Алексей Швецов - Лохless. Повесть о настоящей жизни
– Алло, кто это?
– Привет, Сань, как дела? Не узнал?
– Как не узнать? Узнал, естественно. Я в норме. А ты где? Ты же к девяти собиралась приехать?
– Собиралась?! — удивляюсь я. — Ты не узнал меня, чувак?
– Ритка, не говори глупостей! Твой нежный голосок я узнаю из тысячи. Он как музыка, сладостно зву.
– И все-таки ты ошибся, — прерываю я его, смеясь в трубку. — Это Сергей. Помнишь, мы вчера разговаривали насчет бильярдной?
– Старик, — с укором в голосе отвечает Сашка, — помню ли я? Как я мог забыть?
– Ну вот и хорошо.
– Надумал что?
– Да, Сань. Надумал.
– И?!
– ДА!
– Да?
– Да, чувак. ДА!
– Молодец, Володька! — радуется на том конце он. — Понимаешь, старичок, работа — оно, конечно, работа. Но всегда приятнее делать что-то со своими ребятами. Я рад, что ты принял правильное решение.
Далее он долго распространяется на тему того, что свои ребята завсегда лучше чужих, неконкретных пацанов. Я прерываю его эпические дифирамбы и спрашиваю о том, когда и где мы могли бы встретиться, чтобы я и мой друг пощупали, типа, посмотрели все своими глазами.
– А твой друг, кто он? Надежный старик?
– Надежней не бывает! — уверяю я его. — Вот когда тебе очень трудно бывает и страшно, о чем ты сразу думаешь?
– Когда страшно?
– Когда жуть, как страшно.
– Если честно, старикан, когда мне так страшно, я думаю о туалетной бумаге.
– Считай, что ты ее уже имеешь, — смеюсь я. — Мой друг — специалист именно в этой сфере. Владислав сидит на туалетной бумаге. Да ты его должен знать!
– Владислав. Владислав. Это не тот ли Владислав, что поехал к сестре на бракосочетание в Малый Углянец, а попал на Нижнюю Масловку, где его быстренько женили на дочери заведующего свинофермой?
– Нет, Саш, не тот. Того звали Ярослав.
– Да какая разница?
– В принципе никакой, — подтверждаю я.
– Этот твой Владислав женат?
– Женат.
– Ну, значит, такой же дурак. И стало быть, я его знаю.
Затем он мне диктует адрес, мы с ним прощаемся, и я тут же перезваниваю Владу. Передаю ему содержание беседы, диктую адрес и отключаюсь.
Я смотрю на часы. Около полудня. На работу идти уже поздно, да и неохота. Смотрю на движение мужского муравейника, и такой меня разбирает смех, что проходящие мимо граждане в испуге шарахаются от меня. Мне хочется стать ближе им всем. Взять бутылку водки, выпить где-нибудь на стройке из одного стакана, как тот грузчик из моих снов, поговорить с кем-нибудь по душам о чем-нибудь возвышенном. Но мне нельзя — я за рулем. Вместо этого покупаю чебурек. Обычный чебурек! И с щенячьим восторгом сжираю эту котятину в пригорелом тесте. Жир течет у меня по рукам и лицу, но я этого не замечаю. Я восторженно хохочу. Я отождествляю себя с Мининым и Пожарским, которые вот так же, поев чебуреков, почувствовали свое единение с народом.
Потом закуриваю, стараясь подавить чебуречную отрыжку, и набираю телефон Аллы. С этой святой девушкой я встречаюсь уже больше года. Перекинувшись банальными фразами о прекрасной погоде, я перехожу к главному:
– Аллочка, детка, как у тебя дела? Есть что-нибудь перекусить?
– Найдется, обжора. Как твои дела?
– На букву «Х».
– Это значит «хорошо»?
– Нет. Это значит «хочу тебя»!
– Приезжай.
– Еду. Через полчаса буду.
Я выруливаю со стоянки и попадаю в вялотекущий автомобильный поток. Я начинаю понимать, что за полчаса, о которых я сказал Алле, мне не добраться до ее дома. Я еду или, вернее сказать, ползу по Ленинскому проспекту и наконец выворачиваю на Садовое кольцо. На Садовом поток движется быстрее, но все равно очень медленно. И, что самое страшное, я начинаю чувствовать внутриутробное действие чебурека. В животе все предательски завозилось, и я четко чувствую первые позывы яростных атак со стороны невинно убиенной кошки. Урчание моего живота заглушает городской шум, и, чтобы не угореть от этого урчания, я реально вынужден открыть окно и глотать этот раскаленный и расплавленный воздух асфальта и выхлопных газов, присущий всем крупным городам. Я очень хочу прогуляться! Но не могу же я бросить машину посреди проезжей части и уйти в поисках туалета. «За близость к народу и единение с ним надо платить, — думаю я. — На хера я вообще ел эти гребаные чебуреки?!» Уже хочется плюнуть на все, перестать заморачиваться и сделать этот смелый поступок. Перейти свой Рубикон — стянуть штаны и облегчиться прямо на мостовую. Но я пересиливаю себя и продолжаю плестись в общем потоке, тем более что сегодня просто потрясающий день.
