Станислав Буркин - До свидания, Сима
Я сначала не поверил, но потом, когда увидел отца Василия на службе, то заметил, что он как-то странно себя ведет, дергается весь, суетится, молчит и правую скулу рукой прикрывает. Когда мы с ним разговорились, он начал стараться как обычно шутить, а я заметил, что у него уголок глаза налит кровью. И тогда я понял, что его действительно где-то били. Мне стало его жалко, и я спросил, что случилось. Он только нервно дернулся и сказал, что Есаулов дурак.
Все это навеяло довольно грустные мысли, которые только усилились, когда мне сообщили, что отец Василий пропал. Я начал о нем расспрашивать, но все только отмахивались и говорили, что так ему и надо. Потом в алтаре появилось постановление московского Синода о лишении отца Василия всех церковных званий за непослушание, насилие и разврат.
— Ба, а ты хотела бы, чтобы я стал священником?
Бабушка задумалась и сказала, что очень хотела бы, чтобы я стал священником, но настоящим, то есть очень образованным и добрым.
— Я хотела бы, чтобы ты стал миссионером и писателем, — мечтательно улыбаясь, говорила бабушка. — Главное это не быть фанатиком и не боятся иметь свое личное мнение. А почему ты решил стать священником?
— Ну ведь кто-то должен быть и священником. Тем более мне нравится в алтаре и вообще все старинное в церкви, — сказал я, а сам представил себе, как меня окружает толпа прихожанок, я по очереди благословляю их и даю им облобызать свою руку. На самом деле я, конечно, не такой мерзавец. Мне действительно очень нравится служба. Что-то меня захватывает в ней, и я едва ли смогу объяснить вам, что именно. Просто мне становится нестерпимо грустно и одиноко, когда я выхожу из алтаря, целую икону на двери и думаю о том, что уже никогда туда не вернусь.
Часть II
Горячее лобзание Африки
Глава четвертая
Цветочки мистера Тутая
1Прошло уже почти пятнадцать лет, а Сима Египетская все не дает мне покоя. Обычно я о ней редко вспоминаю, но уж если вспомню, то такая тоска наваливается, что хоть волком вой. Я уже и лицо-то ее плохо помню, а в груди все еще что-то цокает, когда я приезжаю домой и захожу в ее комнату.
Джинсы протерлись, и между ног у меня дыра. Но я говорю себе, что мне наплевать. Целый день бью баклуши, брожу по нелюбимому городу. Через два квартала переберусь на другой берег Темзы, там можно будет взять велик напрокат и поехать за город к мистеру Тутаю. Быстрее, конечно, на пригородном поезде, но билет покупать не хочется. За велик я отдам фунт, а за билет на все зоны мне придется выложить минимум десять. Единственный минус в этих великах это то, что их нужно возвращать именно туда, где взял. Иначе оштрафуют, карты пользователя лишат. В эти велики встроен датчик GPS, и ты никуда не денешься. Один грек с реденькой челкой, налипшей на глянцевый лоб, говорил мне, что как только нам эти датчики всадят под кожу — все, считай, приехали: наступило царство Антихриста. Ну и мысли у меня сегодня…
С женой мы сегодня отвратительно поссорились. Теперь она, наверное, водку пьет с Моникой. Польки вообще любят пить водку, когда расстраиваются. Пить чистую водку для них это то же, что для древних израильтян сыпать пепел на голову. Можно, конечно, ей позвонить, но толку? Мы погрязнем в подробностях и взаимных упреках. Лучше всего немного подождать.
Я прошел мимо конторы «Бритиш эирвэйс» и всем телом ощутил, как хочется мне купить билет и уже вечером быть в Москве, а завтра в Томске. Но если я сейчас свалю, Питер мне не заплатит. Он и так дергается последнее время. Мы занимаемся нестандартными интерьерами. Питер взял меня в надежде на встречи с русскими клиентами, но где тут… Если у них дом на Лодоун-сквер, то им уже нужно, чтобы каждый сантехник был у них с галуном на заднице. Это коренные европейцы: англичане, французы, немцы — независимо от амбициозности их заказа, будь то хоть Букингемский дворец, всегда будут искать вариант, чтобы заплатить маленькому человеку как можно меньше. И сделают это козлы не потому, что им жалко пары пенсов, а просто для порядка. Хотя бы немножко сэкономив, они уже будут горды собой. Это что-то вроде спортивного интереса. С русским богатым клиентом совсем не так. Он боится уронить себя в собственных глазах. Хотя что объяснять, мы это и дома уже видели…
Я перешел через уродливый бетонный мост возле иглы Клеопатры, выбрал себе велик и не спеша покатил на запад, к мистеру Тутаю. Мы познакомились с ним, когда он жил еще в Польше. Мы тогда с женой насиживали в Кракове мой паспорт резидента Евросоюза и ездили отдыхать в ее родные места в Татрах. Его дом находился в стороне от туристического городка Закопане, и нужно было еще минут тридцать идти по петляющей между холмами узкой асфальтированной дороге, пока не увидишь скромный домик на горном пейзаже. Когда он вернулся в Лондон после своего десятилетнего польского отшельничества, то устроился в тихом пригороде недалеко от засаженного тонкими деревцами кладбища, похожего на палисадник.
