбляется бескорыстной любовью в популярного музыканта, спортсмена, телеведущего, политика. Он собирает статьи о нем, ходит на концерты, собрания и соревнования с его участием, шлет ему цветы и открытки, любуется им по телевизору. Довольно эффективное средство, — Никифор приосанился. — Сами натворили. Что-то подобное есть и в заграничных «Мирах», но у там много побочных эффектов: назойливость, исступление, иногда доходит и до помрачений… Про сталкеров слышала?
— Кино такое есть, кажется, — припомнила Майка. — По телевизору показывали. Оно грустное.
— Ты права, веселого в сталкерах мало — они преследуют объект своей любви, мешают их жизни. Да-да…
— А теть-Женя? — доброй девочке было интересней слушать про знакомого человека, чем про незнакомых безумцев.
— Совершенно безобидна. Спит и видит своего любимого пучеглазого певца. Пускай. Вреда от нее никому нет, а она счастлива. «БейсБоль» мы прописываем только тем, у кого нет никаких шансов найти применение своему дару. Кто-то слишком рано родился, а кто-то — слишком поздно.
— А разве можно и опоздать?
— Трудно, но можно, — кивнул ученый чудак. — Вот скажи, чем сейчас заниматься гениальным ловцам мамонтов, если мамонты уже вымерли?
— Понятия не имею.
— А они живут по своим понятиям, какие состоявшимся дароносцам недоступны. Трудятся егерями в лесах, выписывают охотничьи журналы или даже сами их издают, увлекаются произведениями искусств про доисторические времена. А если повезет, то и слонов ловят.
— Это у них хобби такое, — заключила Майка.
— Или, например, как быть переводчикам с атлантического, если материк атлантов давным-давно утонул, а в существование атлантов не верят даже сказочники. Как быть им?
И этого Майка не знала.
— Можно, конечно, попробовать изменить конфигурацию дара, но он, как основной инстинкт, обычно неуступчив, — Никифор углублялся в такие дебри, которые Майке было знать необязательно.
— А как выглядит эта… ваша… «БейсБоль»?
— Это набор: круглая таблетка для погружения в транс, таблетка-палочка для исчадия тоски и специальная варежка для мягкой косметической переориентации. Точнее тебе Лизочка Жарив скажет.
— «БейсБоль»… — Майка попробовала слово на вкус.
Звучало красиво, но по-чужому.
— А у меня он своевременный? — спросила Майка, надеясь на лучшее. — Ну… этот… дар?
Никифор по-кукольному захлопал глазами — притворился, что не понимает.
— Вы ведь считаете, что у меня есть дар… — настаивала школьница. — Правильно?
— Неправильно. Мы только предполагаем. А чем ты располагаешь, нам еще только предстоит узнать.
За болтовней они не заметили, как поднялись на самый верхний этаж «Детского мира» и теперь стояли перед чумазой дверью.
Она была усеяна разноцветными пятнами, потеками… Местами дверь была продырявлена, словно кто-то палил по ней из автомата. Сквозь дикий узор с трудом проглядывала неряшливо намалеванная буква «Т».
— А поможет нам в этом один гений, — сказал Никифор. — Алексей Лысиков. Проще — мастер Леша.
«Великан с козликом», — подумала Майка.
— О! Да! — воскликнул Никифор, для которого мысли девочки становились понемногу раскрытой книгой. — У него этих козлов видимо-невидимо. Все отпустить не может…
Договорить он не успел: грянул гром, дверь с шумом распахнулась и наружу повалил дым.
— Ну, что вы там опять натворили? — закричал Никифор, устремляясь внутрь.
«Разведите бурю в стакане воды»
— Петрович! Только тебя мне и не хватало!
По мастерской, заваленной разнообразным хламом, плавали клочья сизого дыма.
Майка закашлялась.
— Лизочке надо срочно дать грамоту за ударный труд! — подскочив к Никифору, весело прокричал мастер Леша со смешной фамилией Лысиков.
— Начудила? — также оживленно спросил Никифор.
— Такое, что даже я диву даюсь! — великан поболтал в воздухе рукой и достал из него бумажный листок. — Достойно почитания! «Выход из себя»!
— Неужели нашелся? — Никифор ахнул.
— Рецептура такая незамысловатая, что впору удивиться, как мы раньше недопетрили… — мастер смешался. — В смысле, не догадались.
— Ладно-ладно, — снисходительно усмехнулся Никифор. — Знаю я ваши шуточки: «недопетрили», «перепетрили», «никишкин живее всех живых», «Петрович Пан — Петрович пропал». Развлекайтесь, мне не жалко. Лишь бы климат рабочий не страдал.
— «Выход из себя»! — с выражением прочел Алексей, умудряясь одновременно и говорить, и пускать из трубки мохнатые клубы дыма. — Вначале приготовить бурю: щепоть горечавки жизненной растереть с порошком желчного камня и тремя кусочками «Справедливости»…
— Простой «Справки»? — уточнил Никифор.
— Замыленной до зелени, вымоченной в уксусе, а затем отбитой до рванины, — пробежавшись по листку глазами, выудил мастер-гигант нужное место.
«Это они про „Справедливость“ говорят», — догадалась девочка.
— …Смешать с тремя каплями эликсира «фрустрацьон», полученное взболтать шумовкой, раскочегарить на пару до степени крайней жгучести. Осторожно ввести неразделенное «Яйцо любви», ингредиенты сбить в однородную массу, — Лысиков оторвал взгляд от странного рецепта и добавил уже от себя. — При перемешивании не дышать. У концентрированной «Бури» — огромный взрывчатый потенциал, можно ошпариться. А дальше просто. Развести «Бурю» в стакане воды. «Выход из себя» готов.
Мастер Леша выглядел таким счастливым, будто узнал рецепт приготовления конфет «Мишка на севере».
— Горько, наверное? — спросила Майка.
— Не горше шоколада, — весело ответил Алексей. — Обжигает, как перец-чили. Действие моментальное, длится 14 минут 43 секунды.
— Откуда такая точность? — Никифор нахмурился. — Опять опыты на себе ставите?