И вот я уже за два квартала от дома Аллы. Через несколько томительных минут я оказываюсь на финишной прямой. Еще немного, еще чуть-чуть. Мне кажется, что я на время потерял сознание. Я начинаю ощущать свое «я», вбегающим в подъезд дома Аллы. Не дожидаясь лифта, я, как влюбленный воробушек, одним движением впархиваю на второй этаж и звоню/стучу/колочу ногами в дверь.
– Привет, — говорит она мне, подставляя губы для поцелуя.
Я молча проношусь мимо к спасительной двери туалета. Снимаю штаны и начинаю тоньше ощущать всю свою ничтожность. Глубже чувствовать свою зависимость. Мы — рабы! Рабы унитазов! Раздался звук покидающего мое тело чебурека. Звук резкий, громкий и страшно неприятный.
– У тебя все в порядке? — Тревожный голос Аллы выводит меня из раздумий.
Элементарный вопрос ставит меня в тупик. Становится неловко. А ведь я не делаю ничего предосудительного.
– Не волнуйся, все хорошо, — натужно отвечаю я.
Наконец я чувствую облегчение. Это как снять грех с души. День снова кажется радостным и важным. Я нахожу туалетную бумагу, вспоминаю Влада и смеюсь. Приведя себя в порядок, я беспечно оглядываюсь по сторонам. Под рукомойником замечаю нелепую в этом месте деталь туалета. Я поднимаю это. В руках у меня оказываются трусы. Мужские трусы.
– Это же мужские трусы! — пчелиным ядом проносится мысль в голове. — Откуда они? Зачем?
Я тупо примеряю черные сатиновые трусы. Нет. Они явно не мои. У меня таких нет. Да и размер не мой. Только обладатель перманентно арбузного пуза мог оставить их здесь. С гадливым чувством я стягиваю с себя чужие трусы и мою руки.
Я застаю Аллу в тревожном ожидании возле двери туалета.
– Все в порядке?
От ее заботливости веет фальшью и чужими сатиновыми трусами.
– Чье это? — спрашиваю я вместо приветствия.
Преступно-голубые глаза Аллы округляются от удивления и становятся похожими на сторублевые банкноты.
– Уж не думаешь ли ты, что это мои и я могу носить такое? Ко мне вчера вечером Самойлова приходила. Может быть, забыла в растерянности. У нее там на работе неприятности какие-то.
– Алла, посмотри внимательно. Это мужские трусы.
– А-а, мужские, — разочарованно протягивает Алла и беспечно машет рукой. — Так это сантехник заходил. У них какая-то плановая проверка.
– А зачем он трусы оставил?
– Слушай, я за ним не подглядывала. Ты, надеюсь, понимаешь, что порядочная девушка не будет подсматривать за чужим ей мужчиной. Если хочешь, я спрошу у него, если он вдруг еще раз появится.
Я бросаю чуждые в этом доме трусы назад в туалет и целую Аллочку в губы:
– Прости. Я сам не свой сегодня.
– Ты меня не любишь, — сложив губки бантиком, капризничает она.
– Люблю.
– Нет, не любишь, — упорно повторяет Алла. — Ты просто меня используешь. Ты говорил, что хочешь меня, а на самом деле хотел мой туалет. Еще эти вопросы глупые про трусы. Я обиделась!
Для демонстрации своей обиды Алла отворачивается от меня и превращает свое лицо в подобие убитой горем маски. Я целую ее.
– Ну, прости, прости… не обижайся. Ты понимаешь, это любовь к тебе превращает меня в подозрительного типа.
Судя по всему, я прощен. Она нежно гладит меня по волосам и заглядывает в глаза:
– У тебя, Сергей, какой-то сказочный и таинственный вид. Кажется, что ты помолодел на несколько дней. Совсем как мальчишка. Ты дрался? — спрашивает Алла, указывая пальчиком на порванный рукав и мотающийся, как собачий хвост, галстук. — Надеюсь, из-за меня?
– В какой-то мере.
– И кто вышел победителем?
Ответить мне не удается, так как в комнату, где мы ведем неспешный диалог, проникает кошка Багира. Багирой она считается чисто формально/условно так как отзывается и на Вагина, и на Скотина и на просто «пошла вон, дура». Да и не вяжется образ грациозной Багиры с этим свиноподобным существом. С появлением кошки внимание Аллы переключается на нее:
– Моя маленькая девочка пришла!
В ответ кошка тупо мяукает и трется о мои брюки. Легким движением ноги я отшвыриваю назойливое существо в сторону. Но недостаточно далеко. Через несколько секунд глупое мяуканье возобновляется у моих ног. Мое раздражение замечает Алла. Она поднимает эту рыжую бестию на руки и нянчится с ней, как с ребенком.