На западной окраине я свернул с однообразной трассы, по пыльной обочине которой полз около получаса, проехал мимо газозаправочной станции и устремился к плоскому ангароподобному павильону супермаркета «Моррисон», чтобы прикупить чего-нибудь к чаю. У входа в магазин развернулась какая-то рекламная кампания — женщина говорила перед камерой в микрофон, рядом стоял микроавтобус телевидения с антеннами и катушками и рабочие в синих комбинезонах переносили с улицы в супермаркет какие-то стенды с цветастыми логотипами.
Мистер Тутай большой сладкоежка, так что я, недолго думая, пошел в конфетный отдел и взял с полки вишни в шоколаде. Они очень хорошо подойдут к его коньяку, на который я рассчитывал. Из длинного ряда касс работала только одна, и мне пришлось отстоять коротенькую очередь, которая оказалась бесконечной из-за того, что у всех, кроме меня, было килограммов сто в огромных тележках, содержимое которых они минут по десять выкладывали на резиновую дорожку.
— Извините, мистер, я могу пройти перед вами, у меня только конфеты, а я на свидание тороплюсь?
— Все торопятся, милый мой.
— Но мистер…
— Нет значит нет.
Я стоял еще минут двадцать, если не больше, так что за это время телевизионщики успели перенестись со всем своим хламом в помещение и уже приготовились что-то снимать, так что все пространство у касс заполнилось безжалостным электрическим светом юпитеров и большим количеством шумных телевизионщиков. Краем глаза я заметил, как в магазин вошла морщинистая невзрачная женщина в темных очках с большой лохматой собакой, у которой челка скрывала глаза. Гигантские негры-охранники преградили ей путь и сказали, что с собаками в магазин нельзя. Но она оглушительно заявила, что не оставит Бомби на улице без присмотра. На входе начался скандал.
— Вы просто мерзавцы! Вы же знаете, что с моей собакой может произойти все, что угодно, если я ее привяжу на окраине Лондона. Неужели вы не можете ее посторожить у кабинок? Разве присматривать за имуществом клиентов не входит в ваши прямые обязанности?
— Извините, тетя, но у нас есть инструкции…
— Как вы смеете называть меня тетей? Я вам не тетя! Мы не в Штатах. Я миссис Рэчел Гэзель, к вашему сведению. Если хотите обращаться с людьми и животными как со свиньями, то вот и уезжайте в свою Америку. Может, там вас научат уму-разуму…
Один из Майклов Тайсонов взял ее за плечо, чтобы выпроводить.
— Ах так! Ах так! — завопила морщинистая алкоголичка. — Да я тебя, черножопая гадина, кислотой оболью…
Я подумал, что если скандал не прекратится к тому времени, как я буду выходить, то, так и быть, посторожу псину этой старой истерички. Но когда подошла моя очередь, миловидная кассирша замешкалась, вытащила ленту из кассового аппарата и начала что-то кропотливо подсчитывать.
— Извините, пожалуйста, сколько я могу ждать? — по возможности вежливо поинтересовался я.
— Подождите секундочку! — сказала она раздраженно и продолжила наматывать бумажную ленту на руку.
— Извините, но у меня правда нет времени.
— Да подождите вы! — огрызнулась она, дернув плечиками.
Я хотел со всей силы швырнуть конфеты в глубь магазина и плюнуть на все, но меня задавило осознание того, сколько я уже из-за этих дурацких сладостей выстоял.
— Леди, простите, но это просто хамство какое-то. Мало того, что работает одна касса из пятнадцати…
Вдруг она встрепенулась, уставилась на меня, и глаза у нее засверкали неземной радостью.
— Что с вами? — спросил я.
— Поздравляю! Вы стали миллиардным посетителем сети супермаркетов «Моррисон»! Вы становитесь обладателем пяти миллионов фунтов стерлингов!
Она вскочила и радостно запрыгала, размахивая бумажными лентами.
— Как это? — спросил я. Но тут сбоку что-то навалилось, хлопнуло шампанское, заиграла торжественная электрическая музыка, и меня обступили люди с микрофонами, цветами, камерами и фотоаппаратами.
